— Да, я буду присутствовать,— сказал король. Вошел Рауль.
— Что еще случилось? — спросил Карл IX.
— Принцесса Маргарита Французская желает видеть короля.
Только что Рауль успел доложить об этом, как в дверях появилась принцесса.
— Ах, это ты, Марго? — сказал король.— Бьюсь об заклад, что я угадал, зачем ты пришла.
— Может быть, ваше величество.
Маргарита вошла и подала брату руку.
— Ты только что виделась с королевой-матерью?
— Она была у меня.
— И она прислала тебя просить меня помиловать Ренэ?
— Нет! Не то...
— Так в чем же дело?
— Королева просит дать ей разрешение навестить этого несчастного.
— Невозможно, Маргарита, дорогая моя!
— Но, государь... только увидеть его.
— Если ваше величество разрешит мне сопровождать королеву, то я ручаюсь, что ее величеству не удастся подкупить ни губернатора, ни тюремщиков,— произнес Крильон.
— Согласен,— ответил Карл IX.— Марго, передай королеве, что она может навестить Ренэ в тюрьме, но только с условием, что свидание произойдет в присутствии герцога Крильона.
— Благодарю вас, государь,— сказала принцесса.— Я сообщу королеве это приятное известие.
Король поцеловал руку сестры и сказал, лукаво улыбаясь:
— Не правда ли, что беарнский дворянчик де Коарасс танцует восхитительно?
— Вы правы,— ответила Маргарита, слегка покраснев.
— И при этом он очень умен.
— Неужели!
— Это известно тебе не хуже, чем мне, моя бедная Марго!.. Иди... мы поговорим об этом после.
Маргарита ушла смущенная, а король, чрезвычайно довольный, что ему удалось выказать такую твердость, засмеялся.
— Бедная Марго! Напрасно наш кузен герцог Гиз уехал в Нанси.
* * *
В то время, как королева Екатерина и ее дочь Марго напрасно молили короля пощадить Ренэ, флорентиец лежал на сырой соломе в самой темной камере Шатлэ, темнице несравненно более ужасной, нежели Бастилия.
Накануне вечером герцог Крильон сказал губернатору, поручая ему преступника:
— Вы отвечаете мне за него головой!
Губернатор поклонился.
Затем он подозвал двух тюремщиков, которые показались Ренэ исчадием ада.
— Возьмите этого человека! — приказал старый служака.— Наденьте на него ручные и ножные кандалы и отведите в камеру, находящуюся в подземелье башни.
Тюремщики, которым было мало дела до того, находится ли перед ними придворный или преступник-простолюдин, схватили Ренэ за плечи и уволокли его.
Но губернатор и Крильон хотели убедиться лично, исполнено ли их приказание; они спустились при свете факелов вслед за тюремщиками и смотрели, как запирали Ренэ.
Ему надели кандалы на руки и на ноги, а вокруг пояса пропустили цепь, которую прикрепили к кольцу, ввинченному в стену.
Затем они увидели, как отворили окошко, проделанное в двери его камеры, и поставили часового, которому Крильон сказал:
— Человек, которого ты будешь охранять, станет предлагать тебе золото и милость королевы, а я даю тебе слово, что прикажу колесовать тебя, если ты осмелишься нарушить свой долг.
— Господин герцог,— ответил часовой,— я солдат, и подкупить меня нельзя.
Этот искренний ответ отнял последнюю надежду у Ренэ.
Узник провел ужасную ночь, кандалы натирали ему тело и почти не давали пошевельнуться.
Но его терзали не только физические страдания, но и душевные муки. Если бы месяц назад, когда он находился в полном блеске своего могущества и славы, его бы арестовали и посадили в тюрьму, он проклинал бы, ругался, но все же говорил бы себе:
«Не пройдет трех дней, как королева освободит меня, и я накажу тех, кто осмелился поднять на меня руку».
Месяц назад Ренэ не сомневался в своей счастливой звезде.
Но на его пути ему встретился человек, сказавший то же самое, что некогда предсказывала ему и цыганка,— что брак его дочери с дворянином будет причиной его смерти.
Страшное предчувствие овладело им.
«Годольфин исчез; его, без сомнения, убили,— размышлял флорентиец,— для того, чтобы похитить Паолу. И если похититель — дворянин, то я — человек погибший...»
С той минуты, как только эта мысль пришла ему в голову, он впал в такое сильное отчаяние, что не рассчитывал уже на то, что Екатерина употребит все усилия, чтобы спасти его.
Суеверный итальянец видел перед собою уже членов парламента в красной одежде, Гревскую площадь, палача, котел с расплавленным свинцом, железные прутья, которые должны раздробить его кости, лошадей, приготовленных для того, чтобы разорвать его трепещущие останки.
Ренэ заплакал, зарыдал, как женщина, потом впал в такую страшную апатию, из которой ничто не могло вывести его: ни смена часовых у его дверей, ни тюремщик, принесший ему на рассвете кружку воды и кусок хлеба.
Человек, заставлявший трепетать перед собою весь двор, страшный отравитель, перед которым все преклонялись, был ничтожнее последнего бродяги, которому надевают петлю на шею.
Вдруг около полудня хорошо знакомый ему голос вывел его из состояния апатии.
По ту сторону двери герцог Крильон говорил:
— Пожалуйте, ваше величество.
— Какой ужас! — ответил женский голос.— Засадить моего бедного Ренэ в такое отвратительное подземелье.
— Это темница для убийц.
— Герцог, клянусь вам, что он невиновен.
Ренэ вскочил и попробовал разорвать свои цепи.
Он узнал голос Екатерины Медичи.
Королева-мать удостоила спуститься в отвратительное подземелье, чтобы навестить своего дорогого флорентийца.
— Отворите! — приказал Крильон тюремщику.
Он вошел первый с зажженным факелом, который воткнул в кольцо, вбитое для этой цели в стену.
Ренэ, увидев королеву, подумал, что это ангел спустился к нему, чтобы разорвать его цепи.
— Бедный Ренэ! — с волнением сказала королева, увидев, в каком жалком положении находился ее любимец.
—Велите снять с него цепи!—обратилась она к герцогу.
— Это невозможно, ваше величество.
— Берегитесь, герцог! — сказала она гневно.
— Ваше величество,— ответил Крильон почтительно, но твердо,— я исполняю приказание короля, моего единственного повелителя.
— Ах, ваше величество! — молил Ренэ.— Прикажите выпустить меня. Разве вы не королева? Неужели вы не могущественны?
— Я не имею даже власти приказать снять с тебя цепи,— со вздохом сказала королева.— Король, сын мой, обращается со мною более жестоко, чем с последним из своих подданных.
Королева снова обратилась к де Крильону.
— Герцог, я уже не требую, чтобы сняли цепи с моего бедного Ренэ, но хочу поговорить с ним наедине.
— Этого нельзя, ваше величество. Я должен присутствовать при вашем свидании. Так приказал король.
— О! Это уж слишком! — вне себя от гнева крикнула Екатерина.
Бесстрастный Крильон сел у двери, которую запер тюремщик.
Королева, стоявшая в трех шагах от герцога, наклонилась к Ренэ и шепнула ему по-итальянски:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21