— С фотографией в руках всякий будет умным!
— Ты так считаешь? — задумался Брошек.
Пацулка на минуту скрылся в доме. Вернулся он с конвертом и листком бумаги. Вытащив из кармана авторучку, написал несколько слов, положил листочек в конверт, тщательно его заклеил и вручил Брошеку. Проделал он все это с самодовольным видом абсолютно уверенного в себе человека.
Даже Влодек воздержался от своих обычных шуточек.
— Понятно, — с уважением сказал Брошек. — Открыть только после проявления снимка, верно?
— Ну, — подтвердил Пацулка.
Потом все, кроме Пацулки, добровольно занявшегося приготовлением второго завтрака, снова уселись за карты.
Игра, однако, не клеилась: мысли у каждого были заняты совсем другим. Пацулка преподал им хороший урок. Вместо того чтобы злиться и искать виноватых, он спокойно и тщательно все обдумал. И пришел, по-видимому, к единственно правильному выводу. Но, не желая навязывать свое мнение остальным (а возможно, побуждая и их пошевелить мозгами), решил помалкивать, пока спрятанный в часовне негатив не будет проявлен.
«Что ж, — думал Брошек. — Посмотрим, действительно ли Пацулка у нас самый умный».
«Поглядим», — думала Ика.
«Еще не вечер», — думал Влодек.
А Катажина мысленно поклялась, что Альберт не даст Пацулке себя обставить.
Словом, все погрузились в размышления. Игра в карты была прервана по причине появления на столе молока и бутербродов, а после завтрака было уже не до игры. Катажина сменила на дежурстве Брошека. Пацулка взял корзинку (для грибов) и кусок брезента (неизвестно для чего) и пошел в лес. Остальные разбрелись по комнатам.
Брошек плюхнулся на кровать и, в поисках вдохновения, уставился на россыпь сучков на потолке. Ика забралась на чердак и пристроилась возле маленького оконца. Там ей лучше всего думалось. Влодек же слонялся по дому, старательно избегая взрослых.
Таким образом, дом погрузился в задумчивую тишину. Слышны были только шум дождя, шаги отца наверху да по временам жалобное посвистывание промокшей пичуги. Иногда за стеной робко подавал голос сверчок.
В полдень со стороны леса донесся приглушенный радиосигнал. Это Пацулка напоминал: пора заняться приготовлением обеда. Ика и Брошек, уныло вздыхая, потащились на кухню. Влодек на этот раз своих услуг для чистки картошки не предложил, чем окончательно успокоил Брошека.
Именно за этим занятием Ику и Брошека вдруг озарило. Почти одновременно.
— Я, кажется, догадываюсь… — прошептала Ика.
А Брошек, похлопав глазами, с шестисекундным опозданием завопил:
— Знаю!.. — И тут же поправился: — Кажется , знаю.
Оба недоверчиво уставились друг на друга. А вдруг это ошибка?
— Ничего не говори! — воскликнул Брошек. — Последуем примеру Пацулки. Запишем — и в конверт. А вскроем все три конверта сразу.
— Но… — заикнулась было Ика.
— Никаких «но», — твердо сказал Брошек. — Рискнем. Не ошибается тот, кто ничего не делает.
— Я еще должна это обдумать, — иронически пробормотала Ика.
Но сделали они так, как предложил Брошек.
Потом начались мучения: каждого так и подмывало высказать вслух свою догадку. Поминутно то Ика, то Брошек набирали полную грудь воздуха, словно готовясь сделать признание. К счастью, оба сумели сдержаться. Едва один готов был проявить слабость, второй тут же останавливал его грозным взглядом.
Не удивительно поэтому, что обед получился весьма посредственный. Макароны чересчур разварились, суп оказался пересолен, жаркое — пережарено.
Икина мать отпустила несколько язвительных замечаний по этому поводу, но Пацулка и отец уписывали все с бешеным аппетитом, и это утешило незадачливых поваров. Мама, безусловно, добавила бы еще парочку колкостей, но со стороны Великих Гор опять донеслись раскаты грома. Больше того: они приближались, широким фронтом окружая долину.
Кроме того, произошли еще два важных события. Во-первых, отец смылся из-за стола прежде, чем от него успели потребовать очередной анекдот. Во-вторых, как только была вымыта посуда, Альберт и Влодек вручили Брошеку надписанные и тщательно заклеенные конверты.
— Есть у меня одно предположение, — застенчиво сказала Катажина.
— What will be, will be, — сказал Влодек далеко не так уверенно, как всегда.
— Итак, — сказал Брошек, — у меня уже пять конвертов.
— Хо-хо, — похвалил друзей Пацулка.
Потом повел всех на веранду, развернул сверток, который притащил из лесу, и тогда стало понятно, зачем он брал с собой брезент.
На куске брезента лежали две мокрые жалкие фигурки: деревянный Зевс и деревянная Гера!
— Нашел? Где? В лесу? В крапиве?! В кустах?! В сарае?! В часовне?! — посыпались вопросы.
Пацулка продемонстрировал покрытые волдырями руки.
— Крапива, — печально вздохнул он.
Но опечалился Пацулка не из-за крапивы. Им овладела грусть художника, недавно осознавшего, сколь далеко еще ему до совершенства.
— М-да, — буркнул Брошек. — Этого следовало ожидать.
— Ну да. Конечно. Ты прав, — хором сказали Альберт, Влодек и Ика.
— Теперь надо заняться снимком. Вытащить негатив и устроить новую ловушку. У меня есть план… — начала Альберт.
Никто не возражал: в этом вопросе первое слово уж точно было за ней.
План был принят; оставалось дождаться наступления темноты.
Однако еще до наступления темноты притащилась очередная гроза. «Типичная истеричка», — как сказала про нее, брезгливо морщась, Икина мама. Гроза и вправду сначала долго предупреждала о своем появлении, тарахтела то слева, то справа и никак не могла решиться, с какой стороны обрушиться на долину. Эти колебания продолжались ни больше ни меньше как с обеда до четырех часов. А около четырех «истеричка» взяла и на добрый час угомонилась. Дождь стал редким, ажурным, даже, можно сказать, веселеньким. Природа, затаившаяся было в испуге, облегченно вздохнула. Возле дома подала голос иволга, за ней дрозд, и наконец в глубине леса закуковала кукушка.
На веранде и в доме старательно «убивали время». Влодек и Брошек сели играть в шахматы, Ика решала кроссворд, Альберт не спеша (поскольку до вечера было еще далеко) оборудовала чулан под фотолабораторию. А Пацулка приготовил себе коктейль из меда, «раковых шеек», клубники, сметаны и маринованных огурцов и в сторонке меланхолично поедал эту дьявольскую смесь. Он предпочел скрыться с глаз не случайно: Катажину однажды при виде подобной трапезы чуть не стошнило. Время от времени Пацулка вытаскивал из-под скамейки Зевса с Герой и печально их разглядывал.
Поскольку гроза перестала грохотать и пугать людей, на свет Божий, кроме птичек, вылез еще кое-кто.
Пацулка первый увидел, как из дома за рекой вышли автотуристы и, посовещавшись, отправились на прогулку.
Совещались они недолго, но бурно. Одни (судя по жестам) призывали пойти в одну сторону, другие — в прямо противоположную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
— Ты так считаешь? — задумался Брошек.
Пацулка на минуту скрылся в доме. Вернулся он с конвертом и листком бумаги. Вытащив из кармана авторучку, написал несколько слов, положил листочек в конверт, тщательно его заклеил и вручил Брошеку. Проделал он все это с самодовольным видом абсолютно уверенного в себе человека.
Даже Влодек воздержался от своих обычных шуточек.
— Понятно, — с уважением сказал Брошек. — Открыть только после проявления снимка, верно?
— Ну, — подтвердил Пацулка.
Потом все, кроме Пацулки, добровольно занявшегося приготовлением второго завтрака, снова уселись за карты.
Игра, однако, не клеилась: мысли у каждого были заняты совсем другим. Пацулка преподал им хороший урок. Вместо того чтобы злиться и искать виноватых, он спокойно и тщательно все обдумал. И пришел, по-видимому, к единственно правильному выводу. Но, не желая навязывать свое мнение остальным (а возможно, побуждая и их пошевелить мозгами), решил помалкивать, пока спрятанный в часовне негатив не будет проявлен.
«Что ж, — думал Брошек. — Посмотрим, действительно ли Пацулка у нас самый умный».
«Поглядим», — думала Ика.
«Еще не вечер», — думал Влодек.
А Катажина мысленно поклялась, что Альберт не даст Пацулке себя обставить.
Словом, все погрузились в размышления. Игра в карты была прервана по причине появления на столе молока и бутербродов, а после завтрака было уже не до игры. Катажина сменила на дежурстве Брошека. Пацулка взял корзинку (для грибов) и кусок брезента (неизвестно для чего) и пошел в лес. Остальные разбрелись по комнатам.
Брошек плюхнулся на кровать и, в поисках вдохновения, уставился на россыпь сучков на потолке. Ика забралась на чердак и пристроилась возле маленького оконца. Там ей лучше всего думалось. Влодек же слонялся по дому, старательно избегая взрослых.
Таким образом, дом погрузился в задумчивую тишину. Слышны были только шум дождя, шаги отца наверху да по временам жалобное посвистывание промокшей пичуги. Иногда за стеной робко подавал голос сверчок.
В полдень со стороны леса донесся приглушенный радиосигнал. Это Пацулка напоминал: пора заняться приготовлением обеда. Ика и Брошек, уныло вздыхая, потащились на кухню. Влодек на этот раз своих услуг для чистки картошки не предложил, чем окончательно успокоил Брошека.
Именно за этим занятием Ику и Брошека вдруг озарило. Почти одновременно.
— Я, кажется, догадываюсь… — прошептала Ика.
А Брошек, похлопав глазами, с шестисекундным опозданием завопил:
— Знаю!.. — И тут же поправился: — Кажется , знаю.
Оба недоверчиво уставились друг на друга. А вдруг это ошибка?
— Ничего не говори! — воскликнул Брошек. — Последуем примеру Пацулки. Запишем — и в конверт. А вскроем все три конверта сразу.
— Но… — заикнулась было Ика.
— Никаких «но», — твердо сказал Брошек. — Рискнем. Не ошибается тот, кто ничего не делает.
— Я еще должна это обдумать, — иронически пробормотала Ика.
Но сделали они так, как предложил Брошек.
Потом начались мучения: каждого так и подмывало высказать вслух свою догадку. Поминутно то Ика, то Брошек набирали полную грудь воздуха, словно готовясь сделать признание. К счастью, оба сумели сдержаться. Едва один готов был проявить слабость, второй тут же останавливал его грозным взглядом.
Не удивительно поэтому, что обед получился весьма посредственный. Макароны чересчур разварились, суп оказался пересолен, жаркое — пережарено.
Икина мать отпустила несколько язвительных замечаний по этому поводу, но Пацулка и отец уписывали все с бешеным аппетитом, и это утешило незадачливых поваров. Мама, безусловно, добавила бы еще парочку колкостей, но со стороны Великих Гор опять донеслись раскаты грома. Больше того: они приближались, широким фронтом окружая долину.
Кроме того, произошли еще два важных события. Во-первых, отец смылся из-за стола прежде, чем от него успели потребовать очередной анекдот. Во-вторых, как только была вымыта посуда, Альберт и Влодек вручили Брошеку надписанные и тщательно заклеенные конверты.
— Есть у меня одно предположение, — застенчиво сказала Катажина.
— What will be, will be, — сказал Влодек далеко не так уверенно, как всегда.
— Итак, — сказал Брошек, — у меня уже пять конвертов.
— Хо-хо, — похвалил друзей Пацулка.
Потом повел всех на веранду, развернул сверток, который притащил из лесу, и тогда стало понятно, зачем он брал с собой брезент.
На куске брезента лежали две мокрые жалкие фигурки: деревянный Зевс и деревянная Гера!
— Нашел? Где? В лесу? В крапиве?! В кустах?! В сарае?! В часовне?! — посыпались вопросы.
Пацулка продемонстрировал покрытые волдырями руки.
— Крапива, — печально вздохнул он.
Но опечалился Пацулка не из-за крапивы. Им овладела грусть художника, недавно осознавшего, сколь далеко еще ему до совершенства.
— М-да, — буркнул Брошек. — Этого следовало ожидать.
— Ну да. Конечно. Ты прав, — хором сказали Альберт, Влодек и Ика.
— Теперь надо заняться снимком. Вытащить негатив и устроить новую ловушку. У меня есть план… — начала Альберт.
Никто не возражал: в этом вопросе первое слово уж точно было за ней.
План был принят; оставалось дождаться наступления темноты.
Однако еще до наступления темноты притащилась очередная гроза. «Типичная истеричка», — как сказала про нее, брезгливо морщась, Икина мама. Гроза и вправду сначала долго предупреждала о своем появлении, тарахтела то слева, то справа и никак не могла решиться, с какой стороны обрушиться на долину. Эти колебания продолжались ни больше ни меньше как с обеда до четырех часов. А около четырех «истеричка» взяла и на добрый час угомонилась. Дождь стал редким, ажурным, даже, можно сказать, веселеньким. Природа, затаившаяся было в испуге, облегченно вздохнула. Возле дома подала голос иволга, за ней дрозд, и наконец в глубине леса закуковала кукушка.
На веранде и в доме старательно «убивали время». Влодек и Брошек сели играть в шахматы, Ика решала кроссворд, Альберт не спеша (поскольку до вечера было еще далеко) оборудовала чулан под фотолабораторию. А Пацулка приготовил себе коктейль из меда, «раковых шеек», клубники, сметаны и маринованных огурцов и в сторонке меланхолично поедал эту дьявольскую смесь. Он предпочел скрыться с глаз не случайно: Катажину однажды при виде подобной трапезы чуть не стошнило. Время от времени Пацулка вытаскивал из-под скамейки Зевса с Герой и печально их разглядывал.
Поскольку гроза перестала грохотать и пугать людей, на свет Божий, кроме птичек, вылез еще кое-кто.
Пацулка первый увидел, как из дома за рекой вышли автотуристы и, посовещавшись, отправились на прогулку.
Совещались они недолго, но бурно. Одни (судя по жестам) призывали пойти в одну сторону, другие — в прямо противоположную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64