Дорогой мой, — обратился он к Брошеку, — тебе просто приснился странный и необычайно прекрасный сон.
— Нет, — сказала Икина мама. — Я знаю… я видела… Это не был сон.
Отец не обратил внимания на ее многозначительный (весьма многозначительный) тон и бодро вышел из-за стола.
— Дамы и господа! — воскликнул он. — С завтрашнего дня в этом доме можно будет веселиться напропалую. Потому что сегодня вечером нижеподписавшийся завершает свой труд, в связи с чем предлагаю прокричать в мою честь троекратное «гип-гип ура!».
Этот призыв был подхвачен с неподдельным энтузиазмом. И не только потому, что возвещал о начале новой эпохи развлечений и проказ, в организации которых отец подчас проявлял недюжинные способности. В тот момент гораздо важнее было сгладить впечатление, которое произвело неожиданное мамино замечание.
Ика тем не менее обрадовалась совершенно искренне.
— Ах, папусик! — воскликнула она. — Значит, ты завтра возвращаешься к жизни?
— Так точно! — произнес отец, ударив кулаком в выпяченную колесом грудь. — А если будете хорошо себя вести, я в самые ближайшие дни прочитаю вам свою диссертацию. Уверен, что она вас заинтересует, — добавил он с жестокой улыбкой.
— Мы в этом не сомневаемся, дорогой, — сказала мама. — Напомни только название, чтобы мы могли заранее подготовиться к твоему авторскому вечеру.
Тогда отец торжественно провозгласил:
— Название звучит так: «Фармакодинамика метилксантинов, в частности теобромина и теофиллина».
Воцарилась напряженная тишина.
— Теобромина и теофиллина? — слабым голосом переспросила мама.
— Да! — воскликнул отец.
И тут великий Альберт предала друзей. Ее единственную заинтересовало предстоящее чтение. Она даже захлопала в ладоши.
— Здорово! Правда, здорово! Только почему вы не включили в этот ряд кофеин?
Хотя отец был отлично осведомлен о разносторонних интересах великого Альберта, даже он опешил и, поморгав, вздохнул:
— Я тебе объясню в другой раз. — А уходя, сказал сам себе: — Нет, в мое время молодежь была не такая.
— Спасибо, — сказала Икина мать, поднимаясь из-за стола. — А теперь мне бы хотелось обменяться парой слов с Икой и Брошеком.
Вся пятерка встревоженно переглянулась. Расколоться или пока еще не раскалываться? Все взоры, естественно, обратились на Пацулку. Тот, немного подумав, решил вопрос однозначно: приложил палец к губам.
— Сколько можно молчать! — вздохнула Ика.
На этот раз Пацулка без колебаний показал три пальца.
— Три дня? Ну что ж, попробуем… — прошептал Брошек.
И они с Икой нехотя поплелись на веранду, где их уже ждала Икина мама, созерцая окружающий мир и покуривая первую в тот день сигарету.
А мир был по-прежнему сер и уныл. Погоду, пожалуй, можно было назвать ничем не примечательным субботним ненастьем. Дождик не то моросил, как в понедельник, не то висел в воздухе, как во вторник. В долине еще плавали клочья тумана среды, которые река, словно тени плотов, уносила вниз по течению. И вообще в атмосфере чувствовалась какая-то вялость и нерешительность. Это могло вселять некоторую надежду, пока смутную, но все же…
Тут следует сказать, что Ике с Брошеком было не до погоды. Физиономии у них были довольно кислые. Бояться они не боялись, в этом доме в отношениях между родителями и детьми понятия страха не существовало: они были друзьями. Ребят волновало нечто совсем другое.
В доме появилась тайна. Секреты. Взрослые не были допущены в ребячьи дела. Они не обижались, понимая: у каждого могут и даже должны быть свои секреты. Но хорошо ли так долго скрывать что бы то ни было от друзей? Вот в этом и заключалась главная сложность.
— Поверьте, мне ничуть не хочется совать нос в ваши дела, — мягко сказала мама. — Просто я… как бы это сказать… ну, просто я начала беспокоиться. Всякий имеет право на собственные секреты. И я не собираюсь заставлять вам ими со мной делиться. Однако, если не ошибаюсь, игра, которой вы увлеклись в последние дни, перестала быть игрой и… перестала быть безопасной. Я ведь вижу: тут что-то связанное с часовней, с магистром Потомком и капралом Стасюреком. Словом, сдается мне, вы впутались в уголовную историю. Да или нет?
— Да, — шепнула Ика.
— А нельзя ли узнать поподробнее, — спросила мама, — что это за история?
После нескольких минут тягостного молчания первым заговорил Брошек.
— Потерпите еще немножко, — попросил он. — Самое позднее через три дня мы вам все расскажем.
Икина мама покачала головой.
— Ладно, что поделаешь, — вздохнула она. — Вижу, члены Клуба имени Шерлока Холмса намерены молчать даже под пытками. Так уж и быть, молчите. Но у меня есть одна просьба, очень серьезная.
— Какая? — немного веселее спросила Ика.
— Вы должны дать мне честное слово, что в случае опасности мы с отцом будем немедленно вызваны в качестве резервного батальона.
— Слово-то зачем давать? — удивилась Ика.
На мамином лице появилась очаровательная хитрая улыбка.
— Если мне не изменяет память, — сказала она, — за последние три года никто из вас слова не нарушал. Надеюсь, так будет и впредь. Поэтому я его от вас и требую. А в противном случае, под предлогом опасности наводнения, немедленно увожу отсюда всех пятерых. И тут уж я вам даю честное слово!
— Это шантаж! — возмутилась Ика.
Однако при этом они с мамой весело переглянулись. Условие было не таким уж и неприемлемым.
— Считаю до трех, — сказала мама. — Раз… два… три!
— Честное слово! — одновременно выкрикнули Ика и Брошек.
Мама смешно наморщила нос.
— Двенадцать букв. Цветок на букву «к». Задумайте желание. Быстро! Раз, два, три…
— Колокольчик! — крикнула Ика.
— Колокольчик, — сказал Брошек.
— Опыт подсказывает мне, — произнесла мама, вставая со скамейки (а это означало конец разговора), — что вы задумали в течение ближайших двадцати четырех часов завершить некую операцию и разоблачить преступника или даже шайку преступников. Верно?
— Ох! — с негодованием фыркнула Ика. — Ужасно сложно было догадаться! Тебе и трудиться не пришлось.
— Да уж, дело нехитрое, — пробормотал Брошек.
— Ладно, ладно, — рассмеялась мама. — Вы правы. Однако напоминаю: ловить преступников — это вам не цветочки собирать. Жизнь не всегда усеяна розами. И даже колокольчиками.
— Это еще надо обдумать, — вежливо сказал Брошек.
И тут Икина мама доказала, что она вполне достойна своей дочурки. Высунув язык, она показала Брошеку нос и произнесла его голосом:
— А мне надо обдумать, есть ли хоть немного мозгов в ваших пустых головенках.
В заключение она ущипнула Ику, больно щелкнула Брошека по носу и, прежде чем они успели опомниться, исчезла.
— Моя мать иногда ведет себя крайне несерьезно, — неодобрительно заметила Ика.
— Она просто очаровательна, — убежденно заявил Брошек и якобы задумчиво произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
— Нет, — сказала Икина мама. — Я знаю… я видела… Это не был сон.
Отец не обратил внимания на ее многозначительный (весьма многозначительный) тон и бодро вышел из-за стола.
— Дамы и господа! — воскликнул он. — С завтрашнего дня в этом доме можно будет веселиться напропалую. Потому что сегодня вечером нижеподписавшийся завершает свой труд, в связи с чем предлагаю прокричать в мою честь троекратное «гип-гип ура!».
Этот призыв был подхвачен с неподдельным энтузиазмом. И не только потому, что возвещал о начале новой эпохи развлечений и проказ, в организации которых отец подчас проявлял недюжинные способности. В тот момент гораздо важнее было сгладить впечатление, которое произвело неожиданное мамино замечание.
Ика тем не менее обрадовалась совершенно искренне.
— Ах, папусик! — воскликнула она. — Значит, ты завтра возвращаешься к жизни?
— Так точно! — произнес отец, ударив кулаком в выпяченную колесом грудь. — А если будете хорошо себя вести, я в самые ближайшие дни прочитаю вам свою диссертацию. Уверен, что она вас заинтересует, — добавил он с жестокой улыбкой.
— Мы в этом не сомневаемся, дорогой, — сказала мама. — Напомни только название, чтобы мы могли заранее подготовиться к твоему авторскому вечеру.
Тогда отец торжественно провозгласил:
— Название звучит так: «Фармакодинамика метилксантинов, в частности теобромина и теофиллина».
Воцарилась напряженная тишина.
— Теобромина и теофиллина? — слабым голосом переспросила мама.
— Да! — воскликнул отец.
И тут великий Альберт предала друзей. Ее единственную заинтересовало предстоящее чтение. Она даже захлопала в ладоши.
— Здорово! Правда, здорово! Только почему вы не включили в этот ряд кофеин?
Хотя отец был отлично осведомлен о разносторонних интересах великого Альберта, даже он опешил и, поморгав, вздохнул:
— Я тебе объясню в другой раз. — А уходя, сказал сам себе: — Нет, в мое время молодежь была не такая.
— Спасибо, — сказала Икина мать, поднимаясь из-за стола. — А теперь мне бы хотелось обменяться парой слов с Икой и Брошеком.
Вся пятерка встревоженно переглянулась. Расколоться или пока еще не раскалываться? Все взоры, естественно, обратились на Пацулку. Тот, немного подумав, решил вопрос однозначно: приложил палец к губам.
— Сколько можно молчать! — вздохнула Ика.
На этот раз Пацулка без колебаний показал три пальца.
— Три дня? Ну что ж, попробуем… — прошептал Брошек.
И они с Икой нехотя поплелись на веранду, где их уже ждала Икина мама, созерцая окружающий мир и покуривая первую в тот день сигарету.
А мир был по-прежнему сер и уныл. Погоду, пожалуй, можно было назвать ничем не примечательным субботним ненастьем. Дождик не то моросил, как в понедельник, не то висел в воздухе, как во вторник. В долине еще плавали клочья тумана среды, которые река, словно тени плотов, уносила вниз по течению. И вообще в атмосфере чувствовалась какая-то вялость и нерешительность. Это могло вселять некоторую надежду, пока смутную, но все же…
Тут следует сказать, что Ике с Брошеком было не до погоды. Физиономии у них были довольно кислые. Бояться они не боялись, в этом доме в отношениях между родителями и детьми понятия страха не существовало: они были друзьями. Ребят волновало нечто совсем другое.
В доме появилась тайна. Секреты. Взрослые не были допущены в ребячьи дела. Они не обижались, понимая: у каждого могут и даже должны быть свои секреты. Но хорошо ли так долго скрывать что бы то ни было от друзей? Вот в этом и заключалась главная сложность.
— Поверьте, мне ничуть не хочется совать нос в ваши дела, — мягко сказала мама. — Просто я… как бы это сказать… ну, просто я начала беспокоиться. Всякий имеет право на собственные секреты. И я не собираюсь заставлять вам ими со мной делиться. Однако, если не ошибаюсь, игра, которой вы увлеклись в последние дни, перестала быть игрой и… перестала быть безопасной. Я ведь вижу: тут что-то связанное с часовней, с магистром Потомком и капралом Стасюреком. Словом, сдается мне, вы впутались в уголовную историю. Да или нет?
— Да, — шепнула Ика.
— А нельзя ли узнать поподробнее, — спросила мама, — что это за история?
После нескольких минут тягостного молчания первым заговорил Брошек.
— Потерпите еще немножко, — попросил он. — Самое позднее через три дня мы вам все расскажем.
Икина мама покачала головой.
— Ладно, что поделаешь, — вздохнула она. — Вижу, члены Клуба имени Шерлока Холмса намерены молчать даже под пытками. Так уж и быть, молчите. Но у меня есть одна просьба, очень серьезная.
— Какая? — немного веселее спросила Ика.
— Вы должны дать мне честное слово, что в случае опасности мы с отцом будем немедленно вызваны в качестве резервного батальона.
— Слово-то зачем давать? — удивилась Ика.
На мамином лице появилась очаровательная хитрая улыбка.
— Если мне не изменяет память, — сказала она, — за последние три года никто из вас слова не нарушал. Надеюсь, так будет и впредь. Поэтому я его от вас и требую. А в противном случае, под предлогом опасности наводнения, немедленно увожу отсюда всех пятерых. И тут уж я вам даю честное слово!
— Это шантаж! — возмутилась Ика.
Однако при этом они с мамой весело переглянулись. Условие было не таким уж и неприемлемым.
— Считаю до трех, — сказала мама. — Раз… два… три!
— Честное слово! — одновременно выкрикнули Ика и Брошек.
Мама смешно наморщила нос.
— Двенадцать букв. Цветок на букву «к». Задумайте желание. Быстро! Раз, два, три…
— Колокольчик! — крикнула Ика.
— Колокольчик, — сказал Брошек.
— Опыт подсказывает мне, — произнесла мама, вставая со скамейки (а это означало конец разговора), — что вы задумали в течение ближайших двадцати четырех часов завершить некую операцию и разоблачить преступника или даже шайку преступников. Верно?
— Ох! — с негодованием фыркнула Ика. — Ужасно сложно было догадаться! Тебе и трудиться не пришлось.
— Да уж, дело нехитрое, — пробормотал Брошек.
— Ладно, ладно, — рассмеялась мама. — Вы правы. Однако напоминаю: ловить преступников — это вам не цветочки собирать. Жизнь не всегда усеяна розами. И даже колокольчиками.
— Это еще надо обдумать, — вежливо сказал Брошек.
И тут Икина мама доказала, что она вполне достойна своей дочурки. Высунув язык, она показала Брошеку нос и произнесла его голосом:
— А мне надо обдумать, есть ли хоть немного мозгов в ваших пустых головенках.
В заключение она ущипнула Ику, больно щелкнула Брошека по носу и, прежде чем они успели опомниться, исчезла.
— Моя мать иногда ведет себя крайне несерьезно, — неодобрительно заметила Ика.
— Она просто очаровательна, — убежденно заявил Брошек и якобы задумчиво произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64