Пострадавшее животное покрывал такой толстый слой пыли и грязи пополам с песком, что я не смогла определить на глаз его породу. Для собаки слишком крупное, для осла или мула, пожалуй, мелковато. Я велела Томасу остановиться, но тот и ухом не повел. Тогда я дернула его за рукав, а когда он опять не среагировал, разозлилась и больно стукнула кулаком по спине. Кучер вздрогнул и повернулся ко мне:
— Что такое, мисс?
— Оно еще живое! Останови лошадей, быть может, мы сумеем чем-то помочь.
— Нет, мисс Нэнси, — покачал головой Томас.
Он взмахнул кнутом, а я снова высунулась из коляски. То, что я приняла с первого взгляда за дрова, затем за раненое домашнее животное, оказалось человеком, а что-то, показавшееся мне сучками, ошейником и шерстью, лохмотьями некогда покрывавшей ее тело одежды. Да-да, ее, ибо несчастная была женщиной, если только можно так назвать обтянутый неопределенного цвета кожей скелет. Я отворила дверцу экипажа, собираясь выпрыгнуть на ходу и броситься на помощь, но Томас перегнулся через мое плечо и решительно захлопнул створку.
— Она старая и скоро сама умрет, — объяснил он снисходительным тоном, как бы давая понять, что мои благие намерения здесь неуместны. — От рабов-отказников все равно никакого проку. Вон их сколько!
Он повел рукояткой хлыста, указывая на разбросанные тут и там по склону тела, напоминавшие выброшенные на берег штормом бревна. Ни одно из них не подавало признаков жизни. Томас пожал плечами, окинул их равнодушным взором, отвернулся и тронул лошадей. Для него подобное зрелище было в порядке вещей, меня же мое первое столкновение с бесчеловечной действительностью, лежащей в основе того, что Адам Брум называл земным раем, взволновало и потрясло до глубины души. Так вот каков этот рай, словно чудовищный и ненасытный червь каждодневно пожирающий тела и души созидающих его обитателей преисподней!
Я не отрывала слезящихся, покрасневших глаз от умирающей старухи, пока та не превратилась в черное пятнышко на добела выжженной тропическим солнцем ленте дороги.
10
Томас гнал экипаж по пыльному проселку, то и дело подстегивая лошадей. По левую сторону раскинулись возделанные поля, по правую — стеной высились деревья, сплошь перевитые лианами и густо обросшие мхом. За лесом уже не было видно моря, и только отдаленный рокот прибоя напоминал о его существовании.
— Все это принадлежит вашему отцу, мисс Нэнси, — сообщил Томас, обводя широким жестом цветущую равнину, простиравшуюся от обочины до отрогов туманных гор на горизонте.
Вся обрабатываемая земля была разбита на правильные квадраты, похожие на клетки шахматной доски. После уборки сахарного тростника тоже остается стерня, только здесь, в отличие от английских полей, срезанные стебли толщиной в руку достигают колена. Возникает странное ощущение, что попал на ферму, принадлежащую какому-то гигантскому существу. А еще неубранный тростник существенно превосходит высотой обычный человеческий рост. Рубщики и их подручные работают методично и слаженно, как муравьи. Сочные верхушки стеблей тут же увязываются, сносятся на границу делянки и укладываются в ожидающие повозки.
Я не заметила и намека на изгородь, которая отделяла бы плантации от дороги, да и сама усадьба оказалась неогороженной. Воротами на въезде служили два высоких каменных столба, соединенных железной аркой с выбитой на ней большими буквами надписью: «Источник». Название обрамляли фонтанирующие ключи, навеки застывшие в серебристом металле. Прямая, как стрела, подъездная аллея проходила под сенью высоких пальм. Их ветвистые кроны с огромными кожистыми листьями напоминали широко раскинутые крылья баклана, сохнущего на солнце после очередного нырка. Томас слегка понукнул лошадей, и те бодро застучали копытами по направлению к дому.
Лужайку, на которой он стоял, отделяло от других приусадебных строений полукольцо высоких итальянских сосен. За деревьями виднелись окутанные клубами белого дыма и пара цеха по выварке сахарного тростника, окруженные скопищем разномастных лачуг, крытых тростником и пальмовыми листьями, в которых ютились рабы. Сразу за поместьем начиналась возвышенность, вздымавшаяся гигантскими уступами к подножию горной гряды, ощетинившейся высокими скалами и остроконечными пиками, вершины которых скрывались в дымке тумана и рваных клочьях облаков.
По сравнению с резиденциями других плантаторов, господский дом в «Источнике» выглядел довольно скромно и, будучи деревянным и всего лишь двухэтажным, считался старомодным. Однако построен он был со вкусом и расположен таким образом, чтобы улавливать малейшее дуновение ветра. В нем безошибочно угадывались пристрастия покойного отец, неизменно предпочитавшего комфорт переменчивой моде. Живя в Англии, он ненавидел сквозняки и любил наш прежний дом за тесную близость с соседними, благодаря чему его проще было отапливать. Переехав за город, отец часто сетовал, что в новом доме всюду дует, как в сарае, и он постоянно мерзнет. Здесь же, на Ямайке, основная проблема состоит в том, чтобы создать и сохранить в жилище прохладу. Следует признать, что это ему удалось. Большие окна были постоянно открыты, и по всем комнатам гулял ветерок, колебля тонкие муслиновые занавески. Опоясывающая дом по периметру широкая крытая веранда отбрасывала достаточно тени, чтобы прямые солнечные лучи не проникали внутрь. При воспоминании об отце у меня защипало в глазах.
Перед распахнутыми настежь створками дверей парадного подъезда на мраморных ступенях лестницы стоял, широко расставив ноги и выпятив грудь колесом, коренастый коротышка, очевидно ожидающий моего прибытия. Главный надсмотрщик плантации мистер Дьюк чем-то напоминал задиристого петуха. На его бледной, гладко выбритой физиономии с маленьким узким ртом и выпученной нижней губой совершенно отсутствовал загар. В правой руке он держал небрежно свернутую плеть с черной рукояткой, оплетенной выделанной змеиной кожей.
Он даже не шелохнулся, когда коляска остановилась, и двинулся мне навстречу только после того, как Томас помог мне выйти. Приблизившись, Дьюк стянул с головы пропитанную потом широкополую треуголку, под которой обнаружилась довольно внушительная шевелюра блестящих темных волос, обильно смазанных каким-то жирным маслянистым средством с неприятно резким запахом. Темно-серые глаза смотрели на мир с каким-то странным выражением. Позже я узнала, что у него прогрессирующая близорукость.
— Мисс Кингтон! — воскликнул надсмотрщик, протянув мне руку, прежде чем я успела подняться по ступеням. Его ладонь была мягкой и влажной; свежие пятна пота расплывались под мышками поверх застарелых высохших пятен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102