Там разведчиков принял сам командир 27-й дивизии генерал Адариди, высокий бритый старик с туго нафабренными, торчащими вверх, как на портретах у Вильгельма II, усами, с застывшей на лице надменной улыбкой. Говорил он слегка в нос, растягивая слова и цедя их сквозь зубы.
Узнав, что перед ним разведчики тяжёлой батареи, Адариди приказал тотчас вывести батарею на участок его дивизии. Зуев доложил, что батарея имеет указание командующего армией исполнять только распоряжения его штаба. Генерал вспылил и, топнув ногой, пригрозил:
— Если через два часа батарея не станет на указанное мной место, я расстреляю её командира вместе с таким идиотом, как ты!
Вася набрал полную богатырскую грудь воздуха, чтобы достойно ответить на это «генеральское хамство», но помешала вспыхнувшая поблизости перестрелка. Загрохотала артиллерия, трещали пулемёты, раздавались рвущие воздух звуки ружейных залпов. Казалось, всё кипело, как в огромном котле. Над штабом с визгом пролетело несколько снарядов. Прискакал связной и сообщил, что пехота отходит, а немец «дюже крепко нажимает».
Адариди как ветром выдуло из дома. Забыв о своём высокомерии и важности, он лихо вскочил на коня и широким аллюром поскакал в тыл. За ним устремилась целая кавалькада штабных офицеров.
Оставшиеся на месте солдаты весело заулюлюкали и засвистели им вдогонку.
— Держи, лови, утекут! — озорно кричали они, пока разорвавшийся поблизости германский снаряд не заставил и их рассыпаться во все стороны.
Разведчики тяжёлой батареи впервые попали под обстрел, поэтому любопытство заставило их остаться на месте. Выбрав по возможности укрытое от обстрела место, они начали наблюдать за полем сражения.
Впереди по насыпи шло широкое, обсаженное деревьями шоссе. Прикрываясь его насыпью, быстро двигались перебежками густые цепи германской пехоты. Русские батареи и пулемёты почти прекратили огонь, выжидая, когда германцы покажутся из-за насыпи.
Зато германские батареи рассыпали снаряды щедро, не считая.
— Не знает немец, где наши сховались, и бьёт почём зря по всему, что видит, — высказал Блохин свои соображения.
— Для такой стрельбы надо иметь очень много снарядов. А у нас их мало, — заметил Зуев.
— Однако чего у нас много — это дураков, особливо среди генералов! Пробурчал Блохин.
— Вестимо! Дураков не сеют, не жнут, сами, как грибы после дождя растут, — поддержал его разведчик Лежнёв, ловкий, подобранный паренёк из ярославских.
Он неизменно находился в компании Блохина, который считал Лежнёва своей правой рукой в команде разведчиков.
В это время немцы начали перебегать через шоссе. Зелёные фигурки, словно саранча, покрыли дорогу. И тут грянули русские батареи, затрещали пулемёты, раздались ружейные залпы. Особенно свирепствовали лёгкие батареи. Выкатив орудия для стрельбы прямой наводкой, русские сметали целые подразделения немцев. Шоссе покрылось трупами, раненными, образовались горы человеческих тел. Легко раненные поспешно отползали за спасительную насыпь.
Тогда немецкое командование бросило в бой свежие резервы. Новые волны зелёных шинелей показались сначала в поле за шоссе, а затем снова хлынули на дорогу. Примолкнувшие было русские пушки и пулемёты опять открыли бешеный сокрушительный огонь.
Когда порыв ветра отбросил в сторону пыль и дым, стало ясно видно, как в страхе, бросая раненных, оружие, пулемёты, немцы стремительно побежали назад.
— Так их! Бей! — в азарте орал Зуев.
В это время откуда-то сбоку выскочила конница и, блистая обнажёнными шашками, легко и стремительно бросилась на поддавшегося панике врага. Немцы падали на колени и поднимали руки вверх, моля о пощаде.
Разгром немцев у Гумбинена был полный и русская пехота бросилась преследовать врага. На шоссе остались раненные и появившиеся с тыла санитары. Обстрел на время прекратился. Артиллеристы-разведчики вместе с прочими солдатами занялись сбором трофеев. Брали они только оружие, бинокли, компасы, офицерские сумки, часы. Зуев обшарил трупы нескольких офицеров и забрал все документы, которые при них оказались. Подобрали несколько остроконечных чёрных лаковых касок, на которых сверху были надеты серые, защитного цвета, чехлы.
Пока другие занимались сбором трофеев, Блохин внимательно разглядывал ладони, шрамы и мозоли на руках немецких солдат.
— Что ты там искал? — удивлённо спросил его Лежнёв, видя, что Блохин вернулся с пустыми руками.
— Правду! — мрачно буркнул Блохин.
— И нашёл её? — насмешливо справился Зуев.
— Нашёл, — с вызовом ответил Блохин.
— Что же это за правда такая? Расскажи нам о ней, — попросили его.
— Правда эта в том, что не нужна эта война ни рабочим, ни бедным крестьянам! Только барчукам да белоручкам она на пользу, — неожиданно проговорил Блохин.
— Откуда ты это увидел? — усмехнулся Зуев.
— Откуда увидел? На руках. Поди посмотри — почитай, у всех убитых руки мозолистые, трудовые, в шрамах от работы у станков да в поле, кожа у них шершавая. Значит, всё это трудовой народ, оторванный от работы и погнанный насильно на войну. Белоручек я видел всего двух-трёх, из господ офицеров. Тем на войне лафа. Им чины и кресты, а солдату ничего, кроме вшей да берёзовых крестов, не полагается, да и то один крест на братскую могилу. Вот и посчитай, кому война — мать, а кому — мачеха! — говорил Блохин.
Неподалёку от места побоища Лежнёв нашёл опрокинутую немецкую телефонную двуколку. Она была загружена полевыми телефонными аппаратами и мотками телефонного провода. Вблизи бродили лошади, потерявшие своих седоков. Разведчики мигом сообразили, что это имущество очень понадобится на батарее.
— Вот и довезём всё собранное! — обрадовались солдаты.
— Пора домой, а то, чего доброго, батарея куда-либо уйдёт. Тогда ищи ветра в поле! — напомнил Блохин.
Разведчики сели на лошадей и зарысили в тыл.
Километрах в шести они наткнулись на лихо мчавшуюся им навстречу кавалькаду всадников во главе с генералом Адариди. Генерал снова приобрёл свой надменный вид. Он отчаянно ругал за что-то своих спутников: видимо, чувствовал себя победителем.
Разведчики поспешили свернуть в сторону и скрыться за деревьями, чтобы не попадаться на глаза свирепому начальству.
Как Блохин и предполагал, батареи уже на месте не оказалось. От коменданта станции разведчики узнали, что она неожиданно снова погрузилась в эшелон и её отправили в направлении Ковно. Разведчики догнали батарею только в пятнадцати километрах от Вержболова.
Встретили их в батарее, как настоящих героев, побывавших в тяжёлом бою. Зуев обстоятельно доложил Борейко обо всём случившимся.
Как оказалось, вскоре после отъезда разведчиков батарея получила приказание снова грузиться в вагоны для переброски на фронт 2-й армии генерала Самсонова, развернувшейся на берегу реки Нарев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
Узнав, что перед ним разведчики тяжёлой батареи, Адариди приказал тотчас вывести батарею на участок его дивизии. Зуев доложил, что батарея имеет указание командующего армией исполнять только распоряжения его штаба. Генерал вспылил и, топнув ногой, пригрозил:
— Если через два часа батарея не станет на указанное мной место, я расстреляю её командира вместе с таким идиотом, как ты!
Вася набрал полную богатырскую грудь воздуха, чтобы достойно ответить на это «генеральское хамство», но помешала вспыхнувшая поблизости перестрелка. Загрохотала артиллерия, трещали пулемёты, раздавались рвущие воздух звуки ружейных залпов. Казалось, всё кипело, как в огромном котле. Над штабом с визгом пролетело несколько снарядов. Прискакал связной и сообщил, что пехота отходит, а немец «дюже крепко нажимает».
Адариди как ветром выдуло из дома. Забыв о своём высокомерии и важности, он лихо вскочил на коня и широким аллюром поскакал в тыл. За ним устремилась целая кавалькада штабных офицеров.
Оставшиеся на месте солдаты весело заулюлюкали и засвистели им вдогонку.
— Держи, лови, утекут! — озорно кричали они, пока разорвавшийся поблизости германский снаряд не заставил и их рассыпаться во все стороны.
Разведчики тяжёлой батареи впервые попали под обстрел, поэтому любопытство заставило их остаться на месте. Выбрав по возможности укрытое от обстрела место, они начали наблюдать за полем сражения.
Впереди по насыпи шло широкое, обсаженное деревьями шоссе. Прикрываясь его насыпью, быстро двигались перебежками густые цепи германской пехоты. Русские батареи и пулемёты почти прекратили огонь, выжидая, когда германцы покажутся из-за насыпи.
Зато германские батареи рассыпали снаряды щедро, не считая.
— Не знает немец, где наши сховались, и бьёт почём зря по всему, что видит, — высказал Блохин свои соображения.
— Для такой стрельбы надо иметь очень много снарядов. А у нас их мало, — заметил Зуев.
— Однако чего у нас много — это дураков, особливо среди генералов! Пробурчал Блохин.
— Вестимо! Дураков не сеют, не жнут, сами, как грибы после дождя растут, — поддержал его разведчик Лежнёв, ловкий, подобранный паренёк из ярославских.
Он неизменно находился в компании Блохина, который считал Лежнёва своей правой рукой в команде разведчиков.
В это время немцы начали перебегать через шоссе. Зелёные фигурки, словно саранча, покрыли дорогу. И тут грянули русские батареи, затрещали пулемёты, раздались ружейные залпы. Особенно свирепствовали лёгкие батареи. Выкатив орудия для стрельбы прямой наводкой, русские сметали целые подразделения немцев. Шоссе покрылось трупами, раненными, образовались горы человеческих тел. Легко раненные поспешно отползали за спасительную насыпь.
Тогда немецкое командование бросило в бой свежие резервы. Новые волны зелёных шинелей показались сначала в поле за шоссе, а затем снова хлынули на дорогу. Примолкнувшие было русские пушки и пулемёты опять открыли бешеный сокрушительный огонь.
Когда порыв ветра отбросил в сторону пыль и дым, стало ясно видно, как в страхе, бросая раненных, оружие, пулемёты, немцы стремительно побежали назад.
— Так их! Бей! — в азарте орал Зуев.
В это время откуда-то сбоку выскочила конница и, блистая обнажёнными шашками, легко и стремительно бросилась на поддавшегося панике врага. Немцы падали на колени и поднимали руки вверх, моля о пощаде.
Разгром немцев у Гумбинена был полный и русская пехота бросилась преследовать врага. На шоссе остались раненные и появившиеся с тыла санитары. Обстрел на время прекратился. Артиллеристы-разведчики вместе с прочими солдатами занялись сбором трофеев. Брали они только оружие, бинокли, компасы, офицерские сумки, часы. Зуев обшарил трупы нескольких офицеров и забрал все документы, которые при них оказались. Подобрали несколько остроконечных чёрных лаковых касок, на которых сверху были надеты серые, защитного цвета, чехлы.
Пока другие занимались сбором трофеев, Блохин внимательно разглядывал ладони, шрамы и мозоли на руках немецких солдат.
— Что ты там искал? — удивлённо спросил его Лежнёв, видя, что Блохин вернулся с пустыми руками.
— Правду! — мрачно буркнул Блохин.
— И нашёл её? — насмешливо справился Зуев.
— Нашёл, — с вызовом ответил Блохин.
— Что же это за правда такая? Расскажи нам о ней, — попросили его.
— Правда эта в том, что не нужна эта война ни рабочим, ни бедным крестьянам! Только барчукам да белоручкам она на пользу, — неожиданно проговорил Блохин.
— Откуда ты это увидел? — усмехнулся Зуев.
— Откуда увидел? На руках. Поди посмотри — почитай, у всех убитых руки мозолистые, трудовые, в шрамах от работы у станков да в поле, кожа у них шершавая. Значит, всё это трудовой народ, оторванный от работы и погнанный насильно на войну. Белоручек я видел всего двух-трёх, из господ офицеров. Тем на войне лафа. Им чины и кресты, а солдату ничего, кроме вшей да берёзовых крестов, не полагается, да и то один крест на братскую могилу. Вот и посчитай, кому война — мать, а кому — мачеха! — говорил Блохин.
Неподалёку от места побоища Лежнёв нашёл опрокинутую немецкую телефонную двуколку. Она была загружена полевыми телефонными аппаратами и мотками телефонного провода. Вблизи бродили лошади, потерявшие своих седоков. Разведчики мигом сообразили, что это имущество очень понадобится на батарее.
— Вот и довезём всё собранное! — обрадовались солдаты.
— Пора домой, а то, чего доброго, батарея куда-либо уйдёт. Тогда ищи ветра в поле! — напомнил Блохин.
Разведчики сели на лошадей и зарысили в тыл.
Километрах в шести они наткнулись на лихо мчавшуюся им навстречу кавалькаду всадников во главе с генералом Адариди. Генерал снова приобрёл свой надменный вид. Он отчаянно ругал за что-то своих спутников: видимо, чувствовал себя победителем.
Разведчики поспешили свернуть в сторону и скрыться за деревьями, чтобы не попадаться на глаза свирепому начальству.
Как Блохин и предполагал, батареи уже на месте не оказалось. От коменданта станции разведчики узнали, что она неожиданно снова погрузилась в эшелон и её отправили в направлении Ковно. Разведчики догнали батарею только в пятнадцати километрах от Вержболова.
Встретили их в батарее, как настоящих героев, побывавших в тяжёлом бою. Зуев обстоятельно доложил Борейко обо всём случившимся.
Как оказалось, вскоре после отъезда разведчиков батарея получила приказание снова грузиться в вагоны для переброски на фронт 2-й армии генерала Самсонова, развернувшейся на берегу реки Нарев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131