– Его снесли вниз, он только угорел, только угорел.
– Стэнвуд, мой муж! – завизжала она.
Все кругом почернело. Она ухватилась за две блестящие пуговицы на мундире полисмена и упала в обморок.
VIII. Еще река до Иордана
Человек кричит, стоя на ящике из-под мыла на углу Второй авеню и Хаустона напротив кафе «Космополитен»:
– Друзья… рабы заработной платы, каким когда-то был и я… Эти люди сидят у вас на шее… они вырывают у вас пищу изо рта. Где все те красивые девушки, которых я раньше видел на бульваре? Поищите их в загородных кабаках… Ребята, они выжимают нас, как губку… рабочие, нет, не рабочие, а рабы – так будет вернее… они отнимают у нас нашу работу, наши идеи, наших женщин… Они строят отели, клубы миллионеров, театры, стоящие много миллионов, военные корабли, а что они оставляют нам?… Они оставляют нам недоедание, рахит и грязные улицы, залитые помоями… Вы бледны, друзья? Вам не хватает крови?… Почему у вас нет крови в жилах?… В России бедняки… немногим беднее, чем мы… верят в вампиров, высасывающих по ночам кровь из людей… Вот это и есть капитализм… вампир, высасывающий вашу кровь… днем… и… ночью…
Падает снег. Хлопья его золотятся, падая мимо уличных фонарей. Сквозь зеркальные стекла кафе «Космополитен», полное голубых, зеленых и опаловых расселин дыма, кажется мутным аквариумом; белые лица плавают вокруг столов, похожие на странных рыб. Зонтики пузырятся гроздьями над заснеженной улицей. Оратор поднимает воротник и быстро идет по Хаустону, неся грязный ящик из-под мыла на отлете, чтобы не замарать брюки.
Лица, шляпы, руки, газеты плясали в потном, ревущем вагоне подземной дороги, как зерна в жаровне.
– Джордж, – сказал Сэндборн Джорджу Болдуину, который висел на ремне возле него, – видите новый дом Фитцджералда?
– Я скоро увижу кладбище, если не выберусь отсюда сию же минуту.
– Вам, плутократам, иногда бывает полезно посмотреть, как путешествует простая публика… Может быть, вы приглядитесь и уговорите ваших приятелей из Таммани-холла прекратить болтовню и хоть сколько-нибудь облегчить нам, рабам заработной платы, существование… Черт побери, я бы мог им кое-что посоветовать… У меня есть план бесконечных движущихся платформ под Пятой авеню.
– Это вы придумали лежа в больнице, Фил?
– Я много чего придумал, лежа в больнице.
– Сойдем здесь и пойдем пешком. Я больше не могу… Я не привык.
– Хорошо… Я позвоню Эльзи, что опоздал к обеду… Нынче не часто с вами можно встретиться, Джордж… Совсем как в былые дни.
Клубок мужчин и женщин, рук, ног, сдвинутых на потные затылки шляп вынес их на платформу. Они пошли по Лексингтон-авеню, недвижной в винном закатном зареве.
– В самом деле, Фил, как это вас угораздило попасть под колеса?
– Честное слово, не знаю, Джордж… Последнее, что я помню, – я повернул голову, чтобы посмотреть на какую-то чертовски красивую женщину, проезжавшую в такси, а потом я сразу очнулся в больнице и пил воду со льдом из чайника.
– Стыдно, Фил, в ваши годы!..
– Знаю, знаю… Только не я один грешен.
– Да, удивительно, как такие вещи врываются в жизнь… Позвольте, а что вы обо мне слышали?
– Ничего, Джордж, не волнуйтесь – ничего особенного… Я видел ее в «Zinnia Girls»… Она имеет успех. Премьерша у них гораздо слабее.
– Послушайте, Фил, если вы услышите какие-нибудь сплетни про мисс Оглторп, ради Бога, пресекайте их. Это чертовски глупо! Стоит вам пойти выпить чашку чая с женщиной, как уже всякий и каждый считает себя вправе трепать языком по всему городу. Я не хочу скандала, хотя мне вообще наплевать.
– Придержите коней, Джордж.
– Я в настоящий момент нахожусь в очень щекотливом положении – этим все сказано. А затем мы с Сесили наконец как-то договорились, создали какой-то модус… Я не хочу опять нарушать его.
Они молча пошли дальше.
Сэндборн шел, держа шляпу в руке. Он был почти совсем сед, но брови у него были еще черные и густые. Через каждые несколько шагов он менял походку, точно ему было больно ступать. Он откашлялся.
– Джордж, вы спрашивали меня, не придумал ли я чего-нибудь, лежа в больнице… Помните, много лет тому назад старик Спекер говорил о стекловидной и суперэмалированной черепице. Так вот, в больнице я работал над его формулой… У одного из моих приятелей на заводе есть печь на две тысячи градусов каления; он обжигает в ней глиняную посуду. По-моему, это дело можно поставить по-коммерчески… Можно произвести революцию в промышленности. В соединении с цементом такая черепица невероятно увеличила бы податливость материалов, имеющихся в распоряжении архитекторов. Мы могли бы изготовлять черепицу любого цвета, размера и отделки… Вообразите себе этот город, когда все эти дома, вместо серо-грязного цвета, засверкают яркими красками. Представьте себе красные карнизы на небоскребах. Цветная черепица произведет переворот во всей городской жизни! Вместо того чтобы подражать готическому и романскому стилю, мы могли бы создать новые рисунки, новые краски, новые формы. Если бы город был хоть чуточку красочным, кончилась бы вся эта жестокая, бессодержательная, скованная жизнь… Было бы больше любви и меньше разводов…
Болдуин расхохотался:
– Вот еще выдумал!.. Мы еще как-нибудь поговорим об этом, Фил. Приходите к нам обедать, когда Сесили будет дома, – расскажите нам все подробно… А почему Паркхерст вам не поможет?
– Я не хочу посвящать его в это дело. Он будет тянуть переговоры до бесконечности, а когда формула будет у него в руках, он меня оставит с носом. Я не доверю ему и пяти центов.
– Почему он не возьмет вас в компаньоны, Фил?
– Он крутит мной как хочет. Он знает, что на мне лежит вся работа в его проклятой конторе. Но он знает и то, что я почти ни с кем не умею ладить. Ловкая штучка!
– Все-таки, я думаю, вы могли бы предложить ему ваш проект.
– Он крутит мной как хочет и знает это… Я делаю всю работу, а он загребает деньги… Я думаю, что, в сущности, так и должно быть. Если бы у меня были деньги, я все равно бы их истратил. Я – непутевый человек.
– Но послушайте, Фил, вы же немногим старше меня… У вас еще вся карьера впереди.
– Да-да, десять часов в день за чертежным столом… Знаете, мне бы очень хотелось, чтобы вы заинтересовались моим проектом.
Болдуин остановился на углу и похлопал ладонью по своему портфелю.
– Вы знаете, Фил, что я рад оказать вам любую помощь… Но как раз в данный момент мои финансовые дела ужасно запутаны. Я впутался в кое-какие довольно рискованные предприятия, и Бог знает, как я из них выкручусь… Вот почему я сейчас не хочу ни развода, ни скандала, ничего вообще… Я не буду браться ни за какие новые дела по крайней мере в течение года. Из-за войны в Европе все наши дела стали ужасно неустойчивы. Бог знает, что может случиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105