«Вампир выигрывает войну с Грызунами и спасает планету» и «Пролилась Грызунья кровь — не пора ли перекусить?».
Когда я добрался до дому, то сон с меня уже как рукой сняло. Клайд все еще блаженно похрапывал, так что я, взяв полотенце и плавки, позвонил Банки и попросил ее отвезти меня на пляж.
Пляж оказался неприглядной полоской серого песка, усыпанного детишками, которые играли в мяч и строили песочные крепости. Удалившись на некоторое расстояние от кучки туристов, я расстелил полотенце, улегся на него и умиротворенно закрыл глаза, рассчитывая, что если отдохнуть немного да еще погреться на солнышке, то я быстро приду в порядок. Прийти в порядок мне так просто не удалось. Очнувшись, я, вместо песка, увидел больничные стены с веселыми рожицами и сестру Кларкин.
— Хорошо поспали? — мурлыкнула она.
Я чувствовал себя выжатым как лимон, к тому же дико болело сердце.
— Не могу понять, жив я или умер, — признался я.
— Ничего удивительного. Я искоса поглядел на нее:
— Надеюсь, что я не умер. Да, это точно. Так что же случилось?
Она фыркнула:
— Алкогольные напитки — орудие дьявола.
— Так что же со мной все-таки случилось?
— Я посмотрю, какие у вас перспективы, и мы обсудим это, когда вы привыкнете к условиям больницы. — Она намеренно не взглянула на электронный блокнот на кровати, в котором было написано все, что нужно.
— Скажите мне правду, сестра. В этой больнице еще кто-нибудь работает и что это у меня на руке?
— Это капельница с глюкозой. Не двигайте рукой. Вы обезвожены. У вас нарушен кислотный баланс, что усиливает вашу природную раздражительность.
— Да вовсе я не раздражительный! Просто мне неудобно и хочется есть. — Я свободной рукой поправил подушку. — А подушка у вас как мешок с песком.
— Жалуйтесь себе на здоровье! Все пациенты всегда на что-нибудь жалуются, что же им еще делать?
Если вы голодны, у меня здесь для вас чудесный ужин.
Она сунула мне под нос тарелку. Я совсем позабыл, что больницы закупают еду, оставшуюся у авиалиний и тюрем.
Я ткнул пальцем в набухшие побеги брокколи:
— Это что, овощи? А где же еда? В ответ она громко фыркнула.
— Помимо других обязанностей, я работаю в больнице еще и диетологом.
Очевидно, эту дрянь держали на пару ровно девяносто семь секунд, чтобы сохранить витамины. В течение последующих десяти минут я слушал многочисленные сигналы, которые посылал мне мой желудок под сопровождение пространной лекции сестры Кларкин об ужасах излишней кулинарной обработки овощей. Но только когда она начала объяснять, какое отвращение испытывает к мягкой моркови, до меня наконец дошло, что же имел в виду старик Фрейд.
Я терпел, сколько мог, и в конце концов не выдержал:
— Послушайте, сестра Кларкин, может, вы просто принесете мне пачку печенья? Умираю — печенья хочу.
— Сожалею, но вы не получите десерта, пока не съедите все, что у вас на тарелке. В этой полноценной еде содержится точно отмеренное количество питательных веществ, необходимое для такого человека, как вы.
— Сестра Кларкин, у вас что, нет друга, чтобы выпустить пары?
— Неужели вас ничему не научило посещение кафетерия?
— Послушайте, почему бы вам просто не отдать мне одежду, и я тихо исчезну?
— Никуда вы не пойдете. Доктор сказал, что вам нужен постельный режим, и я вас не могу отпустить. А носить свою одежду по больничным правилам воспрещается. К тому же ваша мамочка вас очень забавно одевает. — Она смерила меня холодным взглядом. — Вас там ждут посетители. Раз вы проснулись, я скажу, что к вам можно войти.
Она вышла, захлопнув за собой дверь, оставив меня наедине с тарелкой холодных овощей.
Я брезгливо отодвинул поднос и начал размышлять о превратностях судьбы. Минут через двадцать в дверях показалась Макхью.
— А, привет, Аннали. Спасибо, что заглянула. Я надеялся, что Катарина вытащит меня отсюда. Они не отдают мне одежду.
— Она тебе и не понадобится.
— Только не давай им запудрить себе мозги. Кормят здесь настоящей отравой, да и той дают очень мало. Я уже начал с ума сходить — просто умру сейчас, если не съем шоколадного печенья.
— Забавно, но именно это я должна была сказать, Кен. Ты сейчас умрешь.
До меня не сразу дошло.
— Мне, конечно, очень не повезло, что я застрял на этой планете, но до самоубийства я еще не дошел.
— Ты меня неправильно понял, Кен. — Улыбнувшись, она достала пистолет. Я бы не сказал, чтобы мне было приятно видеть эту улыбку. — Я имела в виду убийство. Ну ладно, ворюга. Куда ты девал деньги?
— Какие деньги? За «Шпигат», что ли? Да их от космофлота сто лет не дождешься.
— Брось эти штучки, Кен. Ты взял мои полмонетки и снял со счета все подчистую. Где деньги? Ты мне должен вернуть их! — упорствовала Макхью.
— Макхью, брось эту игрушку и приди в себя. Я не понимаю, о чем ты.
— Не притворяйся, что ты глупее, чем на самом деле. Мне нужны мои деньги. У тебя в распоряжении десять секунд.
Наконец у меня в голове что-то начало проясняться.
— Ах вот оно что. Так вот для чего была эта монетка. А я-то никак не мог понять. — Чуть подумав, я продолжил: — Это Чивс снял деньги со счета во Втором Банке Шенектади, а я не удосужился спросить его, что он сделал с наличными.
Пистолет медленно опустился.
— А ты не врешь? — недоверчиво спросила Макхью.
— Я рад, что все прояснилось, Аннали. А теперь вытащи у меня из руки эту штуку, я хочу пробраться на кухню и стащить какой-нибудь нормальной еды. Так хочется шоколада.
— А свинца тебе не хочется? — Она вновь направила на меня пистолет.
— Да ладно тебе, Аннали. Мне сейчас и так паршиво, и нет времени играть в эти игры. Ты что, хочешь сказать, что после всего, через что мы вместе прошли, ты способна меня пристрелить?
— Еще как.
В конце концов я сообразил, что она не шутит.
— Ну что ж, расскажи мне, как ты все это придумала, — попросил я, надеясь, что она не станет стрелять в меня без объяснений, как обычный преступник.
— Разумеется, я расскажу, как все было. Твердобокого и Бо-бо я использовала с самого начала. Манипулировать ими не стоило никакого труда. — Она злобно захихикала.
И она рассказала мне обо всем: о сделках, о предательствах, об изменах.
Я попытался вспомнить, что мне теперь положено говорить.
— И как давно ты этим заправляешь, Аннали?
— Уже несколько лет, — гордо сообщила она. Потом, прищурившись, пристально поглядела на меня. — Еще один-два рейса, и я бы вышла из дела.
— Ну и как, Аннали, овчинка стоила выделки? — равнодушно спросил я, думая о том, как же хочется есть.
— Да уж конечно, ублюдок, — проронила она, покачивая пистолетом в поисках подходящей цели.
— Объясни мне еще кое-что напоследок. Тебя видели, когда ты сейчас входила. Как ты намереваешься улизнуть отсюда?
Она направила пистолет мне в грудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Когда я добрался до дому, то сон с меня уже как рукой сняло. Клайд все еще блаженно похрапывал, так что я, взяв полотенце и плавки, позвонил Банки и попросил ее отвезти меня на пляж.
Пляж оказался неприглядной полоской серого песка, усыпанного детишками, которые играли в мяч и строили песочные крепости. Удалившись на некоторое расстояние от кучки туристов, я расстелил полотенце, улегся на него и умиротворенно закрыл глаза, рассчитывая, что если отдохнуть немного да еще погреться на солнышке, то я быстро приду в порядок. Прийти в порядок мне так просто не удалось. Очнувшись, я, вместо песка, увидел больничные стены с веселыми рожицами и сестру Кларкин.
— Хорошо поспали? — мурлыкнула она.
Я чувствовал себя выжатым как лимон, к тому же дико болело сердце.
— Не могу понять, жив я или умер, — признался я.
— Ничего удивительного. Я искоса поглядел на нее:
— Надеюсь, что я не умер. Да, это точно. Так что же случилось?
Она фыркнула:
— Алкогольные напитки — орудие дьявола.
— Так что же со мной все-таки случилось?
— Я посмотрю, какие у вас перспективы, и мы обсудим это, когда вы привыкнете к условиям больницы. — Она намеренно не взглянула на электронный блокнот на кровати, в котором было написано все, что нужно.
— Скажите мне правду, сестра. В этой больнице еще кто-нибудь работает и что это у меня на руке?
— Это капельница с глюкозой. Не двигайте рукой. Вы обезвожены. У вас нарушен кислотный баланс, что усиливает вашу природную раздражительность.
— Да вовсе я не раздражительный! Просто мне неудобно и хочется есть. — Я свободной рукой поправил подушку. — А подушка у вас как мешок с песком.
— Жалуйтесь себе на здоровье! Все пациенты всегда на что-нибудь жалуются, что же им еще делать?
Если вы голодны, у меня здесь для вас чудесный ужин.
Она сунула мне под нос тарелку. Я совсем позабыл, что больницы закупают еду, оставшуюся у авиалиний и тюрем.
Я ткнул пальцем в набухшие побеги брокколи:
— Это что, овощи? А где же еда? В ответ она громко фыркнула.
— Помимо других обязанностей, я работаю в больнице еще и диетологом.
Очевидно, эту дрянь держали на пару ровно девяносто семь секунд, чтобы сохранить витамины. В течение последующих десяти минут я слушал многочисленные сигналы, которые посылал мне мой желудок под сопровождение пространной лекции сестры Кларкин об ужасах излишней кулинарной обработки овощей. Но только когда она начала объяснять, какое отвращение испытывает к мягкой моркови, до меня наконец дошло, что же имел в виду старик Фрейд.
Я терпел, сколько мог, и в конце концов не выдержал:
— Послушайте, сестра Кларкин, может, вы просто принесете мне пачку печенья? Умираю — печенья хочу.
— Сожалею, но вы не получите десерта, пока не съедите все, что у вас на тарелке. В этой полноценной еде содержится точно отмеренное количество питательных веществ, необходимое для такого человека, как вы.
— Сестра Кларкин, у вас что, нет друга, чтобы выпустить пары?
— Неужели вас ничему не научило посещение кафетерия?
— Послушайте, почему бы вам просто не отдать мне одежду, и я тихо исчезну?
— Никуда вы не пойдете. Доктор сказал, что вам нужен постельный режим, и я вас не могу отпустить. А носить свою одежду по больничным правилам воспрещается. К тому же ваша мамочка вас очень забавно одевает. — Она смерила меня холодным взглядом. — Вас там ждут посетители. Раз вы проснулись, я скажу, что к вам можно войти.
Она вышла, захлопнув за собой дверь, оставив меня наедине с тарелкой холодных овощей.
Я брезгливо отодвинул поднос и начал размышлять о превратностях судьбы. Минут через двадцать в дверях показалась Макхью.
— А, привет, Аннали. Спасибо, что заглянула. Я надеялся, что Катарина вытащит меня отсюда. Они не отдают мне одежду.
— Она тебе и не понадобится.
— Только не давай им запудрить себе мозги. Кормят здесь настоящей отравой, да и той дают очень мало. Я уже начал с ума сходить — просто умру сейчас, если не съем шоколадного печенья.
— Забавно, но именно это я должна была сказать, Кен. Ты сейчас умрешь.
До меня не сразу дошло.
— Мне, конечно, очень не повезло, что я застрял на этой планете, но до самоубийства я еще не дошел.
— Ты меня неправильно понял, Кен. — Улыбнувшись, она достала пистолет. Я бы не сказал, чтобы мне было приятно видеть эту улыбку. — Я имела в виду убийство. Ну ладно, ворюга. Куда ты девал деньги?
— Какие деньги? За «Шпигат», что ли? Да их от космофлота сто лет не дождешься.
— Брось эти штучки, Кен. Ты взял мои полмонетки и снял со счета все подчистую. Где деньги? Ты мне должен вернуть их! — упорствовала Макхью.
— Макхью, брось эту игрушку и приди в себя. Я не понимаю, о чем ты.
— Не притворяйся, что ты глупее, чем на самом деле. Мне нужны мои деньги. У тебя в распоряжении десять секунд.
Наконец у меня в голове что-то начало проясняться.
— Ах вот оно что. Так вот для чего была эта монетка. А я-то никак не мог понять. — Чуть подумав, я продолжил: — Это Чивс снял деньги со счета во Втором Банке Шенектади, а я не удосужился спросить его, что он сделал с наличными.
Пистолет медленно опустился.
— А ты не врешь? — недоверчиво спросила Макхью.
— Я рад, что все прояснилось, Аннали. А теперь вытащи у меня из руки эту штуку, я хочу пробраться на кухню и стащить какой-нибудь нормальной еды. Так хочется шоколада.
— А свинца тебе не хочется? — Она вновь направила на меня пистолет.
— Да ладно тебе, Аннали. Мне сейчас и так паршиво, и нет времени играть в эти игры. Ты что, хочешь сказать, что после всего, через что мы вместе прошли, ты способна меня пристрелить?
— Еще как.
В конце концов я сообразил, что она не шутит.
— Ну что ж, расскажи мне, как ты все это придумала, — попросил я, надеясь, что она не станет стрелять в меня без объяснений, как обычный преступник.
— Разумеется, я расскажу, как все было. Твердобокого и Бо-бо я использовала с самого начала. Манипулировать ими не стоило никакого труда. — Она злобно захихикала.
И она рассказала мне обо всем: о сделках, о предательствах, об изменах.
Я попытался вспомнить, что мне теперь положено говорить.
— И как давно ты этим заправляешь, Аннали?
— Уже несколько лет, — гордо сообщила она. Потом, прищурившись, пристально поглядела на меня. — Еще один-два рейса, и я бы вышла из дела.
— Ну и как, Аннали, овчинка стоила выделки? — равнодушно спросил я, думая о том, как же хочется есть.
— Да уж конечно, ублюдок, — проронила она, покачивая пистолетом в поисках подходящей цели.
— Объясни мне еще кое-что напоследок. Тебя видели, когда ты сейчас входила. Как ты намереваешься улизнуть отсюда?
Она направила пистолет мне в грудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93