так, мол, и так — дезертир, надобно его поскорей обратно в окопы загнать, а то некому господ от немца защищать, — пояснил Кедров.
— Да, дело тут тёмное… Ну, мне надо идти в пехоцкие окопы, сменять телефониста. — И Петров отошёл.
Приближение Крутикова заставило солдат замолчать. Штабс-капитан, заметив на траве окурки от солдатских цигарок и мелкие бумажки, приказал тщательно подмести около орудий.
— Что твой театр: ни плюнь, ни окурка наземь не брось, — ворчал Солопов, подметая около своего орудия.
Когда всё было убрано и подметено, Крутиков успокоился и ушёл.
Уже в сумерки к дому лесника подъехала группа всадников, оказавшихся командирами и офицерами тяжёлой батареи, приданной 102-й дивизии. Они сообщили, что батарея подойдёт на рассвете, и, чтобы не терять даром времени, принялись по карте знакомиться с лежащим впереди участком фронта. За ними прибыли офицеры 39-го мортирного дивизиона, тоже направленного в район расположения 102-й дивизии.
Офицеров угостили чаем, подробно рассказали им о расположении наших и немецких окопов и, в ожидании подхода батарей, предложили вздремнуть на сеновале.
— Подваливают, однако, батареи на наш участок. Видимо, ему придается большое значение, — заметил Кремнёв, когда офицеры ушли.
Крутиков взглянул на часы. Было уже около полуночи.
— Надо думать, что сегодня никто больше нас не навестит, — проговорил он, — можно, пожалуй, и на боковую.
Через десять минут все спали на походных кроватях, а ещё через четверть часа к домику подкатил автомобиль, и в дверь громко постучались.
— Прошу прощения за беспокойство, — прогудел густой протодьяконовский бас, и в комнате появилась огромная фигура в кожаном пальто. — Командир особой тяжёлой батареи капитан Борейко прибыл для выбора позиции в этом районе.
Кремнёву пришлось снова подняться и зажечь свечу. Он пригласил Борейко присесть к столу и развернул свою карту.
— У нас уже побывал один командир тяжёлой батареи. Сейчас он спит в сарае.
— Какой части? — спросил приезжий.
— Первого тяжёлого дивизиона шестидюймовых гаубиц.
— У нас калибр немного побольше — двенадцатидюймовые английские гаубицы Виккерса, — усмехнулся Борейко.
— Ого! Я даже не слыхал ещё о таких пушках, — вскочил с постели Павленко. — Нельзя ли на них посмотреть?
— Отчего же нельзя? Через час батарея подойдёт. Завтра днём Вы их увидите во всей красе и мощи.
— Вы, если так можно выразиться, сверхтяжёлая артиллерия, — улыбнулся Кремнёв.
— Около того.
Постучавшись, в комнату вошёл ещё один офицер — высокий поручик со спокойными ясными глазами на загорелом, румяном лице.
— Знакомьтесь, господа, — мой старший офицер, поручик Звонарёв, представил его Борейко.
— Сергей Владимирович? — сорвался с постели Сологубенко. — Вот уж не ожидал Вас здесь встретить! — и художник, как был в нижнем белье, полез обнимать поручика.
Расцеловались, затем художник засыпал звонарёва вопросами.
— Почему Вашу батарею направили сюда? Как поживает Варвара Васильевна? Я слыхал, что она теперь находится на фронте?
— Да. Узнав, что наша батарея придается сто второй дивизии, она выпросила себе назначение в передовой перевязочный отряд Союза городов, который стоит где-то здесь поблизости.
— В деревне Бронники! В этом отряде работают сёстры Ветрова и Осипенко, — сразу оживился прапорщик. — Вы их, конечно, знаете, господин поручик?
— Представления не имею. Чем знамениты эти особы?
— Ничем, кроме того, что в одну из них влюблён наш Боб, — пояснил Сологубенко.
— Поди сюда, Серёжа, — подозвал поручика Борейко. — Покумекаем, где нам разместить на ночь орудия, автомобильный парк и нашу колбасу. Мы должны действовать главным образом на участке четыреста восьмого полка, вот тут, около железной дороги.
Офицеры склонились к карте.
В раскрытое окно донёсся шум бешено мчавшегося мотоцикла, и вдали сверкнул огонёк фары.
— Что за сумасшедший так несётся в ночной темноте? — взглянул в окно Кремнёв. — Этак недолго и сломать себе шею.
— Не иначе, как твоя супруга, Серёжа! — буркнул Борейко Звонарёву.
— Варя собиралась приехать только утром, а не сейчас.
— Между тем шум мотоцикла стремительно приближался, в окне мелькнул свет, и выключенный мотор сразу замолк. В следующую минуту раздался энергичный стук в дверь, и громкий женский голос спросил:
— Можно войти?
— Сию минуту, — испуганно отозвался за всех Сологубенко, торопливо одеваясь.
Офицеры засуетились, поспешно приводя себя в порядок.
— Прошу! — распахнул двери Кремнёв.
В комнату вошла Варя, в кожаной куртке, с повязкой Красного Креста на левом рукаве. На лбу красовались автомобильные очки, из-под берета упрямо выбивались локоны волос. Звонарёва окинула взглядом присутствующих, подошла к Борейко, который по-прежнему продолжал рассматривать карту, и слегка хлопнула его по плечу.
— Здравствуйте, Боречка! — приветствовала она капитана.
— Здравствуйте, Варенька! Прилетели-таки на своём трескучем помеле? неторопливо поворачивая голову, ответил Борейко.
— Не вытерпела, так соскучилась по Вас!
— И я, как видите, извелся от тоски! — в тон ей отозвался капитан.
— Здравствуйте, Леонид Романович! Познакомьте меня с Вашими сослуживцами.
Художник поспешил представить Варе офицеров.
— Звонарёва, — крепко, по-мужски, встряхивала руку Варя.
Потом подошла к мужу, молча обняла его, прижалась щекой к груди.
— Где же застряли мои девочки? — обернулась она к двери. — Таня, Ира, идите сюда!
Услышав эти имена, Павленко поспешил к двери и ввёл обеих сестёр милосердия. Вид у них был довольно растрёпанный и испуганный.
— Мы всё ещё не можем прийти в себя после бешеной скачки на мотоцикле. Думали, что и в живых не останемся, — оправдывались они, оправляя платье, волосы и косынки.
— Зато в двадцать минут долетели до места!
— Как же ты их двоих привезла на одном мотоцикле? — справился Звонарёв.
— Очень просто: посадила одну в каретку, а другую на багажник. А теперь, — обернулась Звонарёва к офицерам, — прошу Вас, милостивые государи, немедленно очистить это помещение. Здесь будет развёрнут перевязочный пункт. Даю Вам четверть часа на сборы, — безапелляционно закончила Варя.
— Позвольте, я протестую, — возразил Кремнёв. — Тут расположились офицеры трёх батарей: моей, мортирной и тяжёлой. Сейчас ночь, темно, и переселение в другое место весьма затруднительно.
— Согласно приказу по сто второй дивизии, перевязочный пункт должен быть открыт здесь к пяти часам утра. Сейчас половина первого. Только-только хватит времени, чтобы привести в порядок этот свинушник. Звонарёва махнула рукой на почерневшие от копоти стены.
— Об этом мне ничего не известно, — возразил было Кремнёв.
Звонарёва выхватила из кармана сложенную бумагу и, развернув её, ткнула в неё пальцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
— Да, дело тут тёмное… Ну, мне надо идти в пехоцкие окопы, сменять телефониста. — И Петров отошёл.
Приближение Крутикова заставило солдат замолчать. Штабс-капитан, заметив на траве окурки от солдатских цигарок и мелкие бумажки, приказал тщательно подмести около орудий.
— Что твой театр: ни плюнь, ни окурка наземь не брось, — ворчал Солопов, подметая около своего орудия.
Когда всё было убрано и подметено, Крутиков успокоился и ушёл.
Уже в сумерки к дому лесника подъехала группа всадников, оказавшихся командирами и офицерами тяжёлой батареи, приданной 102-й дивизии. Они сообщили, что батарея подойдёт на рассвете, и, чтобы не терять даром времени, принялись по карте знакомиться с лежащим впереди участком фронта. За ними прибыли офицеры 39-го мортирного дивизиона, тоже направленного в район расположения 102-й дивизии.
Офицеров угостили чаем, подробно рассказали им о расположении наших и немецких окопов и, в ожидании подхода батарей, предложили вздремнуть на сеновале.
— Подваливают, однако, батареи на наш участок. Видимо, ему придается большое значение, — заметил Кремнёв, когда офицеры ушли.
Крутиков взглянул на часы. Было уже около полуночи.
— Надо думать, что сегодня никто больше нас не навестит, — проговорил он, — можно, пожалуй, и на боковую.
Через десять минут все спали на походных кроватях, а ещё через четверть часа к домику подкатил автомобиль, и в дверь громко постучались.
— Прошу прощения за беспокойство, — прогудел густой протодьяконовский бас, и в комнате появилась огромная фигура в кожаном пальто. — Командир особой тяжёлой батареи капитан Борейко прибыл для выбора позиции в этом районе.
Кремнёву пришлось снова подняться и зажечь свечу. Он пригласил Борейко присесть к столу и развернул свою карту.
— У нас уже побывал один командир тяжёлой батареи. Сейчас он спит в сарае.
— Какой части? — спросил приезжий.
— Первого тяжёлого дивизиона шестидюймовых гаубиц.
— У нас калибр немного побольше — двенадцатидюймовые английские гаубицы Виккерса, — усмехнулся Борейко.
— Ого! Я даже не слыхал ещё о таких пушках, — вскочил с постели Павленко. — Нельзя ли на них посмотреть?
— Отчего же нельзя? Через час батарея подойдёт. Завтра днём Вы их увидите во всей красе и мощи.
— Вы, если так можно выразиться, сверхтяжёлая артиллерия, — улыбнулся Кремнёв.
— Около того.
Постучавшись, в комнату вошёл ещё один офицер — высокий поручик со спокойными ясными глазами на загорелом, румяном лице.
— Знакомьтесь, господа, — мой старший офицер, поручик Звонарёв, представил его Борейко.
— Сергей Владимирович? — сорвался с постели Сологубенко. — Вот уж не ожидал Вас здесь встретить! — и художник, как был в нижнем белье, полез обнимать поручика.
Расцеловались, затем художник засыпал звонарёва вопросами.
— Почему Вашу батарею направили сюда? Как поживает Варвара Васильевна? Я слыхал, что она теперь находится на фронте?
— Да. Узнав, что наша батарея придается сто второй дивизии, она выпросила себе назначение в передовой перевязочный отряд Союза городов, который стоит где-то здесь поблизости.
— В деревне Бронники! В этом отряде работают сёстры Ветрова и Осипенко, — сразу оживился прапорщик. — Вы их, конечно, знаете, господин поручик?
— Представления не имею. Чем знамениты эти особы?
— Ничем, кроме того, что в одну из них влюблён наш Боб, — пояснил Сологубенко.
— Поди сюда, Серёжа, — подозвал поручика Борейко. — Покумекаем, где нам разместить на ночь орудия, автомобильный парк и нашу колбасу. Мы должны действовать главным образом на участке четыреста восьмого полка, вот тут, около железной дороги.
Офицеры склонились к карте.
В раскрытое окно донёсся шум бешено мчавшегося мотоцикла, и вдали сверкнул огонёк фары.
— Что за сумасшедший так несётся в ночной темноте? — взглянул в окно Кремнёв. — Этак недолго и сломать себе шею.
— Не иначе, как твоя супруга, Серёжа! — буркнул Борейко Звонарёву.
— Варя собиралась приехать только утром, а не сейчас.
— Между тем шум мотоцикла стремительно приближался, в окне мелькнул свет, и выключенный мотор сразу замолк. В следующую минуту раздался энергичный стук в дверь, и громкий женский голос спросил:
— Можно войти?
— Сию минуту, — испуганно отозвался за всех Сологубенко, торопливо одеваясь.
Офицеры засуетились, поспешно приводя себя в порядок.
— Прошу! — распахнул двери Кремнёв.
В комнату вошла Варя, в кожаной куртке, с повязкой Красного Креста на левом рукаве. На лбу красовались автомобильные очки, из-под берета упрямо выбивались локоны волос. Звонарёва окинула взглядом присутствующих, подошла к Борейко, который по-прежнему продолжал рассматривать карту, и слегка хлопнула его по плечу.
— Здравствуйте, Боречка! — приветствовала она капитана.
— Здравствуйте, Варенька! Прилетели-таки на своём трескучем помеле? неторопливо поворачивая голову, ответил Борейко.
— Не вытерпела, так соскучилась по Вас!
— И я, как видите, извелся от тоски! — в тон ей отозвался капитан.
— Здравствуйте, Леонид Романович! Познакомьте меня с Вашими сослуживцами.
Художник поспешил представить Варе офицеров.
— Звонарёва, — крепко, по-мужски, встряхивала руку Варя.
Потом подошла к мужу, молча обняла его, прижалась щекой к груди.
— Где же застряли мои девочки? — обернулась она к двери. — Таня, Ира, идите сюда!
Услышав эти имена, Павленко поспешил к двери и ввёл обеих сестёр милосердия. Вид у них был довольно растрёпанный и испуганный.
— Мы всё ещё не можем прийти в себя после бешеной скачки на мотоцикле. Думали, что и в живых не останемся, — оправдывались они, оправляя платье, волосы и косынки.
— Зато в двадцать минут долетели до места!
— Как же ты их двоих привезла на одном мотоцикле? — справился Звонарёв.
— Очень просто: посадила одну в каретку, а другую на багажник. А теперь, — обернулась Звонарёва к офицерам, — прошу Вас, милостивые государи, немедленно очистить это помещение. Здесь будет развёрнут перевязочный пункт. Даю Вам четверть часа на сборы, — безапелляционно закончила Варя.
— Позвольте, я протестую, — возразил Кремнёв. — Тут расположились офицеры трёх батарей: моей, мортирной и тяжёлой. Сейчас ночь, темно, и переселение в другое место весьма затруднительно.
— Согласно приказу по сто второй дивизии, перевязочный пункт должен быть открыт здесь к пяти часам утра. Сейчас половина первого. Только-только хватит времени, чтобы привести в порядок этот свинушник. Звонарёва махнула рукой на почерневшие от копоти стены.
— Об этом мне ничего не известно, — возразил было Кремнёв.
Звонарёва выхватила из кармана сложенную бумагу и, развернув её, ткнула в неё пальцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131