Какое это было несчастье — арест такого человека, как Сулла, какой безжалостный и бесчестный город этот Рим, которому ветераны верно и доблестно служили долгие годы и который продемонстрировал им свою гнусную личину! Офицер Сулла, закованный в кандалы... Больше они о нем ничего не слышали на всем протяжении долгого перехода на север.
Дорога должна была повернуть налево, и Котий надеялся, что после поворота взорам путешественников откроется наконец вид на ферму. Обоз остановился, чтобы дать передохнуть мулам, и ветераны действительно увидели поместье бывшего галльского офицера: две большие круглые голубятни, по которым можно было узнать ферму, за ними — ряд старых вязов, о которых говорил Сулла, а рядом — сараи, где хранилось зерно.
Солнце светило в лицо, но уже клонилось к горизонту, сами они устали так же, как и их мулы. Покинув город, Котий, по своей военной привычке, не позволявшей тратить время и заставлявшей делать все на пределе сил, как это было принято в легионах, вел обоз достаточно быстро, и теперь они рассчитывали провести несколько дней на этой ферме, где, по словам Суллы, они могут быть как у себя дома и отдыхать столько времени, сколько захотят.
Котий дал опознавательный знак для того, кто управлял фермой в отсутствие хозяина. Знал ли раб-перс, который и должен был радушно принять гостей, о драматическом аресте своего хозяина? Осталось еще две мили, и они смогут помыться в теремах фермы, вода которых была так полезна для мускулов. Галлия славилась удивительно целебной водой. Сулла успокоил здесь свои боли, которые причиняли ему старые раны, да и большинство ветеранов мучались от полученных когда-то ран. Кого во время сражения не настигла стрела или не задел меч? Кто не был потоптан копытами лошадей во время бешеной атаки вражеской кавалерии? Люди пошли более уверенным шагом, шагом солдат, знающих, что цель близка.
Повозка остановилась около внушительных каменных ворот, закрывавших вход во двор. На стене, рядом с открытой створкой двери, через которую прошел Котий, висела деревянная дощечка с латинским текстом, на который он не обратил внимания, думая, что это обычная надпись с просьбой о милости богов, и в особенности Цереры, дарившей богатые урожаи, оберегавшей фермы и их обитателей.
Он вошел во двор. Повозка и те, кто ее сопровождал, из вежливости остались за воротами: ветераны не хотели вести себя как завоеватели.
Во дворе он увидел немало мужчин с черными глазами и темным цветом кожи — несомненно, это были персы, захваченные Суллой в плен во время войны. Котий заметил также и двоих людей в тогах, что было редкостью в деревне, которые походили на конторских клерков или служащих местной администрации. Приехали из соседнего города по каким-то обычным делам или чтобы собрать пошлину, подумал ветеран. Сельские жители, как и все, платили пошлину в императорскую казну.
Безошибочно узнав по внешнему виду главного, Котий шагнул к высокому худому человеку, который и должен был быть Тоджем.
— Ave! — сказал Котий. — Это ты Тодж, управляющий этим поместьем от имени офицера Суллы?
— Ave! Меня действительно так зовут. — Перс взглянул на повозку перед воротами и тоже, основываясь на своем военном опыте, определил, что прибывшие были ветеранами, которые направляются в какую-то колонию. — Что ты хочешь? — спросил он. — Может, ты знал Суллу?
— Мы идем из Рима, от него самого, и хотели бы остановиться здесь на несколько дней, прежде чем продолжать наш путь в Германию.
Котий вытащил из-под рубашки кожаную сумку, где были спрятаны самые ценные вещи, и достал оттуда пучок калиновых веточек, полученных после погребения Манчинии от офицера-легионера, который просил его как можно скорее покинуть Рим. Он протянул их персу.
Тот взял и, не развязывая ленточку, неторопливо пересчитал веточки. Он насчитал их восемь, пересчитал еще раз, ветеран молча смотрел на него. Котий не знал, что восемь веточек означали, что гости были друзьями. При двенадцати нужно было бы проявить исключительное почтение.
Тодж еще раз посмотрел на веточки, потом на собеседника, но без тени улыбки, не проявляя никакой любезности, и Котий начал испытывать некоторое беспокойство.
— Сколько дней прошло с тех пор, как вы видели Суллу, который дал вам этот опознавательный знак?
— Мы находимся в пути вот уже двадцать семь дней.
Тодж покачал головой:
— Для меня вы желанные гости и можете жить столько времени, сколько захотите. Но вам нужно сначала поговорить вон с теми, — указал он на чиновников. — А когда будешь говорить, то уточняй, что пришел от Суллы.
— А почему? — спросил, изумившись, Котий.
— Почему... — разочарованно произнес перс. — А каковы были дела Суллы, когда вы расстались с ним?
— Да... у него были трудности в Городе, мы, сколько могли, помогали ему. Так и стали друзьями.
— Сулла был осужден и отдан на растерзание зверям, а его имущество конфисковано, — внезапно, без всякой подготовки, объявил Тодж.
Для Котия это был удар. Сулла был приговорен к бесчестной смерти, достойной только воров и преступников...
— Великие боги! — вполголоса произнес ветеран. — Возможно ли перенести такой позор?
— Эта ферма арестована вместе со всем находящимся здесь имуществом, впоследствии все будет продано, и мы, его бывшие пленники, тоже. Эти чиновники приехали, чтобы заняться всеми делами, связанными с продажей, вот почему я сказал тебе, что ты должен спросить их согласия. Все остальное написано на двери, можешь прочесть.
Ветеран подошел к деревянной дощечке, которую видел, когда входил, и прочел, что ферма Суллы, бывшего офицера-легионера, уголовно осужденного за подделку и незаконное присвоение наследства, отныне находится под секвестром и что управляющий имуществом Луций Меллий Итифор назначен прокуратором Вьенны синдиком фермы и должен обеспечить ее сохранность и произвести опись всего живого и мертвого инвентаря для подготовки к торгам.
Котий подошел к своим товарищам, чтобы сообщить им страшное известие. Те, кто умел читать, совершенно потрясенные, стояли перед деревянной дощечкой с омерзительным текстом. Потом Котий вернулся во двор и подошел наконец к двоим мужчинам, одетым в тоги.
— Ave, — сказал он. — Я — ветеран Котий. Кто из вас Луций Меллий?
— Ни один, ни другой, — ответил один из них. — Мы — служащие его конторы.
— Мои товарищи и я освободились от службы и ищем место для поселения. Эта ферма продается?
— Она будет продаваться, — ответил клерк.
— Мы проделали долгий путь. Не могли бы мы здесь отдохнуть несколько дней?
Служащий пожал плечами:
— Если вы ничего не повредите и не будете мешать жизни фермы, то мы не видим никаких препятствий, тем более что вы — ветераны, отслужившие свое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153
Дорога должна была повернуть налево, и Котий надеялся, что после поворота взорам путешественников откроется наконец вид на ферму. Обоз остановился, чтобы дать передохнуть мулам, и ветераны действительно увидели поместье бывшего галльского офицера: две большие круглые голубятни, по которым можно было узнать ферму, за ними — ряд старых вязов, о которых говорил Сулла, а рядом — сараи, где хранилось зерно.
Солнце светило в лицо, но уже клонилось к горизонту, сами они устали так же, как и их мулы. Покинув город, Котий, по своей военной привычке, не позволявшей тратить время и заставлявшей делать все на пределе сил, как это было принято в легионах, вел обоз достаточно быстро, и теперь они рассчитывали провести несколько дней на этой ферме, где, по словам Суллы, они могут быть как у себя дома и отдыхать столько времени, сколько захотят.
Котий дал опознавательный знак для того, кто управлял фермой в отсутствие хозяина. Знал ли раб-перс, который и должен был радушно принять гостей, о драматическом аресте своего хозяина? Осталось еще две мили, и они смогут помыться в теремах фермы, вода которых была так полезна для мускулов. Галлия славилась удивительно целебной водой. Сулла успокоил здесь свои боли, которые причиняли ему старые раны, да и большинство ветеранов мучались от полученных когда-то ран. Кого во время сражения не настигла стрела или не задел меч? Кто не был потоптан копытами лошадей во время бешеной атаки вражеской кавалерии? Люди пошли более уверенным шагом, шагом солдат, знающих, что цель близка.
Повозка остановилась около внушительных каменных ворот, закрывавших вход во двор. На стене, рядом с открытой створкой двери, через которую прошел Котий, висела деревянная дощечка с латинским текстом, на который он не обратил внимания, думая, что это обычная надпись с просьбой о милости богов, и в особенности Цереры, дарившей богатые урожаи, оберегавшей фермы и их обитателей.
Он вошел во двор. Повозка и те, кто ее сопровождал, из вежливости остались за воротами: ветераны не хотели вести себя как завоеватели.
Во дворе он увидел немало мужчин с черными глазами и темным цветом кожи — несомненно, это были персы, захваченные Суллой в плен во время войны. Котий заметил также и двоих людей в тогах, что было редкостью в деревне, которые походили на конторских клерков или служащих местной администрации. Приехали из соседнего города по каким-то обычным делам или чтобы собрать пошлину, подумал ветеран. Сельские жители, как и все, платили пошлину в императорскую казну.
Безошибочно узнав по внешнему виду главного, Котий шагнул к высокому худому человеку, который и должен был быть Тоджем.
— Ave! — сказал Котий. — Это ты Тодж, управляющий этим поместьем от имени офицера Суллы?
— Ave! Меня действительно так зовут. — Перс взглянул на повозку перед воротами и тоже, основываясь на своем военном опыте, определил, что прибывшие были ветеранами, которые направляются в какую-то колонию. — Что ты хочешь? — спросил он. — Может, ты знал Суллу?
— Мы идем из Рима, от него самого, и хотели бы остановиться здесь на несколько дней, прежде чем продолжать наш путь в Германию.
Котий вытащил из-под рубашки кожаную сумку, где были спрятаны самые ценные вещи, и достал оттуда пучок калиновых веточек, полученных после погребения Манчинии от офицера-легионера, который просил его как можно скорее покинуть Рим. Он протянул их персу.
Тот взял и, не развязывая ленточку, неторопливо пересчитал веточки. Он насчитал их восемь, пересчитал еще раз, ветеран молча смотрел на него. Котий не знал, что восемь веточек означали, что гости были друзьями. При двенадцати нужно было бы проявить исключительное почтение.
Тодж еще раз посмотрел на веточки, потом на собеседника, но без тени улыбки, не проявляя никакой любезности, и Котий начал испытывать некоторое беспокойство.
— Сколько дней прошло с тех пор, как вы видели Суллу, который дал вам этот опознавательный знак?
— Мы находимся в пути вот уже двадцать семь дней.
Тодж покачал головой:
— Для меня вы желанные гости и можете жить столько времени, сколько захотите. Но вам нужно сначала поговорить вон с теми, — указал он на чиновников. — А когда будешь говорить, то уточняй, что пришел от Суллы.
— А почему? — спросил, изумившись, Котий.
— Почему... — разочарованно произнес перс. — А каковы были дела Суллы, когда вы расстались с ним?
— Да... у него были трудности в Городе, мы, сколько могли, помогали ему. Так и стали друзьями.
— Сулла был осужден и отдан на растерзание зверям, а его имущество конфисковано, — внезапно, без всякой подготовки, объявил Тодж.
Для Котия это был удар. Сулла был приговорен к бесчестной смерти, достойной только воров и преступников...
— Великие боги! — вполголоса произнес ветеран. — Возможно ли перенести такой позор?
— Эта ферма арестована вместе со всем находящимся здесь имуществом, впоследствии все будет продано, и мы, его бывшие пленники, тоже. Эти чиновники приехали, чтобы заняться всеми делами, связанными с продажей, вот почему я сказал тебе, что ты должен спросить их согласия. Все остальное написано на двери, можешь прочесть.
Ветеран подошел к деревянной дощечке, которую видел, когда входил, и прочел, что ферма Суллы, бывшего офицера-легионера, уголовно осужденного за подделку и незаконное присвоение наследства, отныне находится под секвестром и что управляющий имуществом Луций Меллий Итифор назначен прокуратором Вьенны синдиком фермы и должен обеспечить ее сохранность и произвести опись всего живого и мертвого инвентаря для подготовки к торгам.
Котий подошел к своим товарищам, чтобы сообщить им страшное известие. Те, кто умел читать, совершенно потрясенные, стояли перед деревянной дощечкой с омерзительным текстом. Потом Котий вернулся во двор и подошел наконец к двоим мужчинам, одетым в тоги.
— Ave, — сказал он. — Я — ветеран Котий. Кто из вас Луций Меллий?
— Ни один, ни другой, — ответил один из них. — Мы — служащие его конторы.
— Мои товарищи и я освободились от службы и ищем место для поселения. Эта ферма продается?
— Она будет продаваться, — ответил клерк.
— Мы проделали долгий путь. Не могли бы мы здесь отдохнуть несколько дней?
Служащий пожал плечами:
— Если вы ничего не повредите и не будете мешать жизни фермы, то мы не видим никаких препятствий, тем более что вы — ветераны, отслужившие свое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153