Буксир покачивался из стороны в сторону на волнах от большого рыболовецкого траулера, державшего курс в открытое море. Сикстус сидел на палубе в кресле рядом с Малаки и одной рукой подергивал леску с наживкой. У макрели был период жора, и старики таскали ее одну за другой. Сверху стайка казалась черной, но порой мелькали яркие полоски на бочках рыбешек, отчего создавалось впечатление, будто под водой плавали блестящие серебряные тигры.
– Еще одна, – Сикстус бросил добычу себе под ноги.
– Сколько уже, семь? Для ужина почти самое то.
– Да? А ты что будешь есть?
– Ты хочешь сказать, что умнешь зараз семь штук макрелей?
– Так они же маленькие.
– Все равно. Семь штук?
Сикстус кивнул. Он думал о продолжении плавания и о прибытии в Ирландию, одновременно гадая, что там готовили в домах престарелых. Хотя здесь Сикстус питался вполне неплохо – обеды с Малаки, с Элизабет, да он и сам порой готовил себе блюда из лучшей рыбы и лобстеров Люнебурга, – ему недоставало любимой стряпни Румер.
Он скучал по помидорам с Мыса Хаббарда, кукурузе из Силвер-Бэй, телятине Блэк-Холла и лобстерам Куин. И вообще он очень стосковался по дому.
– Ну, если ты считаешь, что семи недостаточно, тогда мне лучше еще порыбачить. Ты должен поднабраться жирку, чтоб потом было что сбрасывать во время долгого путешествия. – Малаки проверил наживку на крючке и бросил ее обратно за борт. – Кстати, когда ты отчаливаешь?
– Завтра, – ответил Сикстус.
– Ирландия зовет, – сказал Малаки. – Она ждала столько лет, а теперь ты не хочешь терять ни минуты, чтобы добраться туда?
– Да, – кивнул Сикстус. – Еще восемнадцать дней через океан…
– Пока ты будешь в пути, кто-то может занять твою койку в пансионе для старичков.
– Ну, я, наверное, повременю отправляться на покой.
– Ты что-то задумал?
– Может быть. К тому же я отправляюсь туда по другой причине. Понимаешь, это мой заслуженный отпуск. Точнее, наш с Клариссой.
Малаки молча кивнул и раскурил свою трубку.
– Ну как, повидался с дочерью? – спросил он.
– С Элизабет? Да, все прошло замечательно.
– Она красавица, – сказал Малаки. – Я не пропускаю ни одного фильма с ее участием.
– Она была бы рада это услышать.
– И значит, ты с ней прокатился по острову? Что, искал свои корни?
– Я как большое дерево. Корни мои повсюду.
– А разве не у всех так? – спросил Малаки. – К нашим годам у любого человека найдется корешок то здесь, то там.
– Только мы растрачиваем себя по пустякам.
– Ты так думаешь?
Сикстус пожал плечами, наблюдая за мерцанием черно-серебристых рыбок у борта буксира. Чуть дальше у самого причала его уже ждала готовая к отплытию «Кларисса».
Раньше он считал, что ему выпал счастливый жребий – совершить странствие в свое прошлое и избавить Румер от лишних хлопот. Но когда он приплыл сюда и встретил Элизабет, в нем снова что-то пробудилось: глубокая любовь, которая связывала все поколения его семейства. Он знал, что был готов пожертвовать чем угодно, чтобы снова увидеть мать. И наконец-то уяснил для себя, что не хочет умирать вдали от Румер.
Внезапно, прямо здесь, на палубе у Малаки, Сикстус почувствовал, что прямо по его курсу наступил мертвый штиль.
– Эх, – вздохнул он.
– Это еще что? – спросил Малаки.
– Не знаю, – ответил Сикстус. – Похоже, пару секунд назад я кое-что понял.
– И это в твоем-то возрасте?
– Ты полагаешь, что в моем возрасте уже ничему и научиться нельзя?
Малаки усмехнулся и закусил мундштук трубки.
– Боже правый! Для школьного преподавателя ты, оказывается, немного глуповат, если допускаешь подобные мысли. Наверняка ты знаешь, что как раз сейчас и начинается главный процесс обучения – когда ты стал свободен от всей своей молодецкой дури.
– Молодецкой дури… – повторил Сикстус, пробуя на язык новое выражение. – Лихо сказано!
– Ну, ты же в курсе, о чем я. Наш эгоизм, бравады, хвастовство, «кобелизм», карьера, махинации, подковёрные маневры, поездки, интрижки с девушками, лучшая должность, гранты на исследования. Уловил?
– Да, – ответил Сикстус. – Только ты забыл упомянуть чувство вины и обиды. Теперь пробил час избавления от них.
– Черт, вот балда! Самое главное я упустил.
– Малаки, ты веришь в грехи отцов и матерей?
– Еще как верю.
– А ты веришь в то, что дети должны расплачиваться за них?
– Интересный вопрос. А почему?.. Ты что, имеешь в виду своих дочерей?
Сикстус подумал о Румер и Элизабет, затем о Майкле, а потом о собственных родителях. Его отец умер в Голуэйе, а его храбрая мать перевезла своих сыновей сюда, в Новую Шотландию. Она была похоронена на Фокс-Пойнт, всего за несколько миль от «Роддома имени Кутберта».
– Своих дочерей, – кивнул Сикстус. – И себя.
– Отцы и дочери, – задумчиво произнес Малаки. – Матери и сыновья. Должно быть, Господь трудился внеурочно, когда изобрел эти запутанные отношения. Если честно, именно поэтому мне и нравится иметь дело с дельфинами.
– Хочу съездить на могилу матери, – сказал Сикстус. – А уж потом, скорее всего, и поплыву.
– Без проблем, я свожу тебя, – предложил Малаки. – Если, конечно, твоя дочь не…
– Она занята, – спокойно ответил Сикстус.
– Ну-ну. Ладно, дай мне знать, когда будешь готов. После того как съешь семь своих макрелей. И потом, значит, махнешь в Ирландию?
– Помнишь, мы говорили о корнях? – спросил Сикстус.
– Конечно. Новая Шотландия, Голуэй… они у тебя везде.
– Так вот, у каждого дерева есть стержневой корень, – пояснил Сикстус. – Другими словами, он важнее всех остальных. От него зависит, будет ли дерево жить или погибнет. И мой стержневой корень… – Он умолк, не в силах справиться с эмоциями.
– В Коннектикуте, – тихо закончил его фразу Малаки. – На Мысе Хаббарда, рядом с Румер. Ну, разумеется. Я это сразу понял. Зачем искать мелкие корешки, когда ты уже нашел самый главный? Ты решил вернуться домой, ведь так?
– Да, Малаки. Я возвращаюсь домой.
Глава 25
На второй день пребывания в доме Румер мама-крольчиха перестала кормить двух своих малышей. Румер сидела рядом и молча наблюдала: мать продолжала ухаживать за остальными, игнорируя этих двух крольчат, забившихся в угол клетки.
Солнце еще не взошло, но Румер и не думала о сне: нервы у нее были на пределе, и она молилась, чтобы в дверях появился Зеб. Он был так близко, всего лишь перейти дорогу, и она мысленно представила себе, как он лежит в постели. Интересно, спит ли он так же плохо, как и она, и ощущает ли он связь между ними, – не то чтобы новую, но и заметно отличавшуюся от того, что было раньше, – которая мерцала подобно золотой нити.
Вздохнув, Румер собрала кроликов и поехала в свой ветеринарный офис на Шорроуд. Много лет назад на этом повороте дороги стояла темно-коричневая конюшня, в которой было стойло пегой лошадки, получившей от Сикстуса шуточное прозвище Старушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113