Князь улыбнулся и заметил, что лучше было бы Фредериксу спросить об этом своего камердинера. Старый граф позвонил и, когда появился слуга, вновь спросил того, брился ли он сегодня. Камердинер ответил утвердительно. Едва только Орлов закончил свой доклад, как Фредерикс вскочил со своего места и вскричал: «Я все-таки сегодня не брился! Я еду к парикмахеру!» Но по дороге он заснул в карете, и кучер предпочел отвезти его небритым домой.
Подобные истории рассказывались с легкой усмешкой, что, впрочем, не вредило всеобщей популярности придворного министра. Только вечно злословящий граф Витте повсюду утверждал, что Фредерике «весьма слабо соображает» и его помощникам приходится вдалбливать доклады ему в голову, словно школьный урок.
К тем немногим, кому государь оказывал доверие, принадлежал также зять графа Фредерикса дворцовый комендант Воейков, в обязанности которого входила охрана Царского Села. Сначала царица недостаточно ему доверяла, но позднее она изменила свое мнение, и с того момента Воейков часто исполнял обязанность тайного ходатая императрицы.
Немного странной личностью при дворе был флигель-адъютант адмирал Нилов, брюзга, грубиян, любивший выпить; у него была привычка каждому, даже царю, высказывать в лицо свое мнение; но на самом деле его «правда» была настолько далека от истины, что никогда не вызывала серьезных подозрений.
Необычную роль играли другие многочисленные флигель-адъютанты, ревниво следящие друг за другом, из которых никто, за небольшим исключением, не имел никакого влияния. Если кто-нибудь обращался к такому офицеру с просьбой, он отвечал: «Я лишь открываю двери!» или: «Я только играю в шахматы».
Материальное положение любого флигель-адъютанта было очень незавидным, так как они получали жалованье, которого едва хватало на уплату необходимых чаевых, и потому так получалось, что они не раз попадали в лапы ростовщиков, играли на бирже и всячески старались использовать все материальные преимущества службы при дворе. Сильное влияние было только у одного из них, флигель-адъютанта Саблина, который смог добиться полного царского доверия. Плотной непроницаемой стеной бесцветные подобострастные слуги заслоняли правящую чету от внешнего мира, от всей Российской империи.
«Плачевно, — воскликнул однажды Сазонов, министр иностранных дел, — постепенно вокруг царской четы образовалось пустое пространство, никому больше не удается приблизиться к ним. Если исключить официальные приемы, в дом никогда не проникает никакой голос из внешнего мира».
* * * *
В то время из-за уединенности царской четы и глубокого покоя придворная жизнь постепенно замирала, в политических салонах все активнее развивалась деловитость; такого типа салоны существовали и раньше, еще со времен госпожи фон Крюденер, а теперь росли в Петербурге, как грибы после дождя.
Раньше, когда при дворе еще вращались министры, советники, политики и интриганы, когда дворцовая жизнь находилась в здоровом и живом контакте с внешним миром, центром всех политических событий был именно царский дворец; там выдвигались, обсуждались, оспаривались и принимались все предложения, проекты, планы, идеи. Но теперь при дворе стало тихо, каждый, допущенный в Царское Село, чувствовал себя обязанным служить на цыпочках, говорить шепотом, так как правящая чета желала покоя и нуждалась в бережном отношении; дворец в Царском Селе все больше походил на роскошную больничную палату.
Деятельная дворцовая жизнь была теперь вытеснена со своего прежнего места и чуть теплилась в политических салонах. Все те интриги, прожекты, мелкая ревность и планы, имевшие в блеске царского дворца определенный стиль и даже иногда ослеплявшие своим величием, перенеслись в маленькие салоны, чья лихорадочная деловитость должна была заменить истинную дворцовую жизнь. Все, что вокруг царя было «великой политикой», превратилось в мелкие отталкивающие действия, бесконечную возбужденную болтовню и нечистоплотную спекуляцию.
Так как люди, имевшие титул и звание, нечасто добивались допуска к государю, не имели на него почти никакого влияния и ничего не знали о его истинных намерениях, новые политические салоны Петербурга группировались не вокруг них, а около тех, чьи отношения со двором основывались на знакомстве с каким-нибудь придворным низшего ранга, который именно благодаря своему низшему положению мог постоянно находиться вблизи монарха. Это были лакеи, привратники и другие «вельможи», чьей дружбы искали теперь политические кружки.
Счастливчик, способный доказать связь с дворцовыми функционерами такого рода, вскоре превращался в почитаемого господина, и вокруг него образовывался политический салон. Политики, претендовавшие на пост министра, считали необходимым посещать его, так же как и священники, мечтавшие стать епископами, или предприниматели, банкиры и шпионы, заинтересованные в информации о ситуации вокруг царя. Все они надеялись на посредничество одного из таких лакеев или иных, на первый взгляд, незначительных дворцовых деятелей, потому что именно мелкие чиновники могли иметь доступ к государю, от них можно было получить действительно точные сведения о его планах и соответственно с их помощью повлиять на государя.
Самым деятельным из этих странных политических обществ был кружок князя Андронникова; ежегодно там появлялось много людей, способных путем отличной связи с Царским Селом способствовать осуществлению разнообразных планов. Князь Андронников часто имел возможность сообщать самые секретные решения государя за несколько часов до их официального оглашения, чем оказывал своим друзьям неоценимую услугу. Андронников мог также ходатайствовать о всяческих прошениях, добиваться назначения на должность и награждений. Поэтому некоторые высокопоставленные чиновники, офицеры, духовенство регулярно проводили послеобеденное время в салоне Андронникова, пока действительно не получали желаемого продвижения по службе или ордена.
Таким влиянием на решения государя Андронников был обязан многолетней дружбе с царским камердинером; позже он сблизился и с дворцовым комендантом, но тот не мог оказать столь ценной услуги, как слуга. С его помощью он постоянно узнавал, какие документы лежали на императорском столе, каким образом Николай Второй собирается решить то или иное дело. На этих сообщениях дельцы и шпионы, часто посещавшие салон Андронникова, основывали свои предприятия и секретные отчеты; сведения Андронникова всегда были надежны, и то незаметное влияние, которое князь оказывал на царя с помощью его слуги, почти всегда достигало результата.
Были времена, когда самые высокие государственные сановники, такие, как военные министры Сухомлинов и Белов, духовные лица, например епископ Варнава, бывшие сами на хорошем счету при дворе, получали самую точную информацию опять-таки из салона Андронникова, потому что сведения камердинера оказывались достовернее всего того, что они смогли получить при личном посещении Царского Села.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Подобные истории рассказывались с легкой усмешкой, что, впрочем, не вредило всеобщей популярности придворного министра. Только вечно злословящий граф Витте повсюду утверждал, что Фредерике «весьма слабо соображает» и его помощникам приходится вдалбливать доклады ему в голову, словно школьный урок.
К тем немногим, кому государь оказывал доверие, принадлежал также зять графа Фредерикса дворцовый комендант Воейков, в обязанности которого входила охрана Царского Села. Сначала царица недостаточно ему доверяла, но позднее она изменила свое мнение, и с того момента Воейков часто исполнял обязанность тайного ходатая императрицы.
Немного странной личностью при дворе был флигель-адъютант адмирал Нилов, брюзга, грубиян, любивший выпить; у него была привычка каждому, даже царю, высказывать в лицо свое мнение; но на самом деле его «правда» была настолько далека от истины, что никогда не вызывала серьезных подозрений.
Необычную роль играли другие многочисленные флигель-адъютанты, ревниво следящие друг за другом, из которых никто, за небольшим исключением, не имел никакого влияния. Если кто-нибудь обращался к такому офицеру с просьбой, он отвечал: «Я лишь открываю двери!» или: «Я только играю в шахматы».
Материальное положение любого флигель-адъютанта было очень незавидным, так как они получали жалованье, которого едва хватало на уплату необходимых чаевых, и потому так получалось, что они не раз попадали в лапы ростовщиков, играли на бирже и всячески старались использовать все материальные преимущества службы при дворе. Сильное влияние было только у одного из них, флигель-адъютанта Саблина, который смог добиться полного царского доверия. Плотной непроницаемой стеной бесцветные подобострастные слуги заслоняли правящую чету от внешнего мира, от всей Российской империи.
«Плачевно, — воскликнул однажды Сазонов, министр иностранных дел, — постепенно вокруг царской четы образовалось пустое пространство, никому больше не удается приблизиться к ним. Если исключить официальные приемы, в дом никогда не проникает никакой голос из внешнего мира».
* * * *
В то время из-за уединенности царской четы и глубокого покоя придворная жизнь постепенно замирала, в политических салонах все активнее развивалась деловитость; такого типа салоны существовали и раньше, еще со времен госпожи фон Крюденер, а теперь росли в Петербурге, как грибы после дождя.
Раньше, когда при дворе еще вращались министры, советники, политики и интриганы, когда дворцовая жизнь находилась в здоровом и живом контакте с внешним миром, центром всех политических событий был именно царский дворец; там выдвигались, обсуждались, оспаривались и принимались все предложения, проекты, планы, идеи. Но теперь при дворе стало тихо, каждый, допущенный в Царское Село, чувствовал себя обязанным служить на цыпочках, говорить шепотом, так как правящая чета желала покоя и нуждалась в бережном отношении; дворец в Царском Селе все больше походил на роскошную больничную палату.
Деятельная дворцовая жизнь была теперь вытеснена со своего прежнего места и чуть теплилась в политических салонах. Все те интриги, прожекты, мелкая ревность и планы, имевшие в блеске царского дворца определенный стиль и даже иногда ослеплявшие своим величием, перенеслись в маленькие салоны, чья лихорадочная деловитость должна была заменить истинную дворцовую жизнь. Все, что вокруг царя было «великой политикой», превратилось в мелкие отталкивающие действия, бесконечную возбужденную болтовню и нечистоплотную спекуляцию.
Так как люди, имевшие титул и звание, нечасто добивались допуска к государю, не имели на него почти никакого влияния и ничего не знали о его истинных намерениях, новые политические салоны Петербурга группировались не вокруг них, а около тех, чьи отношения со двором основывались на знакомстве с каким-нибудь придворным низшего ранга, который именно благодаря своему низшему положению мог постоянно находиться вблизи монарха. Это были лакеи, привратники и другие «вельможи», чьей дружбы искали теперь политические кружки.
Счастливчик, способный доказать связь с дворцовыми функционерами такого рода, вскоре превращался в почитаемого господина, и вокруг него образовывался политический салон. Политики, претендовавшие на пост министра, считали необходимым посещать его, так же как и священники, мечтавшие стать епископами, или предприниматели, банкиры и шпионы, заинтересованные в информации о ситуации вокруг царя. Все они надеялись на посредничество одного из таких лакеев или иных, на первый взгляд, незначительных дворцовых деятелей, потому что именно мелкие чиновники могли иметь доступ к государю, от них можно было получить действительно точные сведения о его планах и соответственно с их помощью повлиять на государя.
Самым деятельным из этих странных политических обществ был кружок князя Андронникова; ежегодно там появлялось много людей, способных путем отличной связи с Царским Селом способствовать осуществлению разнообразных планов. Князь Андронников часто имел возможность сообщать самые секретные решения государя за несколько часов до их официального оглашения, чем оказывал своим друзьям неоценимую услугу. Андронников мог также ходатайствовать о всяческих прошениях, добиваться назначения на должность и награждений. Поэтому некоторые высокопоставленные чиновники, офицеры, духовенство регулярно проводили послеобеденное время в салоне Андронникова, пока действительно не получали желаемого продвижения по службе или ордена.
Таким влиянием на решения государя Андронников был обязан многолетней дружбе с царским камердинером; позже он сблизился и с дворцовым комендантом, но тот не мог оказать столь ценной услуги, как слуга. С его помощью он постоянно узнавал, какие документы лежали на императорском столе, каким образом Николай Второй собирается решить то или иное дело. На этих сообщениях дельцы и шпионы, часто посещавшие салон Андронникова, основывали свои предприятия и секретные отчеты; сведения Андронникова всегда были надежны, и то незаметное влияние, которое князь оказывал на царя с помощью его слуги, почти всегда достигало результата.
Были времена, когда самые высокие государственные сановники, такие, как военные министры Сухомлинов и Белов, духовные лица, например епископ Варнава, бывшие сами на хорошем счету при дворе, получали самую точную информацию опять-таки из салона Андронникова, потому что сведения камердинера оказывались достовернее всего того, что они смогли получить при личном посещении Царского Села.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118