Там уже никого нет, и дальше путь свободен. Окружить весь город они не успели.
Торопливо миновав горевшие постройки, они выбрались на монастырский двор, за которым обсаженная деревьями дорога сворачивала к задним воротам.
— Что там? — спросил Шульц.
— Кладбище, — ответил Альваро. — Дальше только виноградники и поля.
“ — Самым умным было бы покончить с ним, — подумал Генрих. — Но мне не решиться на такое…Не могу. Никто, даже сам Святой Отец не простил бы мне такого греха. Нет, на это мне не отважиться…”
Альваро, задыхаясь, что-то лепетал о священниках и монахах, угнанных корсарами. Упрекал его в равнодушии к их судьбе, укорял за участие в этой резне. Генрих его не слушал.
— Хватит! — оборвал он наконец. — Или вы не можете понять, отец Педро, что один я не сумел бы спасти вас всех?
У кладбищенских ворот он остановился.
— Дальше вы пойдете сами. Я спас вам жизнь. Но если кто-нибудь узнает… Ну, лучше об этом даже не думать. Не хочу от вас ничего, кроме отпущения грехов in articulo mortis и отпущения грехов, которые мне ещё придется совершить в этом году.
Альваро неуверенно покосился на него.
— Как это понимать, сын мой?
— Нет времени на исповедь, — нетерпеливо перебил Шульц. Не знаю, когда у меня будет оказия исповедаться и принять отпущение грехов. Не знаю, не погибну ли я, прежде чем это случится.
— Но я не могу… — начал было Альваро, но Шульц его перебил.
— Можете! Можете отпустить мне грехи без исповеди, как умирающему. И — Бога ради! — сделайте это поскорее, чтобы я не начал жалеть, что вырвал вас из рук еретиков.
В его голосе звучала угроза, а Педро Альваро слишком хорошо его знал, чтобы её недооценивать. Потому он сделал то, чего хотел Генрих, и уверил его в действенности этих таинств, несмотря на не совсем формальное их проведение.
Прежде чем они расстались, Шульц спросил ещё о губернаторе и его сыне.
— Были там, — ответил иезуит, кивком указывая на казармы. — Дона Диего уже нет в живых. Из дворца его доставили без сознания. Уже несколько недель он был при смерти, а сегодня в полночь открылось внезапное кровотечение. Бласко с ним — то есть был при нем час назад.
Шульц прикусил губу. В нем нарастало беспокойство.
— Мне нужно вернуться, — сказал он. — Пусть господь ведет вас.
В ту же самую минуту со стороны монастыря долетел новый взрыв крика и шум. Грохнуло несколько выстрелов, и потом совсем рядом раздался топот скачущего коня. Какой-то всадник промчался через монастырский двор, свернул на дорогу, словно вихрь промелькнул мимо них и исчез за воротами кладбища.
— Кто это был? — спросил Шульц.
— Не знаю, — ответил Альваро. — Оставайтесь с Богом.
Подтянув сутану, он припустил следом за всадником.
В тот момент, когда Генрих Шульц заметил преподобного Педро Альваро среди пленников, гонимых в сарай во дворе, Мартен во главе нескольких десятков моряков из команды “Зефира” одолел последнее сопротивление, которое ещё оказывали испанские содаты. Пленных уже не брали: кто бросал оружие, погибал точно так же, как и те, кто бился до последнего. Всего несколько защитников избежали этой участи благодаря Мартену, который хотел допросить их, и не в силах сразу удержать атакующих, сам преградил им дорогу, отбивая удары, пока те не остыли от запала и горячки боя.
Кое-как ему удалось втолковать, что речь идет о захвате живьем губернатора с сыном, чему должны были помочь оставшиеся в живых испанцы. Тут его, однако, ожидало разочарование: когда выломали двери, за которыми по единодушным показаниям должны были находиться Бласко де Рамирес и генерал, командовавший гарнизоном Сьюдад Руэда, огромный зал оказался пуст. Из него не было другого выхода, и к тому же разбросанные в беспорядке бумаги, плащи и шляпы, казалось, свидетельствовали, что действительно здесь только что кипело горячка бегства.
— Куда же, черт побери, они делись? — спросил Мартен, грозно глядя на пленников.
Ему пришло в голову, что в одной из стен должен быть скрытый проход. Но тут же Ян сообразил, что найти его было бы слишком трудно. Оглядел шесть высоких окон, выходивших в сторону города. Те казались запертыми, и к тому же бегство этим путем казалось неправдоподобным, ибо перед главным входом стояла стража и крутились вооруженные люди из отряда Бельмона.
Он уже собрался отвернуться и отдать приказ обыскать все здание, как последнее окно шевельнуло сквозняком. Торопливо подойдя, Ян распахнул его настежь. Узкий карниз с каменной балюстрадой тянулся вдоль наружной стены. По нему можно было добраться до таких же окон соседнего зала.
Мартен, не колеблясь, воспользовался этим маршрутом. Те окна тоже были только прикрыты.
В потемках горели две свечи.
“ — Часовня?» — подумал он.
Перелез через низкий парапет и увидел посреди пустого помещения высокий катафалк, а на нем застывшее тело. Миновав их, заметил полуоткрытые двери налево. Ян достал из фонаря свечу и пошел дальше.
Следующий зал был тоже почти пуст и лишен мебели, не считая кровати с разбросанной постелью, стола и двух кресел.
Прямо — снова двери и снова такая же комната, а за ней — огромный зал с окнами во двор, темной полукруглой нишей в углу и дверьми с правой стороны, ведущими, видимо, в главный коридор.
Мартен подошел поближе, чтобы убедиться в этом, но когда мерцающее пламя разорвало полумрак, заметил, что двери заперты на засов и подперты тяжелой дубовой скамьей.
В этот миг он за плечами услышал легкий шорох, а потом приближавшиеся шаги и голоса. Огляделся. Голоса доносились со стороны анфилады, которую он миновал. Несомненно, это его люди шли за ним. Но вот шорох…
Тот донесся снова. Даже не шорох: нечто, что могло быть дыханием или вздохом, или может быть только биением сердца…Мартен чувствовал чье-то присутствие, чей-то взгляд.
Сделав несколько шагов к средине зала, он поднял свечу. Но утлое пламя осветило только часть обширного пространства; углы, проемы под окнами и глубокая ниша тонули в тени.
Тут через распахнутые двери в соседнюю комнату хлынул поток света; Томаш Поцеха, Цирюльник и Ворст, а за ними прочие с пылающими факелами стали на пороге.
— Мы нашли останки губернатора, капитан, — сообщил Поцеха. — Это он лежит на катафалке.
Но Мартен уже не слышал. В два прыжка подлетев к нише, рванул маленькие, невидимые до той поры дверки, и узрев за ними какую-то скорчившуюся фигуру, поволок её на середину зала.
— Огня! — взревел он.
Их окружили люди с факелами. Мартен отпустил пойманного человека и отступил на шаг. Перед ним стоял высокий мужчина в темном плаще, наброшенном на плечи, со шпагой на боку; на полу валялась его шляпа с перьями, украшенная золотыми галунами.
— Кто вы? — спросил Мартен.
Испанец смерил его надменным взглядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Торопливо миновав горевшие постройки, они выбрались на монастырский двор, за которым обсаженная деревьями дорога сворачивала к задним воротам.
— Что там? — спросил Шульц.
— Кладбище, — ответил Альваро. — Дальше только виноградники и поля.
“ — Самым умным было бы покончить с ним, — подумал Генрих. — Но мне не решиться на такое…Не могу. Никто, даже сам Святой Отец не простил бы мне такого греха. Нет, на это мне не отважиться…”
Альваро, задыхаясь, что-то лепетал о священниках и монахах, угнанных корсарами. Упрекал его в равнодушии к их судьбе, укорял за участие в этой резне. Генрих его не слушал.
— Хватит! — оборвал он наконец. — Или вы не можете понять, отец Педро, что один я не сумел бы спасти вас всех?
У кладбищенских ворот он остановился.
— Дальше вы пойдете сами. Я спас вам жизнь. Но если кто-нибудь узнает… Ну, лучше об этом даже не думать. Не хочу от вас ничего, кроме отпущения грехов in articulo mortis и отпущения грехов, которые мне ещё придется совершить в этом году.
Альваро неуверенно покосился на него.
— Как это понимать, сын мой?
— Нет времени на исповедь, — нетерпеливо перебил Шульц. Не знаю, когда у меня будет оказия исповедаться и принять отпущение грехов. Не знаю, не погибну ли я, прежде чем это случится.
— Но я не могу… — начал было Альваро, но Шульц его перебил.
— Можете! Можете отпустить мне грехи без исповеди, как умирающему. И — Бога ради! — сделайте это поскорее, чтобы я не начал жалеть, что вырвал вас из рук еретиков.
В его голосе звучала угроза, а Педро Альваро слишком хорошо его знал, чтобы её недооценивать. Потому он сделал то, чего хотел Генрих, и уверил его в действенности этих таинств, несмотря на не совсем формальное их проведение.
Прежде чем они расстались, Шульц спросил ещё о губернаторе и его сыне.
— Были там, — ответил иезуит, кивком указывая на казармы. — Дона Диего уже нет в живых. Из дворца его доставили без сознания. Уже несколько недель он был при смерти, а сегодня в полночь открылось внезапное кровотечение. Бласко с ним — то есть был при нем час назад.
Шульц прикусил губу. В нем нарастало беспокойство.
— Мне нужно вернуться, — сказал он. — Пусть господь ведет вас.
В ту же самую минуту со стороны монастыря долетел новый взрыв крика и шум. Грохнуло несколько выстрелов, и потом совсем рядом раздался топот скачущего коня. Какой-то всадник промчался через монастырский двор, свернул на дорогу, словно вихрь промелькнул мимо них и исчез за воротами кладбища.
— Кто это был? — спросил Шульц.
— Не знаю, — ответил Альваро. — Оставайтесь с Богом.
Подтянув сутану, он припустил следом за всадником.
В тот момент, когда Генрих Шульц заметил преподобного Педро Альваро среди пленников, гонимых в сарай во дворе, Мартен во главе нескольких десятков моряков из команды “Зефира” одолел последнее сопротивление, которое ещё оказывали испанские содаты. Пленных уже не брали: кто бросал оружие, погибал точно так же, как и те, кто бился до последнего. Всего несколько защитников избежали этой участи благодаря Мартену, который хотел допросить их, и не в силах сразу удержать атакующих, сам преградил им дорогу, отбивая удары, пока те не остыли от запала и горячки боя.
Кое-как ему удалось втолковать, что речь идет о захвате живьем губернатора с сыном, чему должны были помочь оставшиеся в живых испанцы. Тут его, однако, ожидало разочарование: когда выломали двери, за которыми по единодушным показаниям должны были находиться Бласко де Рамирес и генерал, командовавший гарнизоном Сьюдад Руэда, огромный зал оказался пуст. Из него не было другого выхода, и к тому же разбросанные в беспорядке бумаги, плащи и шляпы, казалось, свидетельствовали, что действительно здесь только что кипело горячка бегства.
— Куда же, черт побери, они делись? — спросил Мартен, грозно глядя на пленников.
Ему пришло в голову, что в одной из стен должен быть скрытый проход. Но тут же Ян сообразил, что найти его было бы слишком трудно. Оглядел шесть высоких окон, выходивших в сторону города. Те казались запертыми, и к тому же бегство этим путем казалось неправдоподобным, ибо перед главным входом стояла стража и крутились вооруженные люди из отряда Бельмона.
Он уже собрался отвернуться и отдать приказ обыскать все здание, как последнее окно шевельнуло сквозняком. Торопливо подойдя, Ян распахнул его настежь. Узкий карниз с каменной балюстрадой тянулся вдоль наружной стены. По нему можно было добраться до таких же окон соседнего зала.
Мартен, не колеблясь, воспользовался этим маршрутом. Те окна тоже были только прикрыты.
В потемках горели две свечи.
“ — Часовня?» — подумал он.
Перелез через низкий парапет и увидел посреди пустого помещения высокий катафалк, а на нем застывшее тело. Миновав их, заметил полуоткрытые двери налево. Ян достал из фонаря свечу и пошел дальше.
Следующий зал был тоже почти пуст и лишен мебели, не считая кровати с разбросанной постелью, стола и двух кресел.
Прямо — снова двери и снова такая же комната, а за ней — огромный зал с окнами во двор, темной полукруглой нишей в углу и дверьми с правой стороны, ведущими, видимо, в главный коридор.
Мартен подошел поближе, чтобы убедиться в этом, но когда мерцающее пламя разорвало полумрак, заметил, что двери заперты на засов и подперты тяжелой дубовой скамьей.
В этот миг он за плечами услышал легкий шорох, а потом приближавшиеся шаги и голоса. Огляделся. Голоса доносились со стороны анфилады, которую он миновал. Несомненно, это его люди шли за ним. Но вот шорох…
Тот донесся снова. Даже не шорох: нечто, что могло быть дыханием или вздохом, или может быть только биением сердца…Мартен чувствовал чье-то присутствие, чей-то взгляд.
Сделав несколько шагов к средине зала, он поднял свечу. Но утлое пламя осветило только часть обширного пространства; углы, проемы под окнами и глубокая ниша тонули в тени.
Тут через распахнутые двери в соседнюю комнату хлынул поток света; Томаш Поцеха, Цирюльник и Ворст, а за ними прочие с пылающими факелами стали на пороге.
— Мы нашли останки губернатора, капитан, — сообщил Поцеха. — Это он лежит на катафалке.
Но Мартен уже не слышал. В два прыжка подлетев к нише, рванул маленькие, невидимые до той поры дверки, и узрев за ними какую-то скорчившуюся фигуру, поволок её на середину зала.
— Огня! — взревел он.
Их окружили люди с факелами. Мартен отпустил пойманного человека и отступил на шаг. Перед ним стоял высокий мужчина в темном плаще, наброшенном на плечи, со шпагой на боку; на полу валялась его шляпа с перьями, украшенная золотыми галунами.
— Кто вы? — спросил Мартен.
Испанец смерил его надменным взглядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73