Слабый свет луны только тогда откроет ее присутствие машинисту, когда он не будет в состоянии остановить паровоз.
Несчастная погибла; вблизи, казалось, не было ни одного человеческого существа.
Вдруг послышался хруст и шорох от приближающихся тяжелых шагов; показался свет и фигура мужчины, который шел по той стороне вдоль рельсов, держа в правой руке флаг, а в левой фонарь; он вышел из сторожевой будки, видневшейся вдали в виде темного силуэта.
Он смотрел на приближающийся поезд, а не на темную массу, лежавшую по ту сторону рельсов: он не заметил несчастной Маргариты, а через секунду будет поздно. Страшное чудовище уже приближается, громко раздаются пыхтение и свист.
Наконец девушка проснулась, но не могла так скоро собраться с мыслями, чтобы избегнуть ужасной опасности. Маргарита встала, озираясь кругом; теперь только увидел ее сторож; ее движение заставило его оглянуться в ту сторону. С криком ужаса измерил он расстояние до поезда: он сам подвергнется опасности, если вздумает перейти рельсы; но, решившись, он перескочил, видя перед собой смерть и однако не страшась ее, чтобы спасти девушку. Если вдруг соскользнет нога, если непредвиденное препятствие заставит его остановиться, то погибнут два человеческих существа.
Но рука Божия помогла отважному, благородному человеку. Сделав несколько скачков, он был уже возле Маргариты, схватил ее, и в это время промчался паровоз, задев только платье девушки и изорвав его на куски. Сторож, дрожа от испуга и страха, крепко держал спасенную в своих руках.
Вагоны с быстротой молнии мчались мимо.
Все это представлялось Маргарите каким-то страшным сном; она пристально смотрела на удалявшийся поезд, ни один звук не сорвался с ее губ.
— Клянусь душой, вы можете сказать, что были на волосок от смерти! — вскричал сторож, поддерживая девушку рукой. — Но, черт возьми, как вы попали сюда?
— Я здесь заснула, — отвечала Маргарита отрывисто и почти беззвучно.
— И для этого выбрали рельсы, — проговорил, покачивая головой, сторож. — Это не вся правда! Мне кажется, вы искали смерти! Кто вы и откуда идете так поздно?
Маргарита пробормотала несколько невнятных слов, потом силы ее оставили, и она упала без чувств.
— Странно, — сказал сторож про себя, — но мне ее жаль! Я возьму ее к себе домой, хотя жена и поворчит, она такая недоверчивая!
Сторож взял Маргариту на руки и, отыскав свой флаг, направился со своей нежной ношей к отдаленному дому, где его ждала жена.
XXVI. ДОРОГА В КАЙЕНУ
Прежде чем опишем странствования Олимпио, спешившего в Испанию отыскивать Долорес, мы должны рассказать о судьбе принца Камерата по имеющимся о том сведениям.
Когда Бачиоки отдал его в Булонском лесу в руки муниципальных гвардейцев, принц знал, что ему изменили и что его ожидает тяжелая участь. В первую минуту он намеревался освободиться силой или умереть в борьбе с сыщиками, но те отняли у него шпагу и лишили возможности сопротивляться. Он сидел в карете, мрачный и задумчивый.
Один из ставленников Пиетри сел на козлы и указывал дорогу. Они ехали довольно долго вдоль укреплений, потом Камерата заметил, что они, миновав их, выехали за город.
— Он не говорил ни слова, не спрашивал, куда его везут, ибо хорошо знал, что на все его вопросы ответят лишь пожатием плеч; кроме того, он предвидел, что его как бежавшего из тюрьмы Ла-Рокетт отвезут в один из фортов, находящихся в окрестностях Парижа.
Он не ошибся!
Через час карета остановилась у стен форта Иври. Сюда обыкновенно отправляли несчастных, назначенных в ссылку, и потому на лице принца отразился ужас, когда он увидел, куда его привезли.
— В Иври, — вскричал он дрожащим голосом, — что это значит! Я требую ответа! Что думают со мной сделать?
— Идите за нами к коменданту, — ответил один из муниципальных гвардейцев, — окружавших Камерата, — вы узнаете все от него!
— Клянусь своим спасением, я не думал этого, — сказал принц, — меня хотят сослать как преступника!
— Я этого не знаю, мне даже неизвестно ваше имя! Идите за нами!
Камерата повели в форт и заперли до утра в караульне.
Потом под сильным конвоем его отвели к коменданту, высокомерному, молчаливому человеку, который составил себе карьеру в декабрьские дни, слепо исполняя полученные приказания.
Комендант приказал письмоводителю записать имя принца, а потом отвести его в тюрьму форта.
— Позвольте мне спросить вас, причислен ли я к ссыльным? — спросил Камерата.
— Вы сосланы на Чертов остров, — отвечал комендант коротко и холодно, как будто дело шло о прогулке в Бель-Иль.
— На Чертов остров, гвианские болота, — проговорил принц с ужасом. — Почему не оказали мне милости и благодеяния, дозволив умереть на гильотине? Неужели хотят постепенно убить меня на том ужасном острове, с которого никто не возвращается.
— Приговор так гласит, и я должен его исполнить!
— Приговор! Да будет проклята эта рука, обнажавшая меч за моих убийц! Да будет проклята эта орденская лента, которую я топчу ногами! Горе презренным, подписавшим этот приговор, наказание неба вскоре постигнет их всех! И если они теперь одеты в пурпур, имеют сильную власть, которой позорно злоупотребляют, то настанет день, когда этот пурпур будет разорван на лоскутки; когда их будут топтать в пыли, проклинать и презирать. Клянусь, наступит этот день, потому что Бог правосуден! Стоны и жалобы несчастных, невинно убитых, достигнут престола вечного Судьи; достаточно одного мановения руки, чтобы уничтожить презренных! Не делайте знаков полицейскому служителю, чтобы он явился сюда, лучше передайте проклятие тем негодяям, которым вы служите! Когда-нибудь и вы согласитесь со мной, вспомните мои слова, и ваши уста также произнесут проклятие. Горе вашему отечеству: я вижу его разоренным, опустошённым, раздробленным по вине этих жалких людей, которых до того глубоко ненавижу и презираю, что иду в ссылку только с тем чувством, какое ощущают, убегая от чумы! Я готов, исполняйте свой долг!
Камерата бросил на пол орден Почетного Легиона и топтал его ногами.
— В тюрьму этого бунтовщика! — вскричал комендант. — В самый скверный каземат, чтобы он почувствовал свое бессилие и наказание.
— И вы действительно думаете, что можете меня усмирить, когда я в этот час покончил с миром, чтобы идти на такую мучительную смерть, какую только черт может придумать? Принц Камерата перенесет все стойко и так же спокойно, как человек, пришедший в отчаяние. Придумывайте мучения, но не надейтесь, чтобы мои уста произнесли другой звук, кроме проклятия! Прочь! — крикнул он нападающим на него полицейским, — Не смейте касаться меня! Первого же раздавлю или задушу собственными руками! Принц Камерата сам пойдет, без вашей помощи, в определенный для него каземат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
Несчастная погибла; вблизи, казалось, не было ни одного человеческого существа.
Вдруг послышался хруст и шорох от приближающихся тяжелых шагов; показался свет и фигура мужчины, который шел по той стороне вдоль рельсов, держа в правой руке флаг, а в левой фонарь; он вышел из сторожевой будки, видневшейся вдали в виде темного силуэта.
Он смотрел на приближающийся поезд, а не на темную массу, лежавшую по ту сторону рельсов: он не заметил несчастной Маргариты, а через секунду будет поздно. Страшное чудовище уже приближается, громко раздаются пыхтение и свист.
Наконец девушка проснулась, но не могла так скоро собраться с мыслями, чтобы избегнуть ужасной опасности. Маргарита встала, озираясь кругом; теперь только увидел ее сторож; ее движение заставило его оглянуться в ту сторону. С криком ужаса измерил он расстояние до поезда: он сам подвергнется опасности, если вздумает перейти рельсы; но, решившись, он перескочил, видя перед собой смерть и однако не страшась ее, чтобы спасти девушку. Если вдруг соскользнет нога, если непредвиденное препятствие заставит его остановиться, то погибнут два человеческих существа.
Но рука Божия помогла отважному, благородному человеку. Сделав несколько скачков, он был уже возле Маргариты, схватил ее, и в это время промчался паровоз, задев только платье девушки и изорвав его на куски. Сторож, дрожа от испуга и страха, крепко держал спасенную в своих руках.
Вагоны с быстротой молнии мчались мимо.
Все это представлялось Маргарите каким-то страшным сном; она пристально смотрела на удалявшийся поезд, ни один звук не сорвался с ее губ.
— Клянусь душой, вы можете сказать, что были на волосок от смерти! — вскричал сторож, поддерживая девушку рукой. — Но, черт возьми, как вы попали сюда?
— Я здесь заснула, — отвечала Маргарита отрывисто и почти беззвучно.
— И для этого выбрали рельсы, — проговорил, покачивая головой, сторож. — Это не вся правда! Мне кажется, вы искали смерти! Кто вы и откуда идете так поздно?
Маргарита пробормотала несколько невнятных слов, потом силы ее оставили, и она упала без чувств.
— Странно, — сказал сторож про себя, — но мне ее жаль! Я возьму ее к себе домой, хотя жена и поворчит, она такая недоверчивая!
Сторож взял Маргариту на руки и, отыскав свой флаг, направился со своей нежной ношей к отдаленному дому, где его ждала жена.
XXVI. ДОРОГА В КАЙЕНУ
Прежде чем опишем странствования Олимпио, спешившего в Испанию отыскивать Долорес, мы должны рассказать о судьбе принца Камерата по имеющимся о том сведениям.
Когда Бачиоки отдал его в Булонском лесу в руки муниципальных гвардейцев, принц знал, что ему изменили и что его ожидает тяжелая участь. В первую минуту он намеревался освободиться силой или умереть в борьбе с сыщиками, но те отняли у него шпагу и лишили возможности сопротивляться. Он сидел в карете, мрачный и задумчивый.
Один из ставленников Пиетри сел на козлы и указывал дорогу. Они ехали довольно долго вдоль укреплений, потом Камерата заметил, что они, миновав их, выехали за город.
— Он не говорил ни слова, не спрашивал, куда его везут, ибо хорошо знал, что на все его вопросы ответят лишь пожатием плеч; кроме того, он предвидел, что его как бежавшего из тюрьмы Ла-Рокетт отвезут в один из фортов, находящихся в окрестностях Парижа.
Он не ошибся!
Через час карета остановилась у стен форта Иври. Сюда обыкновенно отправляли несчастных, назначенных в ссылку, и потому на лице принца отразился ужас, когда он увидел, куда его привезли.
— В Иври, — вскричал он дрожащим голосом, — что это значит! Я требую ответа! Что думают со мной сделать?
— Идите за нами к коменданту, — ответил один из муниципальных гвардейцев, — окружавших Камерата, — вы узнаете все от него!
— Клянусь своим спасением, я не думал этого, — сказал принц, — меня хотят сослать как преступника!
— Я этого не знаю, мне даже неизвестно ваше имя! Идите за нами!
Камерата повели в форт и заперли до утра в караульне.
Потом под сильным конвоем его отвели к коменданту, высокомерному, молчаливому человеку, который составил себе карьеру в декабрьские дни, слепо исполняя полученные приказания.
Комендант приказал письмоводителю записать имя принца, а потом отвести его в тюрьму форта.
— Позвольте мне спросить вас, причислен ли я к ссыльным? — спросил Камерата.
— Вы сосланы на Чертов остров, — отвечал комендант коротко и холодно, как будто дело шло о прогулке в Бель-Иль.
— На Чертов остров, гвианские болота, — проговорил принц с ужасом. — Почему не оказали мне милости и благодеяния, дозволив умереть на гильотине? Неужели хотят постепенно убить меня на том ужасном острове, с которого никто не возвращается.
— Приговор так гласит, и я должен его исполнить!
— Приговор! Да будет проклята эта рука, обнажавшая меч за моих убийц! Да будет проклята эта орденская лента, которую я топчу ногами! Горе презренным, подписавшим этот приговор, наказание неба вскоре постигнет их всех! И если они теперь одеты в пурпур, имеют сильную власть, которой позорно злоупотребляют, то настанет день, когда этот пурпур будет разорван на лоскутки; когда их будут топтать в пыли, проклинать и презирать. Клянусь, наступит этот день, потому что Бог правосуден! Стоны и жалобы несчастных, невинно убитых, достигнут престола вечного Судьи; достаточно одного мановения руки, чтобы уничтожить презренных! Не делайте знаков полицейскому служителю, чтобы он явился сюда, лучше передайте проклятие тем негодяям, которым вы служите! Когда-нибудь и вы согласитесь со мной, вспомните мои слова, и ваши уста также произнесут проклятие. Горе вашему отечеству: я вижу его разоренным, опустошённым, раздробленным по вине этих жалких людей, которых до того глубоко ненавижу и презираю, что иду в ссылку только с тем чувством, какое ощущают, убегая от чумы! Я готов, исполняйте свой долг!
Камерата бросил на пол орден Почетного Легиона и топтал его ногами.
— В тюрьму этого бунтовщика! — вскричал комендант. — В самый скверный каземат, чтобы он почувствовал свое бессилие и наказание.
— И вы действительно думаете, что можете меня усмирить, когда я в этот час покончил с миром, чтобы идти на такую мучительную смерть, какую только черт может придумать? Принц Камерата перенесет все стойко и так же спокойно, как человек, пришедший в отчаяние. Придумывайте мучения, но не надейтесь, чтобы мои уста произнесли другой звук, кроме проклятия! Прочь! — крикнул он нападающим на него полицейским, — Не смейте касаться меня! Первого же раздавлю или задушу собственными руками! Принц Камерата сам пойдет, без вашей помощи, в определенный для него каземат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145