– Завтра?
– Завтра.
Лейси плотно сжала губы.
Отец и сын были полностью поглощены собой и ничего вокруг не замечали. Подошел Нерон и сунул свой мокрый нос между их головами, переводя изумленный и недовольный взгляд с одного на другого. Джонни и Джо одновременно прыснули.
– Он ревнует, – стал объяснять Джо. – Ему кажется, что о нем забыли.
Черные глаза Джонни снизу вверх взглянули на напряженное лицо Лейси. Лунный свет стекал по ее волосам и играл блеклыми пятнами по красному шелку ее халатика. Для него она была олицетворением всего самого желанного в мире, и сейчас, спустя столько лет, он чувствовал, как изголодался по теплу и нежности ее тела. Ему захотелось взять ее за руку и притянуть к себе, чтоб она была с ними.
Но вместо этого он заговорил с тайной издевкой:
– Ревнует? Забыли? Пожалуй что так. А как ты, Лейси? Тебе такие чувства известны? – Джонни слишком быстро отвел от нее глаза и не увидел, как нежное лицо Лейси исказилось от неподдельной боли.
Отец и сын не обращали на нее внимания и гладили густую шерсть Нерона.
– Джо! – с трудом выдавила Лейси, пытаясь всеми силами разъединить их. – Ты ведь шел спать.
– Никуда я не шел.
– Шел!
Лейси сделала шаг в его сторону, но споткнулась о неровную плитку паркета. Нога ее задела руку Джонни. Тот резко поднял голову, а она отпрыгнула в сторону, сознательно стараясь не поднимать головы, чтоб он не увидел, как она густо покраснела.
Однако это не укрылось от его внимательного взгляда, и она покраснела еще сильнее.
Лейси схватила Джо за руку, нижняя губа у мальчика поджалась, и он не сдвинулся с места. Он продолжал гладить Нерона, и ей пришлось потянуть его сильнее. Но Джо так и сидел на корточках как ни в чем не бывало, не собираясь покидать нового друга и собаку.
Миднайту стало ясно, что она ничего не может поделать с Джо, а он ни в грош ее не ставит.
– Джонни…
Их глаза встретились.
Она была явно огорчена до предела, в глазах ее читалось подлинное страдание. Трудно было относиться к ней как к врагу.
– Пожалуйста, – прошептала она. Наступила тягостная тишина.
Он ей нужен.
Он нужен малышу.
– Пожалуйста, – повторила она таким тихим голосом, что отказать было невозможно.
– Лучше слушай, что говорит мама, а то сидеть нам в конуре вместе с Нероном, – примирительно проговорил Джонни, задетый за живое ее просительным тоном, сводящим на нет всю его враждебность.
Она страдает не меньше, чем он. Он это чувствовал. У них общий ребенок, и ему нужны они оба.
– Рад был повидать тебя, Джонни, – несколько смущенно проговорил Джо, беря его за руку.
Маленькая ручка мальчика утонула в его лапище.
– Я тоже рад повидаться с тобой. Увидимся завтра.
– Ты не шутишь? – пристально посмотрел на него своими грустными глазами мальчик.
– Обязательно, – мягко, но твердо пообещал Джонни.
Джо обхватил его за шею. Увидев этот непроизвольный жест, о котором она могла только мечтать, Лейси прикусила губу. Ей пришлось еще раз дернуть его, прежде чем он уступил и позволил увести себя. Уже у самой двери в свою спальню Джо нашел новый повод задержаться:
– Мам, Марио, кажется, заснул у телека. Дай я схожу и разбужу его, чтоб он шел спать тоже.
– Нет…
– Мам…
Лейси снова с мольбой посмотрела на Джонни.
– Я разбужу Марио, – положил конец пререканиям Джонни.
Наконец Лейси с Джо удалились, Марио пошел к себе, и Джонни остался один. Тишина была невыносимая. Миднайт подошел к окну. Такси стояло под фонарем.
И чего ей в голову пришло уводить Джо, если им надо тут же уходить. Но ему не хотелось попусту ругаться с ней при Джо.
А сейчас Джонни подумал, что лучше было б не позволять уводить мальчика. Она понапрасну теряет драгоценное время. Невозможно узнать, кому принадлежит этот тихий шепот в трубке, где тот человек в данный момент находится. Может, телефонный звонок был ловушкой.
Миднайт уже было решил идти за Лейси, но в это время она вернулась. Лицо у нее было бледным.
Сердце его забилось при виде ее, и он сам себе стал противен за это, а в результате совсем взбесился, когда она, не обращая на него внимания, направилась в угол, где была кухонька, и, повернувшись к нему спиной, стала лить в раковину моющее средство.
– Мальчонку спровадили, – негромко произнес он, но в голосе его чувствовалось раздражение.
Лейси с такой силой швырнула тарелку в раковину, что та, наверное, треснула. Она водила пальцами по краям, не произнося ни слова.
– Я ему понравился, и тебя это задело, – умышленно язвил он, чтоб сделать ей больно.
– Ну так что! Понравился так понравился! – Лейси резко пустила воду на тарелку. – Разве дело в этом?
– Для меня – да. Я всегда с самого начала знаю, как настроены присяжные. Выиграю я или проиграю.
Она все терла и терла злосчастную тарелку и никак не могла остановиться.
– Это тебе не в суде дела провертывать.
– Это самое важное дело в моей жизни. И похоже, победа будет за мной, дорогая.
– Не смей называть меня так!
Джонни ухмыльнулся, с горькой радостью отмечая, что ласковое обращение режет ей слух, как и ему.
Мокрая тарелка выскочила у нее из рук и разбилась. Лейси ужасно побледнела. Фиалковые глаза ее стали еще огромнее. Она резко обернулась. С тряпки на пол потекли струйки воды.
– Зачем ты его так завел? Обычно он такой спокойный. Из-за тебя он начал приставать ко мне со своими дурацкими вопросами.
– Но может, стоило на них ответить, вот и все.
– Ах ты уб…
– Эй… эй… будет. Не заставляй меня приставать с вопросами на тему, как ты могла все это натворить. Ты скрыла от меня моего ребенка. Ты вышла Сэма. Как велишь ко всему этому относиться?
– Хватит. Теперь ты все знаешь о Джо. Повидал его и пообщался с ним. Может, пора и честь знать?
– Отличная мысль! Собирай вещи. И его тоже.
– Джонни…
– Я не меньше тебя устал от этих игр. Вы оба едете со мной.
– Но ты же на дух меня не переносишь! Ты же меня ненавидишь!
Черные брови Миднайта сошлись на переносице, глаза сощурились, хотя на губах играла ироническая ухмылка.
– Ты правда так думаешь, Тростиночка, дражайшая моя? – Он сделал шаг в ее сторону и теперь вдыхал аромат духов, исходивший от ее тонкой гладкой кожи; он подошел почти вплотную и мог теперь чувствовать жар ее тела, мог нашептывать ей на ухо тихие слова.
– Боюсь, «ненависть» не то слово, слишком слабое, чтобы выразить весь букет чувств, которые я испытываю по отношению к тебе.
Джонни нагнулся и поднял с пола зазубренный фарфоровый осколок.
– Осторожней, Тростиночка, а то поранишься.
– О Боже, как можно быть таким эгоистом!
У Миднайта брови полезли вверх; изображая полное недоумение, он бросил осколок в помойное ведро.
– Это я-то? Вот уж воистину с больной головы на здоровую…
– Ты бы лучше подумал, как это подействует на Джо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45