Двухэтажные, со службами на заднем дворе, в окружении ухоженных садов. Ей казалось, что она различает запах роз, увивших стены. Жасмин, азалии и множество других цветов создавали дивное сочетание цвета и аромата, и невозможно было поверить, что где-то рядом идет война. Но чем ближе они подъезжали к Казначейству, тем чаще встречались то раненые мужчины, то женщины и дети с потерянными лицами, напоминавшие о войне.
Наконец старый слуга остановил повозку, и Элизабет поправила капор. Один из двух солдат, охранявших вход, подскочил, чтобы помочь ей сойти. Она хотела было сказать Джошу, что вернется домой пешком, но не стала, не желая возобновлять спор.
– В три часа, Джош.
– Буду ждать.
Войдя в вестибюль, Элизабет растерялась: здесь было полно женщин, стоял гул голосов, невообразимая сутолока. Наконец на нее обратила внимание полная пожилая дама – судя по платью, вдова – и спросила, чего она хочет. Когда Элизабет объяснила, та предложила ей следовать за собой и назвалась миссис Марстенд. Поднимаясь по ступеням, она объясняла, что здесь служат симпатичные женщины, работа особых усилий не требует, а атмосфера непринужденная.
Вскоре Элизабет уже устроилась на своем рабочем месте возле окна, откуда открывался вид на город, и познакомилась с двумя женщинами, которые должны были ввести ее в курс дела.
Миссис Томас Гэлоуэй была худенькая и бледная, трагическое выражение ее лица подчеркивала седая прядь в темных волосах. Она носила очки, и ее мягкий мелодичный выговор уроженки юга Виргинии напомнил Элизабет о доме. Миссис Кандейс Сойер обладала живыми голубыми глазами и ямочками на щеках. Эти обаятельные ямочки появлялись всякий раз, когда она улыбалась, что случалось часто, и потому сразу чувствовалось: характер у нее легкомысленный. Задавая вопрос, она тут же отвлекалась и перескакивала на другой предмет.
Как и обещала миссис Марстенд, работа оказалась несложной. Получив ручку, чернильницу и кипу документов, Элизабет должна была пронумеровать их. Некоторые занимались только тем, что собирали со всей огромной комнаты пронумерованные документы и разносили по кабинетам, где бумаги подписывались и датировались, а взамен появлялись все новые и новые. Элизабет получила итоговый лист, на котором указывался номер, с которого она должна начать, и в ее обязанность входило проставить там в конце дня номер, с которого нужно будет начать завтра. Работа оказалась нетрудная, но скучная. Через какое-то время она поймала себя на том, что прислушивается к болтовне соседок. Обсуждали, с той или иной степенью ажитации, повышение цен на муку. На прошлой неделе цена была шестнадцать долларов за баррель, на этой – уже сорок. Она узнала также, что туфли и сапоги, если их удается достать, стоят до пятидесяти долларов за пару. Цена на такой необходимый продукт, как соль, все время скачет. То она стоит семьдесят пять центов за фунт, а то городской совет предлагает ее жителям по пять центов. Сетовали, что рубашка стоит двенадцать долларов и что негры теперь одеты лучше, чем белые.
Миссис Гэлоуэй рассуждала в своей спокойной манере о бессовестных спекулянтах, интендантах и квартирмейстерах.
И так далее, и так далее...
В три часа объявили конец рабочего дня. Простившись с миссис Гэлоуэй, которая любезно предложила называть ее просто Тильдой, Элизабет сняла накидку и капор с отведенного ей крючка и покинула здание. Мистер Джош ждал ее на улице, запруженной колясками и повозками.
Успокоенная сообщением о том, что Николь вела себя хорошо, Элизабет стала думать о Колтере.
За ужином разговор вертелся вокруг ее первого рабочего дня. Николь, к огорчению матери, казалась ко всему равнодушной и все спрашивала, скоро ли вернется Колтер.
Чувствуя, что это неспроста, Элизабет, уложив дочь, присела на кровать и погладила девочку по головке.
– Что-нибудь случилось сегодня, моя драгоценная?
– Мы с Рут собирали орехи, а мистер Джош нашел для меня дерево.
– Дерево?
– Для качелей.
– Похоже, Николь, тебя это не слишком радует. А ведь тебе очень этого хотелось.
Через несколько минут Элизабет решила, что девочка заснула, и наклонилась, чтобы последний раз поцеловать ее в лобик. Но та еще не спала. Пытаясь понять, в чем дело, мать спросила:
– Ты сделала что-то не так и мистер Джош или Рут накричали на тебя?
– Нет, мама, нет. Ничего плохого я не делала. Ничего.
Она просунула ручонку под руку матери, которая все никак не могла понять, что же случилось. Николь не казалась испуганной, не вздрагивала, как в первые ночи, но все-таки что-то ее тревожило...
– Солнышко, ты же знаешь, что можешь все мне рассказать, даже если и провинилась. Говорить правду всегда лучше, чем бояться наказания. Ты же знаешь это. Пожалуйста, сладкая моя, расскажи, что тебя тревожит.
– Я видела чужого человека...
– О Господи!
– Я не сделала ничего дурного.
– Нет, конечно, нет, Николь. – Заставляя себя держаться спокойно, Элизабет погладила ребенка по голове. – Ты рассказала об этом мистеру Джошу? – Девочка помотала головой. – Почему? Он никому не позволит обидеть тебя. А Рут или Эмили знают? – Она тут же сообразила, что задает глупый вопрос, ведь они рассказали бы ей. Стараясь сдержать панику и не испугать дочь, Элизабет обняла ее. – Этот человек говорил с тобой?
– Нет. Он просто смотрел.
– Мистер Джош видел его?
Николь опять помотала головой, крепко прижимаясь к материнской руке.
– Он бы сказал, что мне опять почудилось.
– Почудилось? Почудилось, что ты кого-то видишь? Да, – ответила она сама, прежде чем девочка успела что-то сказать, – конечно, он так бы и подумал. Хорошо, родная, не беспокойся об этом больше. Мама все объяснит мистеру Джошу и Рут. Они сделают так, чтобы этот человек больше не появлялся. Ты же знаешь, они любят тебя и никому не дадут в обиду.
Посидев с дочкой еще немного, Элизабет поговорила со слугами, но не стала тревожить Эмили. Они пообещали не спускать с Николь глаз, а Джош добавил, что проверит, не скрывается ли где-нибудь рядом дезертир.
Элизабет пришлось удовлетвориться их заверениями, но, лежа в кровати и прижимая к щеке рубашку Колтера, она решила, что придется подумать о дополнительных мерах безопасности.
Благодаря щедрости полковника их кладовые были заполнены, и потому Элизабет решила, что купит на свое жалованье револьвер.
У Джоша было охотничье ружье, но ей хотелось револьвер.
Никогда раньше она не держала в руках оружия, а теперь научится. Элме не удастся забрать у нее дочь. Элизабет была уверена, что свекровь каким-то образом узнала, где они скрываются.
Поднялся ветер, в его завываниях было что-то трагическое. Молодая женщина наконец забылась беспокойным сном, преследуемая кошмарами прошлого.
Человек, наблюдавший за домом, потуже завернулся в шерстяное одеяло и прислонился к дереву, надеясь, что под утро не пойдет снег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Наконец старый слуга остановил повозку, и Элизабет поправила капор. Один из двух солдат, охранявших вход, подскочил, чтобы помочь ей сойти. Она хотела было сказать Джошу, что вернется домой пешком, но не стала, не желая возобновлять спор.
– В три часа, Джош.
– Буду ждать.
Войдя в вестибюль, Элизабет растерялась: здесь было полно женщин, стоял гул голосов, невообразимая сутолока. Наконец на нее обратила внимание полная пожилая дама – судя по платью, вдова – и спросила, чего она хочет. Когда Элизабет объяснила, та предложила ей следовать за собой и назвалась миссис Марстенд. Поднимаясь по ступеням, она объясняла, что здесь служат симпатичные женщины, работа особых усилий не требует, а атмосфера непринужденная.
Вскоре Элизабет уже устроилась на своем рабочем месте возле окна, откуда открывался вид на город, и познакомилась с двумя женщинами, которые должны были ввести ее в курс дела.
Миссис Томас Гэлоуэй была худенькая и бледная, трагическое выражение ее лица подчеркивала седая прядь в темных волосах. Она носила очки, и ее мягкий мелодичный выговор уроженки юга Виргинии напомнил Элизабет о доме. Миссис Кандейс Сойер обладала живыми голубыми глазами и ямочками на щеках. Эти обаятельные ямочки появлялись всякий раз, когда она улыбалась, что случалось часто, и потому сразу чувствовалось: характер у нее легкомысленный. Задавая вопрос, она тут же отвлекалась и перескакивала на другой предмет.
Как и обещала миссис Марстенд, работа оказалась несложной. Получив ручку, чернильницу и кипу документов, Элизабет должна была пронумеровать их. Некоторые занимались только тем, что собирали со всей огромной комнаты пронумерованные документы и разносили по кабинетам, где бумаги подписывались и датировались, а взамен появлялись все новые и новые. Элизабет получила итоговый лист, на котором указывался номер, с которого она должна начать, и в ее обязанность входило проставить там в конце дня номер, с которого нужно будет начать завтра. Работа оказалась нетрудная, но скучная. Через какое-то время она поймала себя на том, что прислушивается к болтовне соседок. Обсуждали, с той или иной степенью ажитации, повышение цен на муку. На прошлой неделе цена была шестнадцать долларов за баррель, на этой – уже сорок. Она узнала также, что туфли и сапоги, если их удается достать, стоят до пятидесяти долларов за пару. Цена на такой необходимый продукт, как соль, все время скачет. То она стоит семьдесят пять центов за фунт, а то городской совет предлагает ее жителям по пять центов. Сетовали, что рубашка стоит двенадцать долларов и что негры теперь одеты лучше, чем белые.
Миссис Гэлоуэй рассуждала в своей спокойной манере о бессовестных спекулянтах, интендантах и квартирмейстерах.
И так далее, и так далее...
В три часа объявили конец рабочего дня. Простившись с миссис Гэлоуэй, которая любезно предложила называть ее просто Тильдой, Элизабет сняла накидку и капор с отведенного ей крючка и покинула здание. Мистер Джош ждал ее на улице, запруженной колясками и повозками.
Успокоенная сообщением о том, что Николь вела себя хорошо, Элизабет стала думать о Колтере.
За ужином разговор вертелся вокруг ее первого рабочего дня. Николь, к огорчению матери, казалась ко всему равнодушной и все спрашивала, скоро ли вернется Колтер.
Чувствуя, что это неспроста, Элизабет, уложив дочь, присела на кровать и погладила девочку по головке.
– Что-нибудь случилось сегодня, моя драгоценная?
– Мы с Рут собирали орехи, а мистер Джош нашел для меня дерево.
– Дерево?
– Для качелей.
– Похоже, Николь, тебя это не слишком радует. А ведь тебе очень этого хотелось.
Через несколько минут Элизабет решила, что девочка заснула, и наклонилась, чтобы последний раз поцеловать ее в лобик. Но та еще не спала. Пытаясь понять, в чем дело, мать спросила:
– Ты сделала что-то не так и мистер Джош или Рут накричали на тебя?
– Нет, мама, нет. Ничего плохого я не делала. Ничего.
Она просунула ручонку под руку матери, которая все никак не могла понять, что же случилось. Николь не казалась испуганной, не вздрагивала, как в первые ночи, но все-таки что-то ее тревожило...
– Солнышко, ты же знаешь, что можешь все мне рассказать, даже если и провинилась. Говорить правду всегда лучше, чем бояться наказания. Ты же знаешь это. Пожалуйста, сладкая моя, расскажи, что тебя тревожит.
– Я видела чужого человека...
– О Господи!
– Я не сделала ничего дурного.
– Нет, конечно, нет, Николь. – Заставляя себя держаться спокойно, Элизабет погладила ребенка по голове. – Ты рассказала об этом мистеру Джошу? – Девочка помотала головой. – Почему? Он никому не позволит обидеть тебя. А Рут или Эмили знают? – Она тут же сообразила, что задает глупый вопрос, ведь они рассказали бы ей. Стараясь сдержать панику и не испугать дочь, Элизабет обняла ее. – Этот человек говорил с тобой?
– Нет. Он просто смотрел.
– Мистер Джош видел его?
Николь опять помотала головой, крепко прижимаясь к материнской руке.
– Он бы сказал, что мне опять почудилось.
– Почудилось? Почудилось, что ты кого-то видишь? Да, – ответила она сама, прежде чем девочка успела что-то сказать, – конечно, он так бы и подумал. Хорошо, родная, не беспокойся об этом больше. Мама все объяснит мистеру Джошу и Рут. Они сделают так, чтобы этот человек больше не появлялся. Ты же знаешь, они любят тебя и никому не дадут в обиду.
Посидев с дочкой еще немного, Элизабет поговорила со слугами, но не стала тревожить Эмили. Они пообещали не спускать с Николь глаз, а Джош добавил, что проверит, не скрывается ли где-нибудь рядом дезертир.
Элизабет пришлось удовлетвориться их заверениями, но, лежа в кровати и прижимая к щеке рубашку Колтера, она решила, что придется подумать о дополнительных мерах безопасности.
Благодаря щедрости полковника их кладовые были заполнены, и потому Элизабет решила, что купит на свое жалованье револьвер.
У Джоша было охотничье ружье, но ей хотелось револьвер.
Никогда раньше она не держала в руках оружия, а теперь научится. Элме не удастся забрать у нее дочь. Элизабет была уверена, что свекровь каким-то образом узнала, где они скрываются.
Поднялся ветер, в его завываниях было что-то трагическое. Молодая женщина наконец забылась беспокойным сном, преследуемая кошмарами прошлого.
Человек, наблюдавший за домом, потуже завернулся в шерстяное одеяло и прислонился к дереву, надеясь, что под утро не пойдет снег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54