Он говорил, отчеканивая каждое слово по слогам. Он был
спокоен и внушал спокойствие. у него длинное, угловатое лицо, большие
черные глаза. Больно мне было только от его белого халата. Он это понял,
заметил, что я жмурюсь.
Во второй раз он пришел в сером пиджаке. Опять говорил со мною.
Попросил закрывать глаза, когда я хочу сказать "да". Мне больно? да.
Голова? Да. Руки? Да. Лицо? да. Я понимаю, что он говорит? да. Потом он
спросил, знаю ли я, что случилось. увидел, что я отчаянно раскрыла глаза.
Он ушел, и моя сиделка сделала мне укол, чтобы я спала. она большая,
с большими белыми руками. Я поняла, что мое лицо не голо, как у нее, а
закутано. Я постаралась ощутить на своей коже повязки, мази. Я мысленно
проследила - круг за кругом - бинт, который окутывал мою шею, переходил на
затылок и темя, потом на лоб, оставляя глаза свободными, спускался к
нижней части лица и дальше - кругами, кругами. Я заснула.
затем наступили дни, когда я стала кем-то, кого перекладывают,
кормят, возят по коридорам, кто закрывает глаза один раз, если хочешь
сказать "да", а если - "нет", то два раза, кто не хочет кричать, но
истошно вопит во время перевязок, кто не может ни говорить, ни двигаться;
я превратилась в животное, чье тело очищают мазями, а мозг - уколами, в
существо безрукое, безликое; я стала - никто.
- Через две недели снимем с вас повязки, - сказал доктор. - По правде
говоря, мне немножко жаль: я вас очень люблю такой, похожей на мумию.
Он сказал мне свою фамилию: Дулен. Радовался, что я через пять минут
помнила ее, и еще больше радовался, что я способна повторить ее не
коверкая. Сначала, когда он наклонялся надо мною, он говорил только: "моя
барышня", "малютка", "умница". Я повторяла: "мобашкола", "малинейка",
"умнисердие" - слова, которые мое сознание отмечало как неправильные, но
одеревеневшие губы выговаривали помимо моей воли. Позднее доктор Дулен
назвал это "столкновением поездов", он говорил, что это не так неприятно,
как прочее, и очень быстро пройдет.
И действительно, мне понадобилось меньше десяти дней, чтобы научиться
узнавать услышанные мною глаголы и прилагательные. На имена нарицательные
у меня ушло еще несколько дней. Но я никак не могла осмыслить имена
собственные. Мне удавалось повторять их так же правильно, как и все
другое, но они не вызывали в памяти ничего, кроме слов доктора дулена. За
исключением некоторых, как "Париж", "Франция", "Китай", "Площадь массены"
или "Наполеона", они оставались запертыми в неведомом мне прошлом. Я
заучивала их наново, и все. И бесполезно было объяснять мне, что значит
"есть", "ходить", "автобус", "череп", "клиника" или любое другое слово,
если оно не подразумевало определеного человека, место, событие. Доктор
Дулен говорил, что это нормально и не надо волноваться.
- Вы помните мою фамилию?
- Я помню все, что вы говорили. Когда мне можно будет себя увидеть?
Он куда-то шагнул, и когда я попыталась проследить за ним, у меня
заболели глаза. Вернулся он с зеркалом. Я погляделась в зеркало, вот она
я: два глаза и рот в длинном твердом шлеме, окутанном марлей и белыми
бинтами.
- Чтобы разбинтовать все это, нужно больше часа. а то, что спрятано
под этим, кажется, будет прелестно.
Он держал зеркало передо мной. Я полусидела, опираясь на подушки,
руки мои, привязанные к краям кровати, были вытянуты вдоль тела.
- Когда мне развяжут руки?
- Скоро. Надо быть умницей и поменьше шевелиться. Их привязывают,
только когда вам надо спать.
- Я вижу свои глаза. Они голубые.
- Да. Голубые. а теперь не двигаться, не думать. Спать.
зеркало исчезло, а с ним эта штуковина с голубыми глазами и ртом.
Длинное, угловатое лицо доктора снова оказалось передо мной.
- бай-бай, мумия.
Я почувствовала, что соскальзываю с подушек и меня опять укладывают
на спину. Мне хотелось увидеть руки доктора. лица, руки, глаза, - сейчас
для меня это было самое важное. Но он ушел, и я уснула без укола, всем
своим телом ощущая усталость и повторяя имя, такое же незнакомое, как все
другие, - мое собственное имя.
- Мишель Изоля. Меня зовут Ми или Мики. Мне двадцать лет. будет
двадцать один в ноябре. Я родилась в Ницце. мой отец живет всегда в Ницце.
- Потихонечку, мумия. Половину слов вы проглатываете, вы
переутомитесь.
- Я понимаю все, что вы говорите. Несколько лет я жила в италии с
тетей; в июне она умерла. Я получила ожоги во время пожара три месяца
назад.
- Я вам не так говорил.
- У меня была машина. Марка "MG". Зарегистрирована за номером
TT-X-66-43-13. Белого цвета.
- Молодец, мумия.
Я хотела его удержать, но вверх по руке, до самого затылка, побежала
острая боль.
Он всегда бывал у меня не больше нескольких минут. затем мне давали
какое-то питье со снотворным.
- Моя машина была белая. Марка "MG". Зарегистрирована за номером
TT-X-66-43-13.
- А дом?
- Он стоит на мысе, который называется мыс Кадэ. это между Ля-Сьота и
бандоль. Он двухэтажный, три комнаты и кухня внизу, три комнаты и две
ванны на верху.
- Не так быстро. Ваша спальня?
- Выходит окнами на море и на поселок, который называется Лек. Стены
окрашены в голубую и белую краску. Я же вам говорю, что это идиотство. Я
помню все, что вы говорите.
- Это важно, мумия.
- Важно то, что я это повторяю. А в памяти это ничего не вызывает.
Одни слова и все.
- Вы бы могли повторить их по-итальянски?
- Нет. Я помню только: "CAMERA", "CASA", "MACHINA", "BIANKA"
(комната, дом, машина, белая - итал.). Я ведь вам уже говорила!
- Ну, на сегодня довольно. когда вы будете чувствовать себя лучше, я
покажу вам фотографии. Мне дали три большущих коробки со снимками. Я знаю
вас лучше, чем вы сами, мумия.
Оперировал меня некто доктор Шавер, в Ницце, через три дня после
пожара. По словам доктора Дулена, наблюдать работу Шавера, проделанную
после перенесенных мною в тот же день двух кровотечений из ран, было одно
удовольствие, каждая деталь в ней - просто чудо, но он не пожелал бы ни
одному хирургу повторить эту операцию.
затем я лежала в Булони, в клинике доктора Динна, куда меня поместили
через месяц после первой операции. В самолете у меня было третье
кровотечеие, потому что летчику за четверть часа до посадки пришлось
набирать высоту.
- Доктор Динн занимался вами после того, как пересадка кожи прошла
благополучно. Он сделал вам красивый носик. Я видел слепки. уверяю вас,
получилось очень красиво.
- А вы кто?
- Я зять доктора Шавера. служу при святой анне (больница святой анны
- городская психиатрическая больница в Париже).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
спокоен и внушал спокойствие. у него длинное, угловатое лицо, большие
черные глаза. Больно мне было только от его белого халата. Он это понял,
заметил, что я жмурюсь.
Во второй раз он пришел в сером пиджаке. Опять говорил со мною.
Попросил закрывать глаза, когда я хочу сказать "да". Мне больно? да.
Голова? Да. Руки? Да. Лицо? да. Я понимаю, что он говорит? да. Потом он
спросил, знаю ли я, что случилось. увидел, что я отчаянно раскрыла глаза.
Он ушел, и моя сиделка сделала мне укол, чтобы я спала. она большая,
с большими белыми руками. Я поняла, что мое лицо не голо, как у нее, а
закутано. Я постаралась ощутить на своей коже повязки, мази. Я мысленно
проследила - круг за кругом - бинт, который окутывал мою шею, переходил на
затылок и темя, потом на лоб, оставляя глаза свободными, спускался к
нижней части лица и дальше - кругами, кругами. Я заснула.
затем наступили дни, когда я стала кем-то, кого перекладывают,
кормят, возят по коридорам, кто закрывает глаза один раз, если хочешь
сказать "да", а если - "нет", то два раза, кто не хочет кричать, но
истошно вопит во время перевязок, кто не может ни говорить, ни двигаться;
я превратилась в животное, чье тело очищают мазями, а мозг - уколами, в
существо безрукое, безликое; я стала - никто.
- Через две недели снимем с вас повязки, - сказал доктор. - По правде
говоря, мне немножко жаль: я вас очень люблю такой, похожей на мумию.
Он сказал мне свою фамилию: Дулен. Радовался, что я через пять минут
помнила ее, и еще больше радовался, что я способна повторить ее не
коверкая. Сначала, когда он наклонялся надо мною, он говорил только: "моя
барышня", "малютка", "умница". Я повторяла: "мобашкола", "малинейка",
"умнисердие" - слова, которые мое сознание отмечало как неправильные, но
одеревеневшие губы выговаривали помимо моей воли. Позднее доктор Дулен
назвал это "столкновением поездов", он говорил, что это не так неприятно,
как прочее, и очень быстро пройдет.
И действительно, мне понадобилось меньше десяти дней, чтобы научиться
узнавать услышанные мною глаголы и прилагательные. На имена нарицательные
у меня ушло еще несколько дней. Но я никак не могла осмыслить имена
собственные. Мне удавалось повторять их так же правильно, как и все
другое, но они не вызывали в памяти ничего, кроме слов доктора дулена. За
исключением некоторых, как "Париж", "Франция", "Китай", "Площадь массены"
или "Наполеона", они оставались запертыми в неведомом мне прошлом. Я
заучивала их наново, и все. И бесполезно было объяснять мне, что значит
"есть", "ходить", "автобус", "череп", "клиника" или любое другое слово,
если оно не подразумевало определеного человека, место, событие. Доктор
Дулен говорил, что это нормально и не надо волноваться.
- Вы помните мою фамилию?
- Я помню все, что вы говорили. Когда мне можно будет себя увидеть?
Он куда-то шагнул, и когда я попыталась проследить за ним, у меня
заболели глаза. Вернулся он с зеркалом. Я погляделась в зеркало, вот она
я: два глаза и рот в длинном твердом шлеме, окутанном марлей и белыми
бинтами.
- Чтобы разбинтовать все это, нужно больше часа. а то, что спрятано
под этим, кажется, будет прелестно.
Он держал зеркало передо мной. Я полусидела, опираясь на подушки,
руки мои, привязанные к краям кровати, были вытянуты вдоль тела.
- Когда мне развяжут руки?
- Скоро. Надо быть умницей и поменьше шевелиться. Их привязывают,
только когда вам надо спать.
- Я вижу свои глаза. Они голубые.
- Да. Голубые. а теперь не двигаться, не думать. Спать.
зеркало исчезло, а с ним эта штуковина с голубыми глазами и ртом.
Длинное, угловатое лицо доктора снова оказалось передо мной.
- бай-бай, мумия.
Я почувствовала, что соскальзываю с подушек и меня опять укладывают
на спину. Мне хотелось увидеть руки доктора. лица, руки, глаза, - сейчас
для меня это было самое важное. Но он ушел, и я уснула без укола, всем
своим телом ощущая усталость и повторяя имя, такое же незнакомое, как все
другие, - мое собственное имя.
- Мишель Изоля. Меня зовут Ми или Мики. Мне двадцать лет. будет
двадцать один в ноябре. Я родилась в Ницце. мой отец живет всегда в Ницце.
- Потихонечку, мумия. Половину слов вы проглатываете, вы
переутомитесь.
- Я понимаю все, что вы говорите. Несколько лет я жила в италии с
тетей; в июне она умерла. Я получила ожоги во время пожара три месяца
назад.
- Я вам не так говорил.
- У меня была машина. Марка "MG". Зарегистрирована за номером
TT-X-66-43-13. Белого цвета.
- Молодец, мумия.
Я хотела его удержать, но вверх по руке, до самого затылка, побежала
острая боль.
Он всегда бывал у меня не больше нескольких минут. затем мне давали
какое-то питье со снотворным.
- Моя машина была белая. Марка "MG". Зарегистрирована за номером
TT-X-66-43-13.
- А дом?
- Он стоит на мысе, который называется мыс Кадэ. это между Ля-Сьота и
бандоль. Он двухэтажный, три комнаты и кухня внизу, три комнаты и две
ванны на верху.
- Не так быстро. Ваша спальня?
- Выходит окнами на море и на поселок, который называется Лек. Стены
окрашены в голубую и белую краску. Я же вам говорю, что это идиотство. Я
помню все, что вы говорите.
- Это важно, мумия.
- Важно то, что я это повторяю. А в памяти это ничего не вызывает.
Одни слова и все.
- Вы бы могли повторить их по-итальянски?
- Нет. Я помню только: "CAMERA", "CASA", "MACHINA", "BIANKA"
(комната, дом, машина, белая - итал.). Я ведь вам уже говорила!
- Ну, на сегодня довольно. когда вы будете чувствовать себя лучше, я
покажу вам фотографии. Мне дали три большущих коробки со снимками. Я знаю
вас лучше, чем вы сами, мумия.
Оперировал меня некто доктор Шавер, в Ницце, через три дня после
пожара. По словам доктора Дулена, наблюдать работу Шавера, проделанную
после перенесенных мною в тот же день двух кровотечений из ран, было одно
удовольствие, каждая деталь в ней - просто чудо, но он не пожелал бы ни
одному хирургу повторить эту операцию.
затем я лежала в Булони, в клинике доктора Динна, куда меня поместили
через месяц после первой операции. В самолете у меня было третье
кровотечеие, потому что летчику за четверть часа до посадки пришлось
набирать высоту.
- Доктор Динн занимался вами после того, как пересадка кожи прошла
благополучно. Он сделал вам красивый носик. Я видел слепки. уверяю вас,
получилось очень красиво.
- А вы кто?
- Я зять доктора Шавера. служу при святой анне (больница святой анны
- городская психиатрическая больница в Париже).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39