Посещение казнохранилища сэр Корнелиус приберег, как говорится, «на сладкое», рассчитывая, очевидно, поразить нас демонстрацией собранных в крепости несметных богатств и подчеркнуть заодно свою собственную значительность и влиятельность.
Кладовые находились глубоко под землей. В подвалах было прохладно и сыро. Гуляющие по ним сквозняки колебали пламя факелов в руках солдат, и тогда по сочащимся влагой стенам и нависающим сводам начинали метаться и прыгать причудливые тени невиданных зверей и сказочных страшилищ. Спускаясь вниз, мы миновали ряд подземных пустот, вероятно, естественного происхождения, в которых содержались ожидающие покупателей невольники. Об их присутствии предупредили нас доносившиеся словно издалека приглушенные крики и стоны, лязг цепей, женский и детский плач. Торнтон, прислушиваясь, приложил к уху ладонь.
— Вот где настоящее золото, — с апломбом заявил комендант, — а вовсе не в тех сундуках, которые вы скоро увидите! Черная кость куда как выгодней желтого металла. Кстати, капитан, — со слащавой улыбкой обратился он к Адаму, — могу предложить отборный товарец. Только что поступила большая партия из Конго; если пожелаете, забирайте прямо сейчас. Уступлю со скидкой, в знак доброго к вам расположения.
Брум с напускным сожалением покачал головой.
— Не хотите? Жаль, жаль, вы бы точно не прогадали! — разочарованно вздохнул сэр Корнелиус. — Ну вот мы и на месте, леди и джентльмены, — торжественно объявил он, остановившись перед массивной деревянной дверью и сняв с пояса увесистую связку ключей. Отобрал нужный, вставил в скважину здоровенного навесного замка и повернул. Один из солдат снял замок, весивший, на мой взгляд, фунтов тридцать, не меньше, и отодвинул массивный железный засов. Торнтон отворил заскрипевшую дверь, и мы вошли внутрь.
Вошедшие следом солдаты вставили факелы в гнезда на стенах, и помещение озарилось тусклым светом, выхватившим из мрака высящиеся до самого потолка штабеля золотых слитков у дальней стены. Вдоль остальных теснились огромные дубовые сундуки, два из которых, обитые зеленого и красного цвета кожей, выделялись из общего ряда наличием на их крышках тисненых дворянских гербов. Как выяснилось позже, они принадлежали когда-то одному испанскому гранду, и именно в них сэр Корнелиус хранил свои личные сбережения.
— Мои комплименты, сэр, — заметил Адам, пнув носком ботфорта входную дверь красного дерева толщиной в четыре дюйма. — Весьма надежно, на мой взгляд.
— Еще бы! Это же кемвуд! Вы еще сюда взгляните! — Торнтон с гордостью провел пальцами по поверхности стены. — Скальная порода, пушкой не прошибешь. Сам Черный Барт Роберте обломал бы здесь зубы! — заметил он со смехом, а мы, незаметно переглянувшись, дружно его поддержали. — Но не пора ли нам на солнышко? Для молодой леди здесь мрачновато, пожалуй. — Галантно взяв меня под локоток, сэр Корнелиус предложил: — Не желаете прогуляться на свежем воздухе, мисс Дэнфорт? Я покажу вам свой сад.
В личных покоях коменданта, благодаря невероятной толщине стен, было всегда прохладно, хотя и несколько сумрачно. Располагались они особняком от остальных укреплений и выходили окнами в сад, разбитый на довольно обширном пространстве в промежутке между внутренним двориком и глухой крепостной стеной. Над фруктовыми деревьями и цветочными клумбами порхали стайками разноцветные бабочки и тропические птицы с пестрым оперением, верещали, прыгая с ветки на ветку, вездесущие мартышки, в воздухе разливался сладостный аромат созревающих плодов и свежей зелени. Торнтон долго водил меня по саду, указывая пальцем то на одну, то на другую достопримечательность и с нудными подробностями объясняя, что такое лимоны и апельсины, с чем едят ананасы, гуаву и бананы и как португальцы освежают воду орехами, которые они называют «кола». Видно было, что он чрезвычайно гордится своими садовыми угодьями, и мы с Брумом не уставали восхищаться всем, на что обращал наше внимание гостеприимный хозяин. А попутно не преминули отметить для себя, что фруктовые деревья смыкаются с прибрежными зарослями, тянущимися до самой гавани. Если вдруг придется спасаться бегством, нет нужды ломиться в охраняемые ворота. Куда проще выбраться из форта через апартаменты Торнтона и спуститься к воде под прикрытием деревьев и зелени.
— Садовничество — мое давнее увлечение, — продолжал разглагольствовать сэр Корнелиус. — Не поверите, но когда я принял командование, на этом месте был пустырь, изрытый и истоптанный дикими свиньями. Некоторые семена и саженцы я собираюсь взять с собой и попробовать высадить в Глизоне.
Глизоном называлось поместье Торнтона в Англии, которое он заблаговременно приводил в порядок, дожидаясь истечения срока пребывания на посту коменданта форта и тратя на это существенную часть своих немалых доходов. О своем имении сэр Корнелиус рассказал нам на обратном пути. Мы вернулись в дом, где мне предложили чай, а мужчинам — портвейн и бренди. Минерве не предложили даже стакан воды.
Гостиная, как похвастался нам Торнтон, была точной копией гостиной в Глизоне. Было странно и непривычно видеть здесь, близ экватора, тяжеловесную обстановку, потемневшие от времени портреты на стенах и другие традиционные атрибуты провинциальной английской усадьбы. Многое выглядело настолько неуместно и дико, что вызывало сомнение в здравом рассудке хозяина. Книги под воздействием влажного тропического климата отсырели и разбухли чуть ли не вдвое, изъеденные жучками переплеты покрылись плесенью. Примерно то же самое происходило с мебелью. Створки не закрывались, ящики не выдвигались, а массивный комод подтачивали термиты. Зеркала и столовое серебро испещряли неотмывающиеся темные пятна.
Сэр Корнелиус продолжал с увлечением посвящать нас в свои планы касательно Глизона, мы же почтительно внимали, изображая благодарных слушателей. Но время от времени он прерывал свой страстный монолог и начинал хрипеть и задыхаться. Лицо его при этом наливалось кровью, глаза выкатывались из орбит, на лбу рельефно выступали вены. Он не расставался с большим носовым платком, ежеминутно промакивая выступающие на землистого цвета коже крупные капли пота.
— Он гниет изнутри еще быстрее, чем вещи в этой комнате, — шепнул мне украдкой Грэхем. — Боюсь, не видать ему Глизона как своих ушей. Вам нездоровится, сэр? — обратился он к Торнтону. — Я врач, может быть…
— Не утруждайтесь, доктор, со мной все в порядке, — отмахнулся комендант. — Это все проклятый здешний климат, будь он неладен! Недаром говорят про Бенинский залив, что сюда легко забраться, да тяжело убраться. Ничего, в старой, доброй Англии я живо оклемаюсь. Всего годик остался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Кладовые находились глубоко под землей. В подвалах было прохладно и сыро. Гуляющие по ним сквозняки колебали пламя факелов в руках солдат, и тогда по сочащимся влагой стенам и нависающим сводам начинали метаться и прыгать причудливые тени невиданных зверей и сказочных страшилищ. Спускаясь вниз, мы миновали ряд подземных пустот, вероятно, естественного происхождения, в которых содержались ожидающие покупателей невольники. Об их присутствии предупредили нас доносившиеся словно издалека приглушенные крики и стоны, лязг цепей, женский и детский плач. Торнтон, прислушиваясь, приложил к уху ладонь.
— Вот где настоящее золото, — с апломбом заявил комендант, — а вовсе не в тех сундуках, которые вы скоро увидите! Черная кость куда как выгодней желтого металла. Кстати, капитан, — со слащавой улыбкой обратился он к Адаму, — могу предложить отборный товарец. Только что поступила большая партия из Конго; если пожелаете, забирайте прямо сейчас. Уступлю со скидкой, в знак доброго к вам расположения.
Брум с напускным сожалением покачал головой.
— Не хотите? Жаль, жаль, вы бы точно не прогадали! — разочарованно вздохнул сэр Корнелиус. — Ну вот мы и на месте, леди и джентльмены, — торжественно объявил он, остановившись перед массивной деревянной дверью и сняв с пояса увесистую связку ключей. Отобрал нужный, вставил в скважину здоровенного навесного замка и повернул. Один из солдат снял замок, весивший, на мой взгляд, фунтов тридцать, не меньше, и отодвинул массивный железный засов. Торнтон отворил заскрипевшую дверь, и мы вошли внутрь.
Вошедшие следом солдаты вставили факелы в гнезда на стенах, и помещение озарилось тусклым светом, выхватившим из мрака высящиеся до самого потолка штабеля золотых слитков у дальней стены. Вдоль остальных теснились огромные дубовые сундуки, два из которых, обитые зеленого и красного цвета кожей, выделялись из общего ряда наличием на их крышках тисненых дворянских гербов. Как выяснилось позже, они принадлежали когда-то одному испанскому гранду, и именно в них сэр Корнелиус хранил свои личные сбережения.
— Мои комплименты, сэр, — заметил Адам, пнув носком ботфорта входную дверь красного дерева толщиной в четыре дюйма. — Весьма надежно, на мой взгляд.
— Еще бы! Это же кемвуд! Вы еще сюда взгляните! — Торнтон с гордостью провел пальцами по поверхности стены. — Скальная порода, пушкой не прошибешь. Сам Черный Барт Роберте обломал бы здесь зубы! — заметил он со смехом, а мы, незаметно переглянувшись, дружно его поддержали. — Но не пора ли нам на солнышко? Для молодой леди здесь мрачновато, пожалуй. — Галантно взяв меня под локоток, сэр Корнелиус предложил: — Не желаете прогуляться на свежем воздухе, мисс Дэнфорт? Я покажу вам свой сад.
В личных покоях коменданта, благодаря невероятной толщине стен, было всегда прохладно, хотя и несколько сумрачно. Располагались они особняком от остальных укреплений и выходили окнами в сад, разбитый на довольно обширном пространстве в промежутке между внутренним двориком и глухой крепостной стеной. Над фруктовыми деревьями и цветочными клумбами порхали стайками разноцветные бабочки и тропические птицы с пестрым оперением, верещали, прыгая с ветки на ветку, вездесущие мартышки, в воздухе разливался сладостный аромат созревающих плодов и свежей зелени. Торнтон долго водил меня по саду, указывая пальцем то на одну, то на другую достопримечательность и с нудными подробностями объясняя, что такое лимоны и апельсины, с чем едят ананасы, гуаву и бананы и как португальцы освежают воду орехами, которые они называют «кола». Видно было, что он чрезвычайно гордится своими садовыми угодьями, и мы с Брумом не уставали восхищаться всем, на что обращал наше внимание гостеприимный хозяин. А попутно не преминули отметить для себя, что фруктовые деревья смыкаются с прибрежными зарослями, тянущимися до самой гавани. Если вдруг придется спасаться бегством, нет нужды ломиться в охраняемые ворота. Куда проще выбраться из форта через апартаменты Торнтона и спуститься к воде под прикрытием деревьев и зелени.
— Садовничество — мое давнее увлечение, — продолжал разглагольствовать сэр Корнелиус. — Не поверите, но когда я принял командование, на этом месте был пустырь, изрытый и истоптанный дикими свиньями. Некоторые семена и саженцы я собираюсь взять с собой и попробовать высадить в Глизоне.
Глизоном называлось поместье Торнтона в Англии, которое он заблаговременно приводил в порядок, дожидаясь истечения срока пребывания на посту коменданта форта и тратя на это существенную часть своих немалых доходов. О своем имении сэр Корнелиус рассказал нам на обратном пути. Мы вернулись в дом, где мне предложили чай, а мужчинам — портвейн и бренди. Минерве не предложили даже стакан воды.
Гостиная, как похвастался нам Торнтон, была точной копией гостиной в Глизоне. Было странно и непривычно видеть здесь, близ экватора, тяжеловесную обстановку, потемневшие от времени портреты на стенах и другие традиционные атрибуты провинциальной английской усадьбы. Многое выглядело настолько неуместно и дико, что вызывало сомнение в здравом рассудке хозяина. Книги под воздействием влажного тропического климата отсырели и разбухли чуть ли не вдвое, изъеденные жучками переплеты покрылись плесенью. Примерно то же самое происходило с мебелью. Створки не закрывались, ящики не выдвигались, а массивный комод подтачивали термиты. Зеркала и столовое серебро испещряли неотмывающиеся темные пятна.
Сэр Корнелиус продолжал с увлечением посвящать нас в свои планы касательно Глизона, мы же почтительно внимали, изображая благодарных слушателей. Но время от времени он прерывал свой страстный монолог и начинал хрипеть и задыхаться. Лицо его при этом наливалось кровью, глаза выкатывались из орбит, на лбу рельефно выступали вены. Он не расставался с большим носовым платком, ежеминутно промакивая выступающие на землистого цвета коже крупные капли пота.
— Он гниет изнутри еще быстрее, чем вещи в этой комнате, — шепнул мне украдкой Грэхем. — Боюсь, не видать ему Глизона как своих ушей. Вам нездоровится, сэр? — обратился он к Торнтону. — Я врач, может быть…
— Не утруждайтесь, доктор, со мной все в порядке, — отмахнулся комендант. — Это все проклятый здешний климат, будь он неладен! Недаром говорят про Бенинский залив, что сюда легко забраться, да тяжело убраться. Ничего, в старой, доброй Англии я живо оклемаюсь. Всего годик остался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102