4. Брошек, сын друзей дома и давний приятель Ики (возраст — 14 лет, рост — 163 см, волосы темные, глаза голубые, особые приметы: склонность к глубокомысленному обдумыванию разных вещей, а также тщетное стремление побороть некое, еще не до конца обдуманное чувство).
И, наконец:
5. Янек, он же Ясик, он же Ясь, неизвестно почему прозванный Пацулкой, двоюродный брат Брошека и самый младший в компании (возраст — 9 лет, рост — 128 см, волосы почти белые, глаза почти черные, особые приметы: тысяча с лишним веснушек, полнейшее нежелание разговаривать, а также талант скульптора, сочетающийся с безудержным пристрастием к сладкому, отчего Пацулка — никогда, впрочем, не портя себе желудка, — рос быстрее в ширину, чем в высоту).
Итак, все уселись вокруг стола, и Икина мать, внимательно оглядев пять обращенных к ней физиономий, сказала:
— Граждане и гражданки! На дворе дождь, но каникулы начались, причем, напоминаю, у всех, в том числе и у меня. В связи с этим, — продолжала она тоном, не терпящим возражений, — убедительно прошу всех считаться с раз и навсегда установленными порядками. Распределение обязанностей, как то: готовка, стирка, глажка и так далее, — вывешено в кухне. Будучи сторонницей равноправия молодежи и взрослых, я не собираюсь помогать мальчикам готовить обед, а девочкам — колоть дрова. С точки зрения закона вы еще несовершеннолетние, поэтому, в связи с фактическим отсутствием моего мужа, я беру на себя юридическую ответственность за всех пятерых. Однако, поскольку я считаю вас особами более или менее разумными, всю остальную ответственность возлагаю на ваши юные плечи. Я не буду: мирить поссорившихся, утешать несчастных, развлекать скучающих и так далее и тому подобное. Повторяю: ваши каникулы — и мои каникулы тоже, поэтому убедительно прошу относиться с уважением не только к собственной молодости, но и к моей старости.
Так закончила свою речь Икина мать, особа молодая, стройная и, по мнению Влодека, very charming, и ослепительно улыбнулась.
— Кто против? Не вижу ни одной руки, — быстро добавила она. — Считаю, что мои предложения приняты единогласно. Благодарю за внимание.
И ушла.
— Ну и как это называется? — спросила Ика.
— Это называется тоталитарная демократия, — объяснил Брошек.
— Гм, — усомнился Пацулка, принимаясь за тощую шею пеликана.
— Да уж, — вздохнула Катажина, — ничего интересного нас не ждет. Мальчики будут готовить обед. Девочки — колоть дрова. Когда осенью в школе нас спросят, как мы провели каникулы, я отвечу одним словом, как Пацулка: «гм-м…».
— О, — Пацулка дал понять, что польщен.
Раздался взрыв смеха, который наверняка не смолкал бы добрых несколько минут, если б сверху не раздался громкий стук, напоминающий, что там работают, и мораторий никто не отменял.
— Это не демократия, а самый настоящий террор. Пошли на веранду, — сказала Ика, и все высыпали на веранду.
Дождь уже не столько шел, сколько моросил. А такая морось, как известно, самая мерзкая форма непогоды. Нечто вроде хронической простуды, когда голова болит только чуть-чуть, кости ломит совсем немножко, но охота жить пропадает полностью.
— Морось, — констатировал Брошек.
— Отвратительная, гнусная морось, — горячо подтвердила Ика, однако врожденная порядочность заставила ее уже через минуту взять назад оскорбление в адрес природы. — Хотя вообще-то, — сказала она, — здесь очень красиво.
Несмотря на общую подавленность, никто ей не возразил, и даже Пацулка оторвал взгляд от своего пеликана.
Потому что — если не считать дождя, а точнее, мороси, — вокруг и в самом деле было очень красиво. Снятый на лето бревенчатый дом стоял на склоне высокого холма. Перед домом расстилался благоухающий под дождем луг. Выше начинался лес с темными елями и серебристыми буками и грабами. С одной стороны холм круто спускался к реке. К обрыву прилепилась почерневшая от старости деревянная часовня. На опушке леса белели свежеоструганные доски сарайчика для сена.
А внизу вилась речка — скучная и серая, однако все знали, что она может быть и голубой, и золотой, и сверкающей, как рыбья чешуя. За рекой был состоящий из нескольких домов хутор, а дальше — полукруглый, похожий на стог холм, за которым маячили очертания Великих Гор. Картина и вправду была красивая.
— Согласен, красиво, но что толку? — первым нарушил молчание Влодек. — Сколько можно восхищаться красотами родного края?
— Надо что-нибудь придумать, — рассеянно пробормотал Брошек.
— Что?! — прозвучал дружный хор (к которому, правда, не присоединился Пацулка).
— Я обдумаю этот вопрос, — заявил Брошек, — но и остальные пускай пошевелят мозгами. Объявляю конкурс на лучший способ борьбы с дождливой тоской.
— Со сплином, — поправил его Влодек.
— Тоской, ты, англичанин из Таракановки! — обозлился Брошек.
Несколько минут девочки потратили на попытки помирить двоюродных братьев. Потом предложение Брошека было принято всеми, не исключая продолжавшего дуться Влодека, и ребята разошлись, чтобы в тишине и покое напрячь воображение и придумать, как убить время в предстоящую долгую дождливую неделю. Влодек отправился в спальню, Брошек залез на чердак, Ика и Катажина тоже нашли какие-то укромные местечки.
Пацулка же первым делом заглянул в кладовку. И, как оказалось, не зря: от завтрака остался не только початый горшочек меда, но и баночка земляничного варенья.
Затем он вымыл дочиста обе банки и вернулся на веранду. На его круглой физиономии застыла туповатая сытая улыбка. Подкрепившись, Пацулка пришел к выводу, что мир — невзирая на дождь — прекрасен, и замер, уставившись в пространство. Так он сидел, неподвижный, как статуэтка Будды, пять, десять, пятнадцать минут. Наконец, на шестнадцатой или семнадцатой минуте, очнулся и медленно перевел взгляд со старой часовни на лежащую на столе газету. Потом его взгляд проделал тот же путь еще дважды, но значительно быстрее.
— Нууу, — произнес он в заключение с чувством глубочайшего уважения к собственной персоне. Встал, сел и повторил свое «нууу» еще целых два раза.
Потом мысленно воскликнул: «Пацулка — великий человек!» — и в ожидании остальных занялся правым крылом пеликана.
Остальные собирались без большого энтузиазма. Судя по лицам, отведенного на размышления часа оказалось недостаточно. Первой приплелась Катажина, за ней — Ика и Брошек. Последним явился Влодек. Плохо знающий его человек мог бы подумать, что он единственный не потерял времени даром и если не открыл Америку, то уж пресное море в Сахаре обнаружил наверняка. Но в этом обществе его самодовольная мина никого не могла обмануть.
— Кончай давить фасон, Влодек, — сладким голоском пропела Ика. — Младенцу ясно, что и ты ничего не придумал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64