Обычно в схватку вступали матросы или деревенский сброд; парни готовы были на все, лишь бы выиграть десять долларов, которые присуждались победителю.
– Лукас… – начала было она, но, взглянув в лицо мужа, замолчала.
Элизабет проснулась в полночь. Легкий ветерок колыхал занавески, и последние удары колокольни Святого Михаила звенели серебром, уподобляясь лунному свету, заливавшему округу. Она считала глубокие, гулкие удары, а затем устроилась поудобней под одеялом, чтобы с восклицанием сторожа уснуть. Неуклюжие шаги по лестнице заставили ее широко открыть глаза.
Лукас вошел в комнату. В голубоватом лунном свете его шрам казался пурпурным. Рот его устрашающе распух, прилипший сгусток сухой крови казался черным. Рубашка была в пятнах крови и пота. Испарения виски заглушали запах детской мочи. Элизабет затрепетала.
Больше месяца прошло со дня рождения Кэтрин и той ужасной сцены, когда Лукас вернулся домой пьяный. Она попыталась отвлечься от воспоминаний, которые наталкивали ее на другие, еще более ужасные. Она испытывала муку, когда Лукас после трехдневного перерыва вновь возобновил супружеские отношения, но эту боль можно было терпеть. Такова уж доля жены, думала Элизабет, к тому же это не длится долго. Он ее муж, что поделаешь. Но пьяный Лукас – совсем иное. Он чужой, жестокий, бесчувственный, способный безжалостно мучить ее. Элизабет беспомощно замерла, чувствуя его гнев.
Движения его были судорожны и беспорядочны. Элизабет заметила багровые костяшки, когда он возился с пуговицами рубахи. Яростным рывком Лукас распахнул рубаху. Лиззи попыталась закрыть глаза, но не могла. Она не могла оторвать взгляда от синяков на его лице.
«Это твой муж, – сказала она себе. – Он изранен. Встань и позаботься о нем».
Но она была не в силах шевельнуться. Лукас опустился на стул и снял башмаки. Затем он стащил с себя брюки вместе с нижним бельем и повернулся к умывальнику. Он вылил себе на голову весь кувшин.
Неверными шагами он подошел к окну, задернул занавески и направился к кровати.
– Поприветствуй свою дорогую женушку, – хрипло сказал он. – Привет, жена, – хмыкнув, пьяным голосом продолжал Лукас. – Проснись, жена.
Элизабет начала задыхаться от страха.
– Что это ты? – сказал Лукас. Дыхание его было зловонным. Элизабет затошнило.
Он рукой нащупал ее веки:
– Подсматриваешь!
Он схватил ее за плечи и встряхнул. Элизабет начала мучительно кашлять.
– Прекрати! – прошипел Лукас. – Перестань смеяться! Он шлепнул ее ладонью по голове и швырнул на упругие подушки и матрас. Элизабет хватала ртом воздух, но в горле стоял ком.
Лукас навалился на нее.
– Сука, – пробурчал он ей в ухо. – Прекрати. Прекрати, или я убью тебя. Никто не смеет потешаться надо мной. – Он ударил кулаком по подушке.
Элизабет лишилась чувств.
С утратой сознания ее покинули боль и страх. Дыхание было затрудненным, но спазм прекратился.
– Так-то лучше, – пробурчал Лукас, – Муж имеет свои права. Нечего смеяться, когда мужчина берет свое. Что тут смешного?
Он втолкнул пальцем свой короткий член в израненное тело Элизабет. Она шевельнулась – острая боль проникла даже сквозь тьму, которая защищала ее.
Голодный крик Кэтрин заставил Элизабет очнуться. Она услышала храп Лукаса, и ее передернуло. Элизабет поспешно надела халат и подошла к младенцу.
В комнату заглянула Хэтти:
– Мисс Лиззи, все в порядке?
Элизабет кивнула:
– Да, Хэтти. Я шагнула мимо приступки кровати и упала. Немного ушиблась. Дай же мне моего голодного ангелочка.
Когда Кэтрин насытилась и уснула, Элизабет тихонько сошла вниз по лестнице. Она оделась и сидела на кухне до шести утра. Утреннее кормление всегда происходило на кухне.
Лукас спустился вниз, одетый в охотничье платье. Позавтракал он одной кашей, так как совсем не мог жевать.
– Пойду в лес постреляю, – промямлил он. – Вернусь, когда рот заживет.
Больше он ничего не сказал.
– Лукас на охоте с друзьями, – сказала Элизабет своей матери спустя несколько часов. – Я знаю, он будет сожалеть, что не простился с тобой.
– Передай ему мой искренний привет, – сказала Мэри. – И мне жаль, что мы не попрощаемся. Но я не могу оставаться дольше. Адаму так трудно без меня, бедняжке. Если бы Пинни не задержался, я бы уехала с Адамом три недели назад. Ты ведь теперь сама замужем и должна понимать, как беспомощны без нас мужчины.
– Мне ничего неизвестно о мужчинах, мама. И менее всего о Лукасе. Я не могу понять его.
Мэри всплеснула руками:
– Не пытайся понять его, Лиззи. Мужчины не любят умных женщин. Все, что им нужно, – это забота.
Элизабет ухватилась за спасительную соломинку, каковой ей представилась мудрость пожилой женщины:
– А что, если они требуют чего-то… чего-то ужасного?
Ее мать покраснела:
– Мне бы хотелось, чтобы вы, молодежь, не обсуждали вслух свои интимные дела. Это нехорошо и затруднительно.
Элизабет заплакала:
– Мама, пожалуйста, помоги мне. Ведь ты моя мама! Мне больше не с кем посоветоваться.
Мэри отвела взгляд.
– Вспомни свою клятву пред алтарем, – сказала она. – Ты поклялась слушаться и повиноваться. Писание учит нас, что жены должны быть во всем послушны своим мужьям. Прекрати плакать. Ты, девочка, счастливей всех на свете: у тебя красавец муж и очаровательный ребенок. Только ты должна забыть о норове Трэддов. Поняла?
– Да, мэм.
– Поцелуй меня на прощание. И будь хорошей девочкой.
Элизабет подставила мокрую от слез щеку мягким губам матери.
Через три дня вернулся Лукас. Он застал Хэтти рядом с полной, рыхлой кормилицей-негритянкой, которая держала у груди Кэтрин. Элизабет была больна.
– Истощение, – сказал Лукасу доктор Перигрю. – Я с самого начала советовал ей нанять кормилицу, но она не послушалась. А теперь вот пришлось. Ваша жена нуждается в длительном отдыхе. Пинкни целыми днями находится возле нее. Но сами понимаете, и ему надо отдохнуть. Он высох, как хворостина.
Лукас ухаживал за Элизабет, дрожа над ней, как если бы она была хрустальной. Целую неделю она пылала от лихорадки. Потом начала поправляться, но была слаба и хотела только одного – спать. Хэтти окончательно исцелила ее.
– Вы хотите, чтобы малышка осталась сиротой? – спросила она. – Мне стыдно за вас.
Десятого июня мистер и миссис Купер, Хэтти и Делия переехали на остров Салливан. Хэтти светилась от счастья: ее соперницу, рыхлую нянюшку, уволили. Элизабет чувствовала себя не вполне здоровой, но была этому рада. Теперь Лукас долго не вернется в ее постель. Она снова забеременела.
40
В гостиную Энсонов вдруг донесся ужасающий шум: визгливые ругательства перемежались звоном разбитого стекла и выкриками, призывающими к спокойствию. Скандал длился почти полчаса.
– Они всегда так? – поинтересовался Пинкни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171
– Лукас… – начала было она, но, взглянув в лицо мужа, замолчала.
Элизабет проснулась в полночь. Легкий ветерок колыхал занавески, и последние удары колокольни Святого Михаила звенели серебром, уподобляясь лунному свету, заливавшему округу. Она считала глубокие, гулкие удары, а затем устроилась поудобней под одеялом, чтобы с восклицанием сторожа уснуть. Неуклюжие шаги по лестнице заставили ее широко открыть глаза.
Лукас вошел в комнату. В голубоватом лунном свете его шрам казался пурпурным. Рот его устрашающе распух, прилипший сгусток сухой крови казался черным. Рубашка была в пятнах крови и пота. Испарения виски заглушали запах детской мочи. Элизабет затрепетала.
Больше месяца прошло со дня рождения Кэтрин и той ужасной сцены, когда Лукас вернулся домой пьяный. Она попыталась отвлечься от воспоминаний, которые наталкивали ее на другие, еще более ужасные. Она испытывала муку, когда Лукас после трехдневного перерыва вновь возобновил супружеские отношения, но эту боль можно было терпеть. Такова уж доля жены, думала Элизабет, к тому же это не длится долго. Он ее муж, что поделаешь. Но пьяный Лукас – совсем иное. Он чужой, жестокий, бесчувственный, способный безжалостно мучить ее. Элизабет беспомощно замерла, чувствуя его гнев.
Движения его были судорожны и беспорядочны. Элизабет заметила багровые костяшки, когда он возился с пуговицами рубахи. Яростным рывком Лукас распахнул рубаху. Лиззи попыталась закрыть глаза, но не могла. Она не могла оторвать взгляда от синяков на его лице.
«Это твой муж, – сказала она себе. – Он изранен. Встань и позаботься о нем».
Но она была не в силах шевельнуться. Лукас опустился на стул и снял башмаки. Затем он стащил с себя брюки вместе с нижним бельем и повернулся к умывальнику. Он вылил себе на голову весь кувшин.
Неверными шагами он подошел к окну, задернул занавески и направился к кровати.
– Поприветствуй свою дорогую женушку, – хрипло сказал он. – Привет, жена, – хмыкнув, пьяным голосом продолжал Лукас. – Проснись, жена.
Элизабет начала задыхаться от страха.
– Что это ты? – сказал Лукас. Дыхание его было зловонным. Элизабет затошнило.
Он рукой нащупал ее веки:
– Подсматриваешь!
Он схватил ее за плечи и встряхнул. Элизабет начала мучительно кашлять.
– Прекрати! – прошипел Лукас. – Перестань смеяться! Он шлепнул ее ладонью по голове и швырнул на упругие подушки и матрас. Элизабет хватала ртом воздух, но в горле стоял ком.
Лукас навалился на нее.
– Сука, – пробурчал он ей в ухо. – Прекрати. Прекрати, или я убью тебя. Никто не смеет потешаться надо мной. – Он ударил кулаком по подушке.
Элизабет лишилась чувств.
С утратой сознания ее покинули боль и страх. Дыхание было затрудненным, но спазм прекратился.
– Так-то лучше, – пробурчал Лукас, – Муж имеет свои права. Нечего смеяться, когда мужчина берет свое. Что тут смешного?
Он втолкнул пальцем свой короткий член в израненное тело Элизабет. Она шевельнулась – острая боль проникла даже сквозь тьму, которая защищала ее.
Голодный крик Кэтрин заставил Элизабет очнуться. Она услышала храп Лукаса, и ее передернуло. Элизабет поспешно надела халат и подошла к младенцу.
В комнату заглянула Хэтти:
– Мисс Лиззи, все в порядке?
Элизабет кивнула:
– Да, Хэтти. Я шагнула мимо приступки кровати и упала. Немного ушиблась. Дай же мне моего голодного ангелочка.
Когда Кэтрин насытилась и уснула, Элизабет тихонько сошла вниз по лестнице. Она оделась и сидела на кухне до шести утра. Утреннее кормление всегда происходило на кухне.
Лукас спустился вниз, одетый в охотничье платье. Позавтракал он одной кашей, так как совсем не мог жевать.
– Пойду в лес постреляю, – промямлил он. – Вернусь, когда рот заживет.
Больше он ничего не сказал.
– Лукас на охоте с друзьями, – сказала Элизабет своей матери спустя несколько часов. – Я знаю, он будет сожалеть, что не простился с тобой.
– Передай ему мой искренний привет, – сказала Мэри. – И мне жаль, что мы не попрощаемся. Но я не могу оставаться дольше. Адаму так трудно без меня, бедняжке. Если бы Пинни не задержался, я бы уехала с Адамом три недели назад. Ты ведь теперь сама замужем и должна понимать, как беспомощны без нас мужчины.
– Мне ничего неизвестно о мужчинах, мама. И менее всего о Лукасе. Я не могу понять его.
Мэри всплеснула руками:
– Не пытайся понять его, Лиззи. Мужчины не любят умных женщин. Все, что им нужно, – это забота.
Элизабет ухватилась за спасительную соломинку, каковой ей представилась мудрость пожилой женщины:
– А что, если они требуют чего-то… чего-то ужасного?
Ее мать покраснела:
– Мне бы хотелось, чтобы вы, молодежь, не обсуждали вслух свои интимные дела. Это нехорошо и затруднительно.
Элизабет заплакала:
– Мама, пожалуйста, помоги мне. Ведь ты моя мама! Мне больше не с кем посоветоваться.
Мэри отвела взгляд.
– Вспомни свою клятву пред алтарем, – сказала она. – Ты поклялась слушаться и повиноваться. Писание учит нас, что жены должны быть во всем послушны своим мужьям. Прекрати плакать. Ты, девочка, счастливей всех на свете: у тебя красавец муж и очаровательный ребенок. Только ты должна забыть о норове Трэддов. Поняла?
– Да, мэм.
– Поцелуй меня на прощание. И будь хорошей девочкой.
Элизабет подставила мокрую от слез щеку мягким губам матери.
Через три дня вернулся Лукас. Он застал Хэтти рядом с полной, рыхлой кормилицей-негритянкой, которая держала у груди Кэтрин. Элизабет была больна.
– Истощение, – сказал Лукасу доктор Перигрю. – Я с самого начала советовал ей нанять кормилицу, но она не послушалась. А теперь вот пришлось. Ваша жена нуждается в длительном отдыхе. Пинкни целыми днями находится возле нее. Но сами понимаете, и ему надо отдохнуть. Он высох, как хворостина.
Лукас ухаживал за Элизабет, дрожа над ней, как если бы она была хрустальной. Целую неделю она пылала от лихорадки. Потом начала поправляться, но была слаба и хотела только одного – спать. Хэтти окончательно исцелила ее.
– Вы хотите, чтобы малышка осталась сиротой? – спросила она. – Мне стыдно за вас.
Десятого июня мистер и миссис Купер, Хэтти и Делия переехали на остров Салливан. Хэтти светилась от счастья: ее соперницу, рыхлую нянюшку, уволили. Элизабет чувствовала себя не вполне здоровой, но была этому рада. Теперь Лукас долго не вернется в ее постель. Она снова забеременела.
40
В гостиную Энсонов вдруг донесся ужасающий шум: визгливые ругательства перемежались звоном разбитого стекла и выкриками, призывающими к спокойствию. Скандал длился почти полчаса.
– Они всегда так? – поинтересовался Пинкни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171