– Такое ощущение, будто я возглавляю похоронный кортеж, – процедила Джорджи. – Хоть бы раз удалось выйти из дому непричесанной и без макияжа и не попасться на глаза папарацци.
Брэм глянул в зеркало заднего вида.
– Нет ничего отвратительнее знаменитости, жалующейся на тяготы славы.
– Первый раз я столкнулась с этим, когда начала встречаться с Лансом. Тебе же пришлось это терпеть всего несколько дней.
– Черт возьми, меня тоже фотографировали, и не раз!
– Секс-видео не считается. И посмотрим, будешь ли ты столь же жизнерадостным через полгода такой жизни.
Брэм остановился на красный свет, и Джорджи замолчала, предоставив ему сосредоточиться на дороге.
Движение было не слишком плотным, и шакалы оставались с ними до самого Малибу. К «похоронной процессии» присоединилось еще несколько мини-вэнов, хотя папарацци наверняка сообразили, что новобрачные едут к одному из частных пляжей.
Люди, приезжавшие в Малибу впервые, бывали поражены, когда видели длинные участки шоссе, отгороженные частными гаражами, образующими плотную стену, которая не давала проникнуть на пляж никому, кроме тех счастливчиков, что здесь жили. Проехав мимо домика Тревора, Брэм свернул с дороги и остановился перед серовато-коричневыми дверями гаража.
Ночь была точно такой, какие описываются в любовных романах. Лунный свет покрыл морозной сединой гребни волн. Прибой набегал на берег. Прохладный песок забивался между пальцами. Не хватало только любимого человека.
Джорджи вспомнила обрывок беседы Брэма с таинственной Кейтлин. Сколько времени пройдет, прежде чем она окажется замешанной в новый скандал из-за очередной женщины?
Они подходили к воде, и Брэм замедлил шаги. Лунный свет серебрил кончики его ресниц.
– Ты права, Скутер, – неожиданно сказал он. – Той ночью на яхте я вел себя как последний кретин. Прости меня.
Джорджи впервые слышала его извинения, однако в душе накопилось так много обид и стыда, что их невозможно было развеять несколькими словами.
– Извинения не приняты.
– Ладно.
– И это все?
Брэм сунул руки в карманы.
– Не знаю, что еще сказать. Это случилось, и я отнюдь не горжусь собой.
– Ты хотел разрядиться, – с горечью сказала Джорджи, – и тут очень удачно подвернулась я.
– Брось, – отмахнулся Брэм. В отличие от Джорджи он не надел свитер, и футболка обтягивала его мускулистую грудь. – В ту ночь я мог бы получить разрядку с любой женщиной на борту. И я не хвастаюсь. Ты сама это знаешь.
Волна лизнула ее щиколотки.
– Но ты ведь этого не сделал. Ты выбрал безмозглую дуреху.
– Ты не была дурехой. Скорее наивной девочкой.
Джорджи очень хотелось кое-что спросить, однако она боялась взглянуть на него и поэтому нагнулась, чтобы подвернуть джинсы.
– Почему ты это сделал?
– А ты как думаешь? – Брэм подобрал камешек и швырнул в воду. – Хотел поставить тебя на место. Сбить спесь. Показать, что, хотя папочка выбил для тебя положение звезды и больший гонорар, я смогу заставить тебя сделать все, что захочу.
– Славный малый, – бросила Джорджи, выпрямляясь.
– Ты сама хотела все знать.
Он извинился!
И от этого у Джорджи стало легче на душе. Не настолько, чтобы простить его, однако настолько, чтобы сосуществовать с ним, пока длится этот фарс, именуемый браком.
Они снова пошли по берегу.
– Это было так давно, – вздохнула она, обходя песочную черепаху, вылепленную какими-то ребятишками. – И никто особенно не пострадал.
– Ты оказалась девственницей. Я и тогда не поверил той чепухе о романе с каким-то старикашкой.
– С Хью Грантом, – выпалила она.
– Неужели?
Джорджи заправила за ухо непокорную прядь.
– Хью говорил, что у меня возвышенная душа. Нет, погоди, это был Колин Ферт. Вечно путаю тех стареющих британцев, с которыми спала.
– Общая проблема.
Еще один камень полетел в воду.
Джорджи подняла голову и взглянула на одинокую звезду, только что взошедшую на небе. В прошлом году, на какой-то пляжной вечеринке, ей сказали, что это не звезда, а международная космическая станция.
– Кто она?
– Ты о ком?
– О той женщине, с которой ты разговаривал сегодня утром по мобильному.
– Какие у тебя большие уши!
– Не рановато ли для измен? Хотя, должна признать, наш медовый месяц пока что может считаться настоящим кошмаром. – Она глубже вонзила каблуки в песок. – Когда речь заходит о твоих пороках, я стараюсь их не приуменьшать.
– А ты явно помудрела.
– Дело не только в сексе, Брэм. Во всем. Тебе достался выигрышный билет. Возможность, которая бывает раз в жизни. «Скип и Скутер». А ты все профукал. Не ценил того, что имел.
– Ценил. То, что мне это дало. Машины, женщин, спиртное, наркотики, халявную дизайнерскую одежду, коллекцию «Ролексов», большие дома, где я мог зависать с приятелями. Вот это была жизнь!
– Я заметила.
– Так меня воспитали – трать все, что имеешь. И я наслаждался каждой секундой.
Он получал удовольствие за счет окружающих. Джорджи подтянула рукава кардигана.
– А сколько людей дорого заплатили за твои забавы? Актеры, съемочная бригада…
– Да, тут ты прижала меня к стене.
– Ты тоже заплатил дорогую цену.
– Но ты не услышишь моих жалоб.
– Не услышу.
Он вдруг вскинул голову:
– Черт!
– Что…
Он рывком притянул ее к себе и раздавил губы неистовым поцелуем. Одна рука скользнула под ее топ и легла на поясницу, другая сжала бедро. Волна захлестнула их ноги, обвилась вокруг щиколоток. Идеальная страсть при свете луны…
– Камеры, – прохрипел он ей в губы, словно Джорджи еще не поняла, в чем дело.
Джорджи обхватила его шею и склонила голову набок. Неужели они воображали, будто их оставят в покое, пусть даже и на считавшемся частным пляже?! Шакалы пролезут в любую дырку. Интересно, сколько дадут за эти снимки? Наверное, много.
Их поцелуи становились все жарче. Все крепче. Ее груди прижались к его груди, соски стало покалывать. Джорджи ощутила, как твердеет его член.
– Придется немного тебя пощупать, – шепнул Брэм. Его ладонь скользнула по ее ребрам и сжала грудь. Этого не мог разглядеть ни один фотограф. Брэм ласкал ее через лифчик, и грязные маленькие лужицы недозволенного возбуждения стали собираться внизу живота. У нее так давно не было мужчин… впрочем, она в полной безопасности. Потому что все это спектакль. И потому что он не зайдет слишком далеко. Ровно настолько насколько она ему позволит.
Его пальцы обводили холмики груди, выступавшей из чашечки лифчика.
– Когда мы перестанем играть в эти игры, – едва слышно пообещал он, – я возьму тебя так жестко и глубоко, что ты захочешь, чтобы это длилось вечно.
И эти откровенно грубые слова неожиданно послали выброс жара, охватившего ее с ног до головы. И ей ничуть не было стыдно. Это не личные отношения, а чисто физические.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103