Между прочим, твои бывшие «товарищи», как ты их называешь! Стоило показать золотую монетку, как они тут же начинали петь. И пропойца-комендант, которого я посетил в его форте, тоже был счастлив посвятить меня во все подробности оригинальной шутки, которую с ним сыграли при твоем непосредственном участии. Каждый человек имеет свою цену, хотя об этом, я думаю, тебе уже известно. — Он покосился на стилет, покачивавшийся в неустойчивом равновесии на кончике указательного пальца, затем перевел взгляд на пылающий багрянцем рубин, который я по-прежнему держала в руке. — Говорил я тебе, что доверять можно только камням? Конечно же говорил! Только и камни иногда тоже могут предать. Как шлюхи. Взять хотя бы этот. Великолепный экземпляр! Но без пары. И что прикажешь теперь с ним делать? Хотя… Пожалуй, его можно переделать в кулон, который будет неплохо смотреться здесь, — указал он на вырез моего платья острием кинжала.
Я вспомнила, наконец, что напоминает мне этот стилет. Метательный нож! Меня вдруг словно озарило, и я с ужасом поняла, какую непростительную ошибку допустили мы с Минервой, не приняв в расчет беспредельный эгоизм и заоблачное самомнение бразильца. Я минимум трижды смертельно оскорбила его. Первый раз, когда предпочла вместо законного брака с ним удрать в горы к маронам в компании с тремя беглыми рабами. Второй — когда скрылась от его преследования на пиратском корабле. Но самое страшное оскорбление нанесла я ему, отдав его бесценный камень, достойный самой королевы, дешевой портовой шлюхе в грязном притоне. Все это до такой степени уязвило его самолюбие, что ни о каком искуплении вины не могло быть и речи. Он просто играл со мной, как кот с пойманной мышкой. Бартоломе уже давно приговорил меня и не собирался, естественно, ни жениться на мне, ни увозить в свои поместья в Южной Америке. Вопрос только в том, убьет он меня прямо сейчас или захочет растянуть удовольствие?
Сжимавшие рукоять кинжала пальцы расслабились, и на губах его снова заиграла змеиная усмешка. На этот раз мне не удалось до конца справиться с эмоциями, и овладевший мною страх каким-то образом отразился на моем лице или в глазах, что не ускользнуло от обостренного внимания бразильца. Он понял, что я догадалась о его истинных намерениях, но не спешил пока привести приговор в исполнение, уже в открытую упиваясь моим ужасом и растерянностью. Я была полностью в его власти. Он мог расправиться со мной в любую секунду, и помешать ему было некому. Все корсары, которые могли бы прийти мне на помощь, были связаны по рукам и ногам.
Все, кроме одного…
Он не видел и не слышал, как открылась за его спиной дверь в спальню, и на пороге салона появилась стройная мулатка, сжимавшая обеими руками толстую рукоять старинного рыцарского меча из толедской стали, широкое обоюдоострое лезвие которого испещряли арабские письмена. Скорее всего, бразилец просто забыл о ее существовании. В его глазах она была рабыней, иначе говоря — никем. С детства приученная передвигаться по дому бесшумно и незаметно, чтобы, не дай бог, не потревожить хозяйский покой, Минерва подкралась к креслу, неслышно ступая босыми ногами по ворсу ковра, и с усилием занесла над головой выкованный в далекой Испании еще во времена владычества мавров клинок.
Я старалась не смотреть на нее и сознательно дала волю эмоциям, которые мне даже не надо было имитировать. Губы мои задрожали, из глаз покатились слезы, прокладывая извилистые дорожки сквозь покрывающий щеки слой пудры. Подозреваю, что Бартоломе вообразил в тот миг, что я сейчас брошусь перед ним на колени и стану умолять о пощаде. Во всяком случае, выглядел он весьма самодовольно и рассчитывал, по всей видимости, сполна насладиться моим унижением. Минерва, безусловно, отдавала себе отчет, что второй попытки у нее не будет, поэтому не торопилась с ходу нанести разящий удар. Заведенный далеко за правое плечо меч застыл на мгновение, а затем со свистом прорезал воздух, описав широкую дугу в горизонтальной плоскости. Легендарная голубовато-серая сталь без видимых усилий прошла сквозь мышцы и сухожилия и перерезала позвоночный столб. Снесенная с плеч голова бразильца отлетела в сторону и покатилась по ковру, оставляя на нем обильные пятна крови.
— Нельзя было по-другому, — пробормотала Минерва, выронив меч из внезапно ослабевших рук и опершись, чтобы не упасть, на спинку кресла, в котором так и осталось сидеть обезглавленное тело. Отдышавшись и взяв себя в руки, она наклонилась, подняла за волосы отрубленную голову и направилась к выходу, держа ее на весу. — Пойдем, — махнула мне сестра свободной рукой. — Надо показать это его людям. Без него они ничего не стоят.
Мы беспрепятственно вышли на палубу и поднялись на шканцы. Высоко подняв над головой окровавленный трофей, Минерва обратилась к столпившейся внизу команде черного корабля.
— Ваш господин мертв! — выкрикнула она. — Я сразила его своей собственной рукой. Отныне вы будете подчиняться мне.
Никто не выразил протеста и не попытался оказать сопротивления. После секундного замешательства все они, как один, пали на колени и низко склонили головы в знак покорности своей новой повелительнице.
45
Найденные на борту корабля Бартоломе ценности не поддавались исчислению. Обнаруженные в трюме сотни тюков тончайшего шелка и редкостного индийского кашемира представляли собой лишь малую их часть. Главное богатство покойника, как и следовало ожидать, составляли драгоценные камни: рубины и сапфиры, изумруды и алмазы, среди которых попадались отдельные экземпляры величиной с голубиное яйцо, а также отборные жемчужины: от черных и серых до розовых и снежно-белых, частью уже просверленные и подготовленные для нанизывания, частью нетронутые. Одни мелкие, как рисовые зерна, другие крупные и увесистые, как мушкетная пуля. Одни идеально круглые, как горошины, другие овальные, как яйца морской чайки. Согретые теплом человеческого тела, они словно оживали и начинали переливаться, на глазах меняя оттенки изначальной окраски. Казалось, сокровищам несть числа. Жемчуга и камни ссыпали в мешки лопатами, как зерно или угольную крошку. При этом как-то забывалось, что стоимость содержимого каждого такого мешка тысячекратно превышает сумму, которую честный работяга зарабатывает за всю свою жизнь.
Целый день вся команда трудилась, не разгибая спины. Помимо вышеупомянутых ценностей, мы нашли сундуки с золотыми и серебряными монетами и слитками, массу усыпанной драгоценными камнями золотой и серебряной посуды и церковной утвари. А еще золотой песок, тонкий, как пудра. Если откинуть крышку, над сундуком взмывало облачко золотой пыли, оседавшей на потных лицах и обнаженных торсах корсаров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Я вспомнила, наконец, что напоминает мне этот стилет. Метательный нож! Меня вдруг словно озарило, и я с ужасом поняла, какую непростительную ошибку допустили мы с Минервой, не приняв в расчет беспредельный эгоизм и заоблачное самомнение бразильца. Я минимум трижды смертельно оскорбила его. Первый раз, когда предпочла вместо законного брака с ним удрать в горы к маронам в компании с тремя беглыми рабами. Второй — когда скрылась от его преследования на пиратском корабле. Но самое страшное оскорбление нанесла я ему, отдав его бесценный камень, достойный самой королевы, дешевой портовой шлюхе в грязном притоне. Все это до такой степени уязвило его самолюбие, что ни о каком искуплении вины не могло быть и речи. Он просто играл со мной, как кот с пойманной мышкой. Бартоломе уже давно приговорил меня и не собирался, естественно, ни жениться на мне, ни увозить в свои поместья в Южной Америке. Вопрос только в том, убьет он меня прямо сейчас или захочет растянуть удовольствие?
Сжимавшие рукоять кинжала пальцы расслабились, и на губах его снова заиграла змеиная усмешка. На этот раз мне не удалось до конца справиться с эмоциями, и овладевший мною страх каким-то образом отразился на моем лице или в глазах, что не ускользнуло от обостренного внимания бразильца. Он понял, что я догадалась о его истинных намерениях, но не спешил пока привести приговор в исполнение, уже в открытую упиваясь моим ужасом и растерянностью. Я была полностью в его власти. Он мог расправиться со мной в любую секунду, и помешать ему было некому. Все корсары, которые могли бы прийти мне на помощь, были связаны по рукам и ногам.
Все, кроме одного…
Он не видел и не слышал, как открылась за его спиной дверь в спальню, и на пороге салона появилась стройная мулатка, сжимавшая обеими руками толстую рукоять старинного рыцарского меча из толедской стали, широкое обоюдоострое лезвие которого испещряли арабские письмена. Скорее всего, бразилец просто забыл о ее существовании. В его глазах она была рабыней, иначе говоря — никем. С детства приученная передвигаться по дому бесшумно и незаметно, чтобы, не дай бог, не потревожить хозяйский покой, Минерва подкралась к креслу, неслышно ступая босыми ногами по ворсу ковра, и с усилием занесла над головой выкованный в далекой Испании еще во времена владычества мавров клинок.
Я старалась не смотреть на нее и сознательно дала волю эмоциям, которые мне даже не надо было имитировать. Губы мои задрожали, из глаз покатились слезы, прокладывая извилистые дорожки сквозь покрывающий щеки слой пудры. Подозреваю, что Бартоломе вообразил в тот миг, что я сейчас брошусь перед ним на колени и стану умолять о пощаде. Во всяком случае, выглядел он весьма самодовольно и рассчитывал, по всей видимости, сполна насладиться моим унижением. Минерва, безусловно, отдавала себе отчет, что второй попытки у нее не будет, поэтому не торопилась с ходу нанести разящий удар. Заведенный далеко за правое плечо меч застыл на мгновение, а затем со свистом прорезал воздух, описав широкую дугу в горизонтальной плоскости. Легендарная голубовато-серая сталь без видимых усилий прошла сквозь мышцы и сухожилия и перерезала позвоночный столб. Снесенная с плеч голова бразильца отлетела в сторону и покатилась по ковру, оставляя на нем обильные пятна крови.
— Нельзя было по-другому, — пробормотала Минерва, выронив меч из внезапно ослабевших рук и опершись, чтобы не упасть, на спинку кресла, в котором так и осталось сидеть обезглавленное тело. Отдышавшись и взяв себя в руки, она наклонилась, подняла за волосы отрубленную голову и направилась к выходу, держа ее на весу. — Пойдем, — махнула мне сестра свободной рукой. — Надо показать это его людям. Без него они ничего не стоят.
Мы беспрепятственно вышли на палубу и поднялись на шканцы. Высоко подняв над головой окровавленный трофей, Минерва обратилась к столпившейся внизу команде черного корабля.
— Ваш господин мертв! — выкрикнула она. — Я сразила его своей собственной рукой. Отныне вы будете подчиняться мне.
Никто не выразил протеста и не попытался оказать сопротивления. После секундного замешательства все они, как один, пали на колени и низко склонили головы в знак покорности своей новой повелительнице.
45
Найденные на борту корабля Бартоломе ценности не поддавались исчислению. Обнаруженные в трюме сотни тюков тончайшего шелка и редкостного индийского кашемира представляли собой лишь малую их часть. Главное богатство покойника, как и следовало ожидать, составляли драгоценные камни: рубины и сапфиры, изумруды и алмазы, среди которых попадались отдельные экземпляры величиной с голубиное яйцо, а также отборные жемчужины: от черных и серых до розовых и снежно-белых, частью уже просверленные и подготовленные для нанизывания, частью нетронутые. Одни мелкие, как рисовые зерна, другие крупные и увесистые, как мушкетная пуля. Одни идеально круглые, как горошины, другие овальные, как яйца морской чайки. Согретые теплом человеческого тела, они словно оживали и начинали переливаться, на глазах меняя оттенки изначальной окраски. Казалось, сокровищам несть числа. Жемчуга и камни ссыпали в мешки лопатами, как зерно или угольную крошку. При этом как-то забывалось, что стоимость содержимого каждого такого мешка тысячекратно превышает сумму, которую честный работяга зарабатывает за всю свою жизнь.
Целый день вся команда трудилась, не разгибая спины. Помимо вышеупомянутых ценностей, мы нашли сундуки с золотыми и серебряными монетами и слитками, массу усыпанной драгоценными камнями золотой и серебряной посуды и церковной утвари. А еще золотой песок, тонкий, как пудра. Если откинуть крышку, над сундуком взмывало облачко золотой пыли, оседавшей на потных лицах и обнаженных торсах корсаров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102