– Высылают красных обратно в Россию… ссыльные… агитаторы… нежелательный элемент…
Дикие чайки кружились с жалобным криком. Пустая бутылка важно покачивалась на маленьких стеклянных волнах. Звуки песни донеслись с парома, становившегося все меньше и меньше, понеслись над водой.
Это будет последний и решительный бой,
С Интернационалом воспрянет род людской!
– Посмотрите на ссыльных! Посмотрите на гнусных чужеземцев! – заорал человек с подзорной трубой и биноклем.
Вдруг девичий голос запел:
Вставай, проклятьем заклейменный…
– Тс… посадят…
Пение неслось над водой. Оставляя мраморный след, паром уходил в туман.
С Интернационалом воспрянет род людской!
Пение замерло. С реки донесся стук машины. Какой-то пароход покидал доки. Дикие чайки кружились над толпой бедно и грязно одетых людей, которые все еще стояли, молча глядя на залив.
II. Пятицентовый рай
За пять центов можно до двенадцати ночи купить себе завтра… нападение бандитов в жирном шрифте газет, чашку кофе в автомате, билет в Вудлаун, Форт-Ли, Флэтбуш… За пять центов можно купить в автомате жевательную резинку, «Кто-то любит меня, дивную крошку», «Ты в Кентукки», «Погляди», «Когда ты родилась»… Расхлябанные звуки фокстротов, хромая, выползают из дверей, блюзы, вальсы («Мы танцевали всю ночь напролет»), кружась, волочат фольгу воспоминаний… На Шестой авеню, на Четырнадцатой улице еще стоят засиженные мухами стереоскопы, в которых вы за пять центов можете взглянуть на пожелтевшее вчера. Рядом с душным тиром вы можете заглянуть в мигающие картинки: «ЖАРКИЙ ДЕНЬ. СЮРПРИЗ ХОЛОСТЯКА. УКРАДЕННАЯ ПОДВЯЗКА» – в сорную корзину изодранных грез… За пять центов можно до двенадцати ночи купить наше вчера.
Рут Принн вышла от врача и укутала шею мехом. Она чувствовала себя слабой. Такси. Садясь в такси, она вспомнила запах косметики и кухни и загроможденный коридор в квартире миссис Сондерленд. «Нет, я не могу сейчас ехать домой».
– Шофер, поезжайте в «Английское кафе» на Сороковую улицу.
Она открыла свою длинную сумку зеленой кожи и заглянула в нее. «Боже мой, всего один доллар тридцать два цента!» Она посмотрела на цифры, выскакивавшие в таксометре. Ей хотелось упасть и заплакать… «Вот так уходят деньги!» Холодный резкий ветер хлестнул ее по лицу, когда она вышла из такси.
– Восемьдесят центов, мисс… У меня нет сдачи, мисс.
– Ладно, оставьте себе.
«Боже мой, только тридцать два цента!..»
В кафе было тепло и приятно пахло чаем и печеньем.
– Рут! Неужели это Рут? Дорогая, придите в мои объятия! Сколько лет не видались!
Это был Билли Уолдрон. Он стал еще толще и еще больше поседел. Он обнял Рут театральным жестом и поцеловал ее в лоб.
– Как поживаете? Расскажите… Эта шляпа вам очень к лицу!
– Я только что лечила горло икс-лучами, – сказала она. – Чувствую себя ужасно.
– А что вы поделываете, Рут? Я сто лет не слыхал о вас.
– Списали меня в расход, а? – ядовито подхватила она.
– После того, как вы так блестяще играли в «Саду королевы»…
– Откровенно говоря, Билли, у меня потом началась полоса ужаснейших неудач.
– Знаю, знаю. Всем плохо.
– На той неделе мне назначено прийти к Беласко. Может, что-нибудь выйдет.
– Что ж, может быть… Вы кого-нибудь ждете?
– Нет… А вы все такой же. Билли… Не дразните меня сегодня. Я не расположена…
– Бедняжка, садитесь, выпьем чашку чая. Ужасный год!.. Самые лучшие актеры закладывают последнюю цепочку от часов. А почему вы не едете в провинцию?
– Не говорите об этом… Только бы мне вылечить горло… Оно меня вконец измучило.
– А помните сезон в Соммервиле?
– Еще бы не помнить, Билли… Чудесно было!
– В последний раз я видел вас в «Бабочке». Тогда я был в опале.
– Почему вы тогда не вернулись?
– Я все еще сердился на вас… Состояние было отвратительное, меланхолия… неврастения… в кармане ни гроша. В тот вечер я не владел собой. Я не хотел, чтобы вы увидели во мне зверя.
Рут налила себе чашку крепкого чая. Она вдруг почувствовала прилив лихорадочного веселья.
– Ах, Билли, как вы все это помните? Я была тогда глупой девчонкой… Я боялась, что любовь, замужество, все эти вещи помешают моей работе в театре, понимаете?… Я бредила успехом.
– А теперь вы бы сделали то же самое?
– Не знаю… А что, Билли? – Она откинула голову и засмеялась. – Вы опять хотите сделать мне предложение?… Ой, горло…
– Рут, лучше бы вы не лечились икс-лучами. Я слышал, что это очень опасно. Не пугайтесь, дорогая… но мне рассказывали, что от этого иногда бывает рак.
– Чепуха, Билли… Это возможно только в том случае, если икс-лучи применяются неправильно и если лечение продолжается несколько лет… Нет, по-моему, доктор Уорнер – замечательный человек.
Позднее, сидя в вагоне подземной дороги, она еще чувствовала, как его мягкая рука гладит ее перчатку. «Прощайте, девочка, да хранит вас Бог», – сказал он сухо. «Стал прохвостом, настоящим актером, – все время злорадствовало что-то внутри нее». «Слава Богу, вы никогда не узнаете…» – Он взмахнул широкополой шляпой, тряхнул шелковистыми белыми волосами, как в роли месье Бокэра, повернулся и исчез в толпе на Бродвее. «Мне может быть очень скверно, но я никогда не буду такой дрянью, как он… Он говорит – рак…» Она обвела взглядом вагон и плясавшие напротив нее лица. «Кто-нибудь из этих людей наверно болен раком. На каждых пятерых человек приходится четверо… глупости, конечно, это не рак… потребителей Нужоля». Она схватилась рукой за горло. Ее горло страшно распухло, ее горло лихорадочно вибрировало. «Может быть, еще что-нибудь похуже. Что-то живое вырастает на твоем мясе, пожирает всю твою жизнь, превращает тебя в отвратительную гниль…» Люди, сидевшие напротив нее, смотрели прямо перед собой, молодые мужчины и молодые женщины, люди средних лет, зеленые лица в мутном свете под пестрыми объявлениями. «На каждых пятерых человек приходится четверо…» Туловища плясали, головы кивали и мотались из стороны в сторону, поезд с пронзительным ревом летел по направлению к Девяносто шестой улице. На Девяносто шестой улице ей надо было пересаживаться.
Дэтч Робертсон сидел на скамье на Бруклинском мосту, подняв воротник военной шинели, и читал газетные объявления. Был сырой, туманный день; мост блестел, залитый дождем, и казался одиноким, как дерево, в густом саду пароходных свистков. Прошли два матроса.
– Замечательный кабак – давно я в таком не был…
Компаньон в кинематограф… на бойком месте… верное помещение денег… 3000 долларов…
«Да, но у меня нет трех тысяч…»
Табачный киоск на бойком месте… по семейным обстоятельствам… Магазин музыкальных и радиопринадлежностей на полном ходу… Вполне оборудованная типография и переплетная с акцидентными кассами и линотипами… Кошерная столовая… Кегельбан… На бойком месте танцевальный зал и др.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105