Он был в костюме, как взрослый. Пинкни знакомил друга с непривычным вкусом шампанского. Всем слугам помимо новой одежды были подарены чистые блокноты в кожаном переплете. На каждого домочадца был теперь открыт счет в Национальном свободном банке и Страховой компании. Правительственный банк Соединенных Штатов открывал счет на любого негра, который вкладывал пять центов. Подданные Элии имели для начала по пять долларов и сияющий пенни в придачу на проезд в казенном экипаже, которые начали курсировать от Уайт Пойнт Гарденс до окраинной Шепард-стрит.
Джулия Эшли привезла олений окорок и корзину с ветвями падуба и сосны для украшения дома. Она вернулась из Барони за неделю до Рождества, еще более исхудавшая. Джулия неохотно отвечала на вопросы о жизни на плантации и тем не менее казалась счастливой, даже благодушной.
Когда они с Эммой Энсон ушли навестить своих подруг, Мэри и Пинкни стали размышлять, что могло так изменить Джулию. Тень нашел разгадку.
– Мисс Эшли, сколько я знаю ее, всегда искала трудностей. Теперь, в Барони, их у нее предостаточно. Некоторые люди счастливы только в борьбе.
Первый послевоенный бал святой Цецилии имел – как и все порядочные празднества – невидимые подводные течения и встречные потоки. Явной была радость воссоединения с чарлстонцами, которые вынуждены были уехать из города. Почти все без исключения нашли возможность приехать в Чарлстон, чтобы навестить давних друзей и родственников, обменяться новостями, накопившимися за время разлуки, и вновь почувствовать себя дома, как если бы войны и не бывало и традиционное событие неукоснительно происходило из года в год.
Не менее оживленно, хотя и не столь броско, прошло представление дебютанток. Девушки, пропустившие «свой» год, в белых платьях совершили большой парад с отцами, братьями или дедами. Все участницы с гордой улыбкой высоко держали головы, и веселы были зрители; никто как бы не замечал ни поредевших рядов мужчин, ни необычных пар, когда взрослую девицу сопровождал брат-малолеток. Мистер Энсон вел Лавинию, хотя девушка была уже помолвлена. Нельзя было лишать девушку ее выхода, который она будет помнить всю жизнь. Конечно же, Пинкни был записан в ее карточке на шестнадцатый танец – этот номер всегда оставляли для возлюбленных и мужей.
Пышные бальные юбки покачивались и опускались в глубоких реверансах, платья были украшены извлеченными с чердаков пышными кружевами и только что срезанными белыми гардениями. Мамаши исподтишка взглядывали на белые лайковые перчатки дочерей. Их отчищали зерном со времени, как был объявлен бал. Некоторые чарлстонцы могли позволить себе приобрести новые, но они не хотели ставить в неловкое положение своих менее зажиточных друзей. У миссис Сиклз хватило такта почувствовать себя неловко в своем ослепительно свежем платье, туфельках и перчатках. Чарлстонские дамы были столь милосердны, что искусно скрыли величайшее удовлетворение, которое им доставило затруднительное положение миссис Сиклз.
Прежде чем начались танцы, юные девицы успели украдкой бросить взгляд на свои танцевальные карточки. Как и на прежних балах, которые происходили более ста лет подряд, иные имена вызывали облегченный вздох, иные встречались с отчаянием и по крайней мере одно приводило в ужас. И все же это был настоящий бал, а для одетых в белое девушек – их первый в жизни бал. Музыка заставляла волноваться; мужчины и юноши выглядели очень романтично в своих бальных костюмах; возбуждение всех и каждого было заразительно. Вне сомнений, этот бал они запомнят на всю жизнь.
Мистер Энсон учтиво поклонился миниатюрной девушке в белом атласном платье. Генерал Сиклз сделал было шаг вперед, но маленькая решительная рука удержала его.
– Ведь вы не намерены устроить сцену, генерал, – прошептала Салли Бретон. Это была не просьба – требование.
– На первый танец ему следовало пригласить мою жену, – сердито пробормотал Сиклз.
– Но, генерал, – возразила Салли с очаровательной улыбкой, – тогда вам не следовало являться на бал святой Цецилии. Той, что вышла замуж перед самым балом, председатель Общества всегда оказывает честь, приглашая ее на первый танец. Я знала девушек, которые были готовы выйти замуж за кого угодно, лишь бы это случилось ко времени бала. Ах, наши бедные священники! Требуется великая дипломатия, чтобы составить расписание свадеб в эту пору. Но и опасность подружиться с бутылкой не менее велика.
Сиклз улыбнулся.
Назревавший конфликт благополучно разрешился.
Долгий головокружительный вечер показался генералу Дэниэлу Сиклзу, герою Геттисберга, столь тяжким испытанием, что вся война вспоминалась теперь как пикник. Однако ни его, ни жену никто не оскорбил, не выказывал им неуважения даже вскользь. Напротив, и леди, и джентльмены Чарлстона были столь любезны и предупредительны и так искренне заботились, чтобы гости чувствовали себя хорошо и наслаждались весельем, что даже миссис Сиклз, дама на редкость малосообразительная, и та почувствовала какой-то неуловимый подвох. Несчастный генерал, который настаивал на приглашении только оттого, что жена замучила его просьбами, сделался неловким, почти неуклюжим. Он то и дело наступал на ноги своим партнершам, даже Салли Бретон, легкость которой в вальсе вошла в легенды. Дамы отказывались принимать его извинения и брали вину на себя, что заставляло его только сильнее почувствовать собственную неуклюжесть. Не прошло и часа, как он ужасно вспотел. Через два часа он готов был задушить свою жену. А к тому времени, как столы стали накрывать к ужину, генералу жизнь была не мила.
Что же касается чарлстонцев, присутствие двух чужаков отточило их остроумие и придало изысканный оттенок удовольствию.
– Только весьма культурные люди, – сказала Джулия Эшли своему племяннику, – способны оценить утонченность. У китайцев ножи столь остры, что человек видит себя в алых лентах прежде, чем почувствует порезы. Я давно так не наслаждалась.
Завершая бал, оркестр исполнил вальс «Голубой Дунай». Губы Эммы Энсон задрожали, но она заставила себя удержаться от слез. Так же завершался последний предвоенный бал святой Цецилии. Музыка была тогда новой, как и наряды чарлстонцев, слушающих ее теперь, шесть лет спустя. Все было по-прежнему, несмотря ни на что. Эмма развернула старый голубой веер, чтобы скрыть за ним лицо, пока она вновь не успокоилась.
– Я кокетничаю с тобой, Джошуа Энсон, – сказала она мужу, когда он с поклоном предстал перед ней.
– Дорогая, ты похитила мое сердце. Давай-ка покажем молодежи, как танцуют вальс.
Эмма Энсон встала и, сделав глубокий реверанс, шагнула в крепкие объятия своего супруга. Ей уже не было грустно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171
Джулия Эшли привезла олений окорок и корзину с ветвями падуба и сосны для украшения дома. Она вернулась из Барони за неделю до Рождества, еще более исхудавшая. Джулия неохотно отвечала на вопросы о жизни на плантации и тем не менее казалась счастливой, даже благодушной.
Когда они с Эммой Энсон ушли навестить своих подруг, Мэри и Пинкни стали размышлять, что могло так изменить Джулию. Тень нашел разгадку.
– Мисс Эшли, сколько я знаю ее, всегда искала трудностей. Теперь, в Барони, их у нее предостаточно. Некоторые люди счастливы только в борьбе.
Первый послевоенный бал святой Цецилии имел – как и все порядочные празднества – невидимые подводные течения и встречные потоки. Явной была радость воссоединения с чарлстонцами, которые вынуждены были уехать из города. Почти все без исключения нашли возможность приехать в Чарлстон, чтобы навестить давних друзей и родственников, обменяться новостями, накопившимися за время разлуки, и вновь почувствовать себя дома, как если бы войны и не бывало и традиционное событие неукоснительно происходило из года в год.
Не менее оживленно, хотя и не столь броско, прошло представление дебютанток. Девушки, пропустившие «свой» год, в белых платьях совершили большой парад с отцами, братьями или дедами. Все участницы с гордой улыбкой высоко держали головы, и веселы были зрители; никто как бы не замечал ни поредевших рядов мужчин, ни необычных пар, когда взрослую девицу сопровождал брат-малолеток. Мистер Энсон вел Лавинию, хотя девушка была уже помолвлена. Нельзя было лишать девушку ее выхода, который она будет помнить всю жизнь. Конечно же, Пинкни был записан в ее карточке на шестнадцатый танец – этот номер всегда оставляли для возлюбленных и мужей.
Пышные бальные юбки покачивались и опускались в глубоких реверансах, платья были украшены извлеченными с чердаков пышными кружевами и только что срезанными белыми гардениями. Мамаши исподтишка взглядывали на белые лайковые перчатки дочерей. Их отчищали зерном со времени, как был объявлен бал. Некоторые чарлстонцы могли позволить себе приобрести новые, но они не хотели ставить в неловкое положение своих менее зажиточных друзей. У миссис Сиклз хватило такта почувствовать себя неловко в своем ослепительно свежем платье, туфельках и перчатках. Чарлстонские дамы были столь милосердны, что искусно скрыли величайшее удовлетворение, которое им доставило затруднительное положение миссис Сиклз.
Прежде чем начались танцы, юные девицы успели украдкой бросить взгляд на свои танцевальные карточки. Как и на прежних балах, которые происходили более ста лет подряд, иные имена вызывали облегченный вздох, иные встречались с отчаянием и по крайней мере одно приводило в ужас. И все же это был настоящий бал, а для одетых в белое девушек – их первый в жизни бал. Музыка заставляла волноваться; мужчины и юноши выглядели очень романтично в своих бальных костюмах; возбуждение всех и каждого было заразительно. Вне сомнений, этот бал они запомнят на всю жизнь.
Мистер Энсон учтиво поклонился миниатюрной девушке в белом атласном платье. Генерал Сиклз сделал было шаг вперед, но маленькая решительная рука удержала его.
– Ведь вы не намерены устроить сцену, генерал, – прошептала Салли Бретон. Это была не просьба – требование.
– На первый танец ему следовало пригласить мою жену, – сердито пробормотал Сиклз.
– Но, генерал, – возразила Салли с очаровательной улыбкой, – тогда вам не следовало являться на бал святой Цецилии. Той, что вышла замуж перед самым балом, председатель Общества всегда оказывает честь, приглашая ее на первый танец. Я знала девушек, которые были готовы выйти замуж за кого угодно, лишь бы это случилось ко времени бала. Ах, наши бедные священники! Требуется великая дипломатия, чтобы составить расписание свадеб в эту пору. Но и опасность подружиться с бутылкой не менее велика.
Сиклз улыбнулся.
Назревавший конфликт благополучно разрешился.
Долгий головокружительный вечер показался генералу Дэниэлу Сиклзу, герою Геттисберга, столь тяжким испытанием, что вся война вспоминалась теперь как пикник. Однако ни его, ни жену никто не оскорбил, не выказывал им неуважения даже вскользь. Напротив, и леди, и джентльмены Чарлстона были столь любезны и предупредительны и так искренне заботились, чтобы гости чувствовали себя хорошо и наслаждались весельем, что даже миссис Сиклз, дама на редкость малосообразительная, и та почувствовала какой-то неуловимый подвох. Несчастный генерал, который настаивал на приглашении только оттого, что жена замучила его просьбами, сделался неловким, почти неуклюжим. Он то и дело наступал на ноги своим партнершам, даже Салли Бретон, легкость которой в вальсе вошла в легенды. Дамы отказывались принимать его извинения и брали вину на себя, что заставляло его только сильнее почувствовать собственную неуклюжесть. Не прошло и часа, как он ужасно вспотел. Через два часа он готов был задушить свою жену. А к тому времени, как столы стали накрывать к ужину, генералу жизнь была не мила.
Что же касается чарлстонцев, присутствие двух чужаков отточило их остроумие и придало изысканный оттенок удовольствию.
– Только весьма культурные люди, – сказала Джулия Эшли своему племяннику, – способны оценить утонченность. У китайцев ножи столь остры, что человек видит себя в алых лентах прежде, чем почувствует порезы. Я давно так не наслаждалась.
Завершая бал, оркестр исполнил вальс «Голубой Дунай». Губы Эммы Энсон задрожали, но она заставила себя удержаться от слез. Так же завершался последний предвоенный бал святой Цецилии. Музыка была тогда новой, как и наряды чарлстонцев, слушающих ее теперь, шесть лет спустя. Все было по-прежнему, несмотря ни на что. Эмма развернула старый голубой веер, чтобы скрыть за ним лицо, пока она вновь не успокоилась.
– Я кокетничаю с тобой, Джошуа Энсон, – сказала она мужу, когда он с поклоном предстал перед ней.
– Дорогая, ты похитила мое сердце. Давай-ка покажем молодежи, как танцуют вальс.
Эмма Энсон встала и, сделав глубокий реверанс, шагнула в крепкие объятия своего супруга. Ей уже не было грустно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171