Влодек слегка поклонился.
— Здравствуйте. Доброе утро, — вежливо поздоровался он. — Как спалось?
Толстый не ответил. Он только кивнул головой и зевнул, аж челюсти хрустнули. Влодека затрясло от злости: до чего же наглый этот бочонок сала!
И он не выдержал.
— Поосторожнее! — воскликнул он язвительно. — Так и челюсть сломать недолго.
— Моя челюсть, что хочу, то и делаю, — рявкнул Толстый и скрылся в глубине сарая.
Влодек, выйдя на луг, некоторое время наблюдал за Икой и Катажиной, которые энергично перебрасывались мячом. Пацулка исчез за поворотом дороги, ведущей в Соколицу. Брошек сидел на веранде и «читал книгу».
Влодек загляделся на девочек. Чего уж тут скрывать: на добрых пять минут он забыл о циничных преступниках, о планах «А» и «Б», системах «Д» и «ДН» и вообще обо всем на свете. Сам того не сознавая, Влодек блаженно улыбался и прямо-таки таял, словно мороженое на солнышке, а его стальной взгляд стал нежным и мечтательным. Очень уж хороша была Катажина, изящно, словно в танце, кидавшая и ловившая мяч…
Справедливости ради следует добавить, что Брошек, заступивший на дежурство и уже несколько минут дрожавший от нетерпения (когда же наконец эти девчонки доберутся до часовни!), поступил столь же безрассудно и безответственно. Он тоже загляделся на девочек и — не станем лукавить — на целых пять минут забыл о системах, планах и циничных преступниках. Сам того не сознавая, он тоже улыбался и таял, а взгляд его стал теплым и мечтательным. Очень уж хороша была Ика, изящно, словно в танце, кидавшая и ловившая мяч…
Но… всему приходит конец.
Последний раз бросила мяч Катажина. Ика в этот момент была уже метрах в трех-четырех от часовни. Она попыталась поймать мяч, но он выскользнул у нее из рук и покатился к порогу.
— Эй! — закричал Влодек. — Осторожней!
— Вы куда? — воскликнул Брошек, чтобы еще больше подчеркнуть случайность происходящего.
И оба с разных сторон кинулись к часовне, в которой уже скрылись девочки.
Через минуту все четверо замерли на пороге, словно превращенные злой силой в каменные изваяния. Но потрясло их даже не то, что преступник (или преступники?) начал действовать. В конце концов, они этого ждали. Надеялись на это. Об этом мечтали.
Но даже в самых смелых своих мечтах они не могли вообразить того, что произошло . Того, что произошло в действительности .
Преступник дал знать о своем существовании. Зевс и Гера бесследно исчезли. Но не это было самым поразительным. Этого следовало ожидать.
А кроме того, произошло нечто непредвиденное. А именно: один из постаментов был пуст, зато на другом ребята увидели незнакомую деревянную фигурку высотой около шестидесяти сантиметров, представляющую собой женщину с прижатыми к груди руками и слегка склоненной головой. Казалось, с ее губ вот-вот сорвутся тихие ласковые слова…
Все четверо, оцепенев, смотрели на фигурку. Непонятен и ошеломителен был не только факт ее появления. Ребят поразило также нечто другое. Не требовалось быть ученым или искусствоведом, доктором или магистром, чтобы понять: фигурка — дело рук талантливого художника; короче, она — прекрасна.
— Что это? — наконец с трудом выдавил Влодек.
— Какая красота! — прошептала Катажина.
Брошеку, который любил и хорошо знал настоящую музыку, захотелось сказать, что ему кажется, будто один из хоралов Иоганна Себастьяна Баха воплотился в чудесную статуэтку. Однако он промолчал. Побоялся, что его подымут на смех, — и ошибся. Ике тоже пришло в голову нечто подобное. Но она не успела высказать свою мысль вслух, поскольку в Катажине наконец проснулся холодный и трезвый ум Альберта.
— Ни до чего не дотрагиваться, — приказала Альберт. — Первым делом надо проверить, не подвели ли наши системы.
Брошек быстро попятился к двери и встал на пороге. Надо было следить, чтобы никто не помешал Альберту.
Альберт тем временем молниеносно взобралась на башенку.
— Так и есть, — послышался сверху ее печальный голос. — Акустический сигнал не сработал. Шарик сместился.
Ика тихонько прыснула. Нервное напряжение предшествующих минут требовало разрядки.
— Хи-хи, — засмеялась она. — Надутый шарик нас надул!
Альберт легко спрыгнула вниз.
— Внимание! — быстро проговорил Брошек. — Тощий на горизонте! И Толстый тоже! — добавил он через минуту.
Альберт наклонилась к широкой щели в стене и раздвинула доски.
— Поторопись, Альберт! — возбужденно прошептал Брошек. — Они идут сюда.
У Альберта задрожали руки. Но она хотела во что бы то ни стало проверить, не подвела ли фотоловушка. Девочка посильнее дернула одну из досок. Раздался глухой треск… Через секунду Альберт выпрямилась и отскочила к двери.
— Аппарат что-то зафиксировал, — успела шепотом сообщить она.
В этот момент на пороге часовни появился Тощий.
Он, видимо, очень спешил и дышал тяжело и хрипло. Из-за его спины выглядывала равнодушная физиономия Толстого. Брошеку показалось, что на этой тупой физиономии промелькнула тень то ли тревоги, то ли недоумения.
— В чем дело? — спросил магистр Потомок, входя в часовню. — Что вы здесь делаете?
— Да ничего, — буркнул Влодек.
— Как это ничего? — закричал магистр.
К счастью, у девочек было наготове безотказное девчоночье оружие: наивно вытаращенные удивленные глазки, растерянные улыбки и оглушительная торопливая трескотня.
— Понимаете, у нас мячик… — Это затараторила Ика.
А Катажина подхватила:
— Мячик укатился…
И так далее, наперебой, со скоростью, превышающей скорость света
— Как покатится!
— И к двери!
— Прямо сюда!
— А мы за ним!
— Побежали за мячиком!
— Хотели забрать!
— И уже собирались уйти…
— Но тут ребята…
— Наши мальчики…
— За нами…
— Они хотели нас тут запереть!
— Не тут-то было!
Мальчики, естественно, молчали. Влодек превосходно играл роль самого старшего и самого умного и всем своим видом показывал, что считает ниже своего достоинства принимать участие в этом бабьем базаре. А Брошек просто внимательно наблюдал за происходящим.
У Толстого на лице опять появилось характерное тупое выражение. Он стоял не шевелясь и только машинально потирал подбородок; в промежутках между восклицаниями девочек слышно было шуршание щетины.
Магистр же, который опрометью примчался в часовню, будто ей угрожал пожар или еще какая-нибудь страшная напасть, вдруг пришел в отличное настроение.
Девчоночья трескотня в первый момент его оглушила. Однако нервы у него оказались крепче, чем можно было подумать.
— Эй! Тихо! — загремел он, но тут же любезно поклонился, словно принося свои извинения. — Простите! — произнес он торжественно. — Простите меня за грубость. Но я, правда, испугался за свои барабанные перепонки. Мне показалось, они вот-вот лопнут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64