Попалась пижама. Пижама
была ей впору.
В ту ночь она спала в передней номера Ми на диване. Ми легла в
смежной комнате, говорила много и громко, чтобы до могла ее услышать. На
этот раз Ми не принимала снотворное. принимала она его часто, из-за
него-то она так внезапно и уснула в ночь их первой встречи. Долго еще,
после того, как она объявила: "бай-бай, до!" (и при этом полагалось тоже
смеяться), она продолжала свой монолог.
Часа в три утра До проснулась и услышала плачь Ми. Подбежав к ее
кровати, она увидела, что Ми спит с мокрым от слез лицом, сжав кулаки и
скинув с себя простыни и одеяло. До погасила свет, укрыла Ми и вернулась
на свой диван.
Назавтра вечером к Ми должен был "кое-кто" прийти. Звоня по телефону
из "дюпон-латен", До имела возможность услышать, как этот "кое-кто"
спрашивал, где его сигареты. Ми отвечала:"на столе, прямо перед твоим
носом".
- Я тебя сегодня не увижу? - спросила до. - Кто он? это ты с ним
уходишь? А потом мне нельзя будет тебя увидеть? я могу и подождать. Я могу
и расчесывать твои волосы щеткой. Я могу делать все, что угодно.
- Ты меня мучаешь, - ответила Ми.
Во втором часу ночи она постучала в дверь номера до, в гостинице
"Виктория". Ми, должно быть, пила, курила и разговаривала без передышки.
Она была грустна. До раздела ее, дала свою пижаму, уложила на свою кровать
и, пока не зазвонил будильник, она, не смыкая глаз, баюкала Ми в своих
объятиях, прислушиваясь к ее ровному дыханию и повторяя себе: "теперь это
не сон, она со мной, она моя, расставшись с ней, я унесу ее с собой, я
стала ею".
- А тебе обязательно нужно туда идти? - спросила Ми, приоткрыв глаза.
- ложись обратно. Я включаю тебя в "главную книгу".
- Куда?
- В расходную ведомость крестной. ложись. Я заплачу.
До уже оделась, собираясь уходить. Она ответила, что это чушь, она не
игрушка: хочу - поиграю, хочу - брошу. Банк платит ей жалование, выдается
оно каждый месяц, она на это жалование живет. Ми в ярости села, лицо у нее
было свежее, отдохнувшее, глаза ясные.
- Ты говоришь точь-в-точь как один мой знакомый. Если я сказала, что
заплачу, значит заплачу. Сколько тебе дает твой банк?
- шестьдесят пять тысяч в месяц.
- Оклад повышен, - сказала Ми. - ложись обратно, иначе получишь
расчет.
До сняла пальто, поставила варить кофе, посмотрела в окно на свое
солнце аустерлица, которое не было еще в зените. когда она подала Ми чашку
с кофе в постель, она знала, что с этого утра ее восхождение будет
продолжаться, и отныне все, что она сделает или скажет, когда-нибудь может
быть использовано против нее.
- Ты премилая игрушка, - сказала Ми. - Кофе у тебя вкусный. Ты давно
здесь живешь?
- Несколько месяцев.
- Собирай вещи.
- Мики, пойми же! Ведь то, что ты меня заставляешь сделать, вещь
серьезная.
- Представь себе, я это уже поняла два дня назад. Как, по-твоему,
много есть на свете людей, которые спасли меня во время кораблекрушения? К
тому же я уверена, что плавать ты не умеешь.
- Не умею.
- Я тебя научу, - сказала Ми. - Это легко. Смотри: руками надо
двигать вот так, видишь. А ногами работать труднее...
Она смеясь, толкнула До на кровать и стала сгибать и разгибать ей
руки, потом вдруг посмотрела на До без тени улыбки и сказала, что она
знала, как все это серьезно, но не думала, что на столько.
Следующие ночи До провела на диване в передней номера четырнадцатого
в "Резиденс Уошингтон", - так сказать, на роли привратницы, оберегающей
любовные забавы Ми, которая спала в соседней комнате с довольно чванным и
противным молодчиком. С тем самым, которого До видела в банке. Звали его
Франсуа Руссен, он работал секретарем в конторе у адвоката и не лишен был
известного лоска. А так как у него были такие же мутноватые замыслы, что и
у до, то они сразу и откровенно друг друга возненавидели.
Ми утверждала, что он красивый и безобидный. Однако до почувствовала
себя почти счастливой, когда однажды вечером ми спросила ее, оставила ли
она за собой номер в "Виктории". ми пожелала провести там с кем-то ночь.
За номер было заплачено до марта. Ми пропадала три вечера.
Бывали и такие вечера, когда Ми сидела дома. Самые приятные для до.
Ми не переносила одиночества. Кто-нибудь должен был двести раз провести
щеткой по ее волосам, помыть ей спину, погасить ее сигарету, если она
задремлет, слушать ее монологи: для всего этого и существовала до. В такие
вечера она предлагала пообедать "по-холостяцки", и в номер подавали
невероятные явства (например, яичницу-болтунью) в серебряных кастрюльках.
Она учила Ми складывать особым образом салфетки, так что получались
фигурки зверей, то и дело называла ее своим светиком или своей красавицей.
Это было едва ли не самое важное, ведь Ми перед сном испытывала
потребность в отвлечении, в разрядке, которую давало ей иногда снотворное,
иногда любовники, иногда собственная бессмысленная болтовня; а потребность
эта была ничем иным, как старинной боязнью темноты, которую мы испытываем,
когда мама оставляет нас одних в комнате. Эти наиболее ярко выраженные
особенности ми (по мнению До - уже явно патологические) корнями своими
уходили прямо в детство.
В марте До стала всюду сопровождать Ми (вернее - Мики, как называли
ее все), и только у Руссена Ми бывала одна. сводилось это к совместным
поездкам по Парижу в машине, из одного магазина в другой, либо к светским
визитам или к партии в теннис на закрытом корте, а иной раз
разглагольствованиям с неизвестными людьми за столом в ресторане. Часто до
оставалась одна в машине, включая радио, составляла в уме проект письма,
которое напишет вечером крестной Мидоля.
Первое письмо До было датировано днем ее нового "назначения". Она
писала, что имела счастье встретиться с Ми, сообщала, что все
благополучно, выражая надежду, что столь же благополучно все и у крестной,
которая ведь "немного сродни" и самой до. Далее следовали всякие
происшествия, имевшие место в Ницце, одна-две шпильки, тщательно
замаскированные, по адресу Мики и обещание расцеловать крестную при первом
же посещении италии.
Отправив письмо, До тут же пожалела, что не удержалась от шпилек:
очень уж заметно. Крестная Мидоля тонкая бестия, - недаром же она с
тротуаров Ниццы ухитрилась попасть в итальянские дворцы - она сразу все
учует. Но ничуть не бывало. ответ пришел через четыре дня, и прямо-таки
ошеломляющий. до, мол, для нее - сущее благословение. Она осталась
точь-вточь такой, какой помнит милую девочку ее крестная Мидоля:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
была ей впору.
В ту ночь она спала в передней номера Ми на диване. Ми легла в
смежной комнате, говорила много и громко, чтобы до могла ее услышать. На
этот раз Ми не принимала снотворное. принимала она его часто, из-за
него-то она так внезапно и уснула в ночь их первой встречи. Долго еще,
после того, как она объявила: "бай-бай, до!" (и при этом полагалось тоже
смеяться), она продолжала свой монолог.
Часа в три утра До проснулась и услышала плачь Ми. Подбежав к ее
кровати, она увидела, что Ми спит с мокрым от слез лицом, сжав кулаки и
скинув с себя простыни и одеяло. До погасила свет, укрыла Ми и вернулась
на свой диван.
Назавтра вечером к Ми должен был "кое-кто" прийти. Звоня по телефону
из "дюпон-латен", До имела возможность услышать, как этот "кое-кто"
спрашивал, где его сигареты. Ми отвечала:"на столе, прямо перед твоим
носом".
- Я тебя сегодня не увижу? - спросила до. - Кто он? это ты с ним
уходишь? А потом мне нельзя будет тебя увидеть? я могу и подождать. Я могу
и расчесывать твои волосы щеткой. Я могу делать все, что угодно.
- Ты меня мучаешь, - ответила Ми.
Во втором часу ночи она постучала в дверь номера до, в гостинице
"Виктория". Ми, должно быть, пила, курила и разговаривала без передышки.
Она была грустна. До раздела ее, дала свою пижаму, уложила на свою кровать
и, пока не зазвонил будильник, она, не смыкая глаз, баюкала Ми в своих
объятиях, прислушиваясь к ее ровному дыханию и повторяя себе: "теперь это
не сон, она со мной, она моя, расставшись с ней, я унесу ее с собой, я
стала ею".
- А тебе обязательно нужно туда идти? - спросила Ми, приоткрыв глаза.
- ложись обратно. Я включаю тебя в "главную книгу".
- Куда?
- В расходную ведомость крестной. ложись. Я заплачу.
До уже оделась, собираясь уходить. Она ответила, что это чушь, она не
игрушка: хочу - поиграю, хочу - брошу. Банк платит ей жалование, выдается
оно каждый месяц, она на это жалование живет. Ми в ярости села, лицо у нее
было свежее, отдохнувшее, глаза ясные.
- Ты говоришь точь-в-точь как один мой знакомый. Если я сказала, что
заплачу, значит заплачу. Сколько тебе дает твой банк?
- шестьдесят пять тысяч в месяц.
- Оклад повышен, - сказала Ми. - ложись обратно, иначе получишь
расчет.
До сняла пальто, поставила варить кофе, посмотрела в окно на свое
солнце аустерлица, которое не было еще в зените. когда она подала Ми чашку
с кофе в постель, она знала, что с этого утра ее восхождение будет
продолжаться, и отныне все, что она сделает или скажет, когда-нибудь может
быть использовано против нее.
- Ты премилая игрушка, - сказала Ми. - Кофе у тебя вкусный. Ты давно
здесь живешь?
- Несколько месяцев.
- Собирай вещи.
- Мики, пойми же! Ведь то, что ты меня заставляешь сделать, вещь
серьезная.
- Представь себе, я это уже поняла два дня назад. Как, по-твоему,
много есть на свете людей, которые спасли меня во время кораблекрушения? К
тому же я уверена, что плавать ты не умеешь.
- Не умею.
- Я тебя научу, - сказала Ми. - Это легко. Смотри: руками надо
двигать вот так, видишь. А ногами работать труднее...
Она смеясь, толкнула До на кровать и стала сгибать и разгибать ей
руки, потом вдруг посмотрела на До без тени улыбки и сказала, что она
знала, как все это серьезно, но не думала, что на столько.
Следующие ночи До провела на диване в передней номера четырнадцатого
в "Резиденс Уошингтон", - так сказать, на роли привратницы, оберегающей
любовные забавы Ми, которая спала в соседней комнате с довольно чванным и
противным молодчиком. С тем самым, которого До видела в банке. Звали его
Франсуа Руссен, он работал секретарем в конторе у адвоката и не лишен был
известного лоска. А так как у него были такие же мутноватые замыслы, что и
у до, то они сразу и откровенно друг друга возненавидели.
Ми утверждала, что он красивый и безобидный. Однако до почувствовала
себя почти счастливой, когда однажды вечером ми спросила ее, оставила ли
она за собой номер в "Виктории". ми пожелала провести там с кем-то ночь.
За номер было заплачено до марта. Ми пропадала три вечера.
Бывали и такие вечера, когда Ми сидела дома. Самые приятные для до.
Ми не переносила одиночества. Кто-нибудь должен был двести раз провести
щеткой по ее волосам, помыть ей спину, погасить ее сигарету, если она
задремлет, слушать ее монологи: для всего этого и существовала до. В такие
вечера она предлагала пообедать "по-холостяцки", и в номер подавали
невероятные явства (например, яичницу-болтунью) в серебряных кастрюльках.
Она учила Ми складывать особым образом салфетки, так что получались
фигурки зверей, то и дело называла ее своим светиком или своей красавицей.
Это было едва ли не самое важное, ведь Ми перед сном испытывала
потребность в отвлечении, в разрядке, которую давало ей иногда снотворное,
иногда любовники, иногда собственная бессмысленная болтовня; а потребность
эта была ничем иным, как старинной боязнью темноты, которую мы испытываем,
когда мама оставляет нас одних в комнате. Эти наиболее ярко выраженные
особенности ми (по мнению До - уже явно патологические) корнями своими
уходили прямо в детство.
В марте До стала всюду сопровождать Ми (вернее - Мики, как называли
ее все), и только у Руссена Ми бывала одна. сводилось это к совместным
поездкам по Парижу в машине, из одного магазина в другой, либо к светским
визитам или к партии в теннис на закрытом корте, а иной раз
разглагольствованиям с неизвестными людьми за столом в ресторане. Часто до
оставалась одна в машине, включая радио, составляла в уме проект письма,
которое напишет вечером крестной Мидоля.
Первое письмо До было датировано днем ее нового "назначения". Она
писала, что имела счастье встретиться с Ми, сообщала, что все
благополучно, выражая надежду, что столь же благополучно все и у крестной,
которая ведь "немного сродни" и самой до. Далее следовали всякие
происшествия, имевшие место в Ницце, одна-две шпильки, тщательно
замаскированные, по адресу Мики и обещание расцеловать крестную при первом
же посещении италии.
Отправив письмо, До тут же пожалела, что не удержалась от шпилек:
очень уж заметно. Крестная Мидоля тонкая бестия, - недаром же она с
тротуаров Ниццы ухитрилась попасть в итальянские дворцы - она сразу все
учует. Но ничуть не бывало. ответ пришел через четыре дня, и прямо-таки
ошеломляющий. до, мол, для нее - сущее благословение. Она осталась
точь-вточь такой, какой помнит милую девочку ее крестная Мидоля:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39