— Ну что ж, очень приятно, — одергивая свой китель, приосанился Ольденбургский.
Настроение его при виде хорошенькой молодой женщины явно улучшилось.
— К госпоже Звонарёвой я не имею претензий, — сказал он, выходя из купе. — Хорошенькие женщины имеют право дерзить нам, мужчинам. Хе-хе! Но вот Кека надо выгнать. Кто его направил сюда?
— Министр двора по распоряжению её величества, — доложил Краснушкин.
— Пока что я, а не её величество, ведаю санитарной частью, недовольно проговорил Ольденбургский.
— Поезд её величества государыни императрицы. Она и считает себя вправе распоряжаться личным составом, как находит нужным, — напомнил Краснушкин.
— Личный состав поезда находится в моём личном ведении! Императрица никогда не назначила бы Вас начальником своего поезда, если бы не знала Ваше отношение к одной грязной особе, протеже очаровательной мадам Сухомлиновой! Ведь Вы были, если мне не изменяет память, её врачом? А я, услышав о немилости императрицы, решил обязательно Вас назначить начальником поезда. Был твёрдо убеждён, что Вы не допустите влияния «святого старца» на Вашу работу. Иначе поезд превратится в публичный дом на колёсах. Особенно приглядывайтесь к деятельности Кека. Никаких денег и материальных ценностей ему не доверяйте, следите, чтобы он не организовал картежных игр среди раненых. Всех облапошит этот титулованный шулер.
Заметив княжну Голицыну, принц добродушно пошутил с ней, справившись, сколько офицеров она ранила в сердце или поразила своей красотой.
— Я тут скорее жертва, чем охотник. Влюбилась сразу в дюжину молодых гвардейцев и теперь не знаю, на ком остановить свой выбор, — с притворным смущением кокетливо проговорила юная княжна.
— Напишу матери письмо, чтобы поскорее выдавала замуж, пока ты не наделала глупостей и не влюбилась без памяти в какого-нибудь непутёвого офицеришку.
— Я молодых не люблю. Мне больше нравятся почтенные генералы Вашего возраста, — стрельнула Голицына глазами в принца.
— Я тебе в деды гожусь! Нечего мне зубы заговаривать. Ты у кого в подчинении? — справился Ольденбургский.
— У Звонарёвской. Она строгая и никакого легкомыслия не допускает, пожаловалась княжна.
— И правильно делает. Звонарёва хороший врач? — справился принц у подошедшего Дистерло.
— Звонарёва? Прекрасный. Я впервые вижу такую талантливую женщину-хирурга, — ответил Дистерло. — Да притом с большим характером. Она крепко держит в руках весь персонал и всех раненых. Умеет пробрать до самых печёнок. Мужчины на неё не обижаются, как на хорошенькую женщину, а женщинам импонирует её положение и специальность. К ней относятся с уважением и побаиваются её острого языка, — пояснил Дистерло.
— Кто её направил сюда? — справился принц.
— Сам начальник поезда приходится ей деверем и давно знает Звонарёву как врача. Она в известной степени его ученица в области терапии.
— Вы, я вижу, тоже находитесь под влиянием её женских чар, — уже совсем по-дружески проговорил Ольденбургский.
— Любви все возрасты покорны, — в тон ему ответил Дистерло.
Гнев принца совсем улёгся.
— Я, кажется, был резок поначалу. Старый солдат, я могу нагрубить под горячую руку, — извиняющимся тоном проговорил он. — Звонарёва действительно очаровательная женщина. Приятно иметь таких в своём подчинении. Кека постарайтесь убрать с помощью Фредерикса. Пусть пришлёт кого-нибудь взамен этого шулера.
Ольденбургский милостиво со всеми простился, наказал Краснушкину обращаться к нему во всех случаях, когда потребуется помощь. После этого принц отбыл, отдав коменданту станции приказание отправить санпоезд немедленно, чтобы наверстать задержку.
…Поезд мерно постукивал колёсами. За окном мелькали телеграфные столбы, поля, припорошенные снегом, далёкие, сливающиеся с голубоватым туманом перелески.
Варя сидела на аккуратно заправленной шерстяным одеялом вагонной полке и смотрела в окно. В купе вошёл Краснушкин, сел рядом. Варя посмотрела на него и, облегчённо вздохнув, улыбнулась. Краснушкин тоже ничего не сказал, только сжал лежавшие на маленьком столике холодные Варины руки.
Поезд, прогрохотав на стрелках колёсами, с ходу миновал какой-то полустанок: мелькнул маленький кирпичный домик путевого обходчика с сарайчиком и невысоким стожком сена под деревянной крышей. На протянутой от крылечка к сарайчику верёвке тяжело полоскалось на ветру мокрое бельё.
38
Батареи артдивизиона стояли в тылу, в районе города Насельска. Наступившие холода плохо сказались на здоровье Борейко. Как ни крепился он, надеясь побороть слабость, болезнь его одолела. Проснувшись утром, он попытался подняться, но пронизывающая острая боль в позвоночнике снова свалила его в постель. Жаркий пот покрыл всё тело, потемнело в глазах. Когда пришёл Звонарёв, Борейко лежал на спине, с усилием сдерживая стоны.
— Тебе плохо, Боря? — испуганно спросил Звонарёв.
Борейко не ответил, только медленно повёл головой по подушке, будто сказал: «И не спрашивай, — плохо».
Борейко отправили с Блохиным в Варшаву. Со дня на день ждали прибытия санпоезда, а с ним Вари и Краснушкина. Поместив своего командира в ближайший госпиталь, Блохин отправился по делам. До прибытия поезда ему многое надо было успеть сделать, а главное, повидаться с польскими товарищами — с Анелей Шулейко, старой знакомой Енджеевского. Она занимала небольшой особнячок на краю города, работала на пересылочном медицинском пункте, помогая при отправке раненых, а в свободное время шила модные шляпки для панночек. К ней ходило много разных людей, и никто не догадывался, что добрая, живая на острый язык пани Анелька в своей кладовушке среди разноцветных тряпочек и мишуры держала целый склад нелегальной литературы, что частенько в её маленьком домике появлялись незнакомые люди и, переждав день, к ночи отправлялись с «верным человеком», старым здешним учителем, в прифронтовой посёлок. Много людей переправила Анелька из России за границу, и ещё ни разу не подвели её осторожность и ум.
Пани Шулейко встретила Блохина, как родного, усадила на лучшее место за столом, накормила, напоила. Небольшого роста, изящная, она быстро и уверенно ходила из комнаты в кухню, из кухни в комнату, накрывая на стол, подавая кушанье. Между делом, неторопливо и обстоятельно, она рассказала Блохину, что поезд ждут сегодня вечером или завтра утром. Откуда она это знает? Очень просто: дежурный телеграфист на станции — поляк, её добрый знакомый, он получил уведомление, чтобы подготовили раненых к отправке. И сегодня её просили дежурить на эвакопункте, хотя и не её смена. Срочно сортируют тяжелобольных и легко раненых офицеров и просто солдат. Начальство решает кого отправлять в первую очередь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131