Торопливо застегивая пуговицы на рубашке, он снова вспомнил о сыне. Набрал номер его мобильного телефона, но телефон был отключен, снова набрал и снова услышал все тот же равнодушный голос: «Номер абонента…» Сначала по-русски, потом по-английски.
Уже потом, позже, сидя в такси, он подумал, что нужно было бы оставить Сергею записку. Мысль промелькнула и тут же растаяла, он уже не помнил о сыне и о записке, снова и снова прокручивая в голове недавний телефонный разговор, пытаясь собрать воедино обрывки фраз, создать какую-то логическую цепочку, прийти к какому-то выводу и найти утешение… Но ничего не получалось. Мысли путались, а голос рассудка постоянно заглушало отчаяние. Оно сжимало сердце железными тисками, и сердце, пытаясь вырваться из этих тисков, билось все чаще, все громче, взывая о помощи…
«Она жива. Жива по крайней мере. И будет жива. Тяжелое состояние — это еще ни о чем не говорит. Она сильная, она справится. Она выживет; Ради меня… Ради сына, в конце концов, если посчитает, что ради меня не стоит…».
Бессильная ярость выплеснулась наружу мучительным стоном: «Это я во всем виноват…» Только бы она справилась. Только бы нашла в себе силы и поверила ему. Там, в своем мире» в этом страшном промежуточном мире между жизнью и смертью, — только бы она нашла в себе силы!
Он вошел в здание больницы. Там еще стоял запах дыма, смешанный с гниющей влажностью, неотвратимо подтверждающий очевидность случившегося пожара. Поднявшись наверх, быстрым шагом прошел в ординаторскую, все еще надеясь увидеть там Риту. Риту, сидящую за своим столом. В белом халате, в очках, сползающих на кончик носа. Серьезную и сосредоточенную… Сколько раз он приходил сюда и видел ее за этим столом. Десятки, сотни раз за пятнадцать лет. Почему же в этот раз все должно было быть по-другому?
В первый момент ему ив самом деле показалось, что он видит Риту. Вот же она, сидит за своим столом, внимательно рассматривает какие-то бумаги. Вот она поднимает голову:
— Здравствуйте, Павел Алексеевич.
— Здравствуйте, Ирина…
Она поднялась из-за стола, подошла к нему, коснулась рукой плеча.
— Рита сейчас в реанимации. Но вы не отчаивайтесь. У нее есть шансы…
— Да что случилось, скажите же наконец! Что с ней случилось?
— Она пострадала во время пожара. Внизу, на первом этаже, загорелась столовая. Знаете глупо все как-то получилось…
Он заметил слезы на ее глазах. И сам почувствовал, как подкатил к горлу тугой ком, как запульсировала в висках кровь и отяжелели веки.
— Кошка, — выговорила наконец Ирина, вытирая глаза скомканным носовым платком. — Эта кошка, которая жила в столовой. Давно уже, лет семь она в больнице у нас живет. Вы тоже ее видели, наверное… Господи, будь она неладна! Рита ее все время подкармливала, она же вообще кошек любит…
Павел вспомнил — в самом деле, была какая-то кошка. Рита иногда о ней рассказывала, и даже видел несколько раз Павел эту кошку. Пушистая черная кошка с белыми пятнами… Только при чем здесь кошка?
— При чем здесь кошка?
Ирина снова сделала над собой видимое усилие. Каждое слово давалось ей с трудом.
— Понимаете, она эту кошку хотела спасти… Кошка там осталась, в столовой, а прорваться сквозь огонь наружу не могла. Рита ее услышала и бросилась спасать… Да сама рядом с ней стояла. Только не успела ее удержать! Она как-то не раздумывая вошла туда. Знаете, как будто и не боялась совсем… Как будто и в самом деле у нее в 'жизни ничего дороже не было, чем кошка эта… До сих пор понять не могу, как это она так…
Дверь ординаторской распахнулась. Появился высокий молодой мужчина в темно-зеленом халате и колпаке.
— Ну что? Что там, Саша? — бросилась к нему Ирина, видимо, позабыв на минуту про стоящего рядом Павла. Только потом, спохватившись, повернулась к нему: — А это Павел Алексеевич. Муж Риты.
— Здравствуйте. — Мужчина протянул руку. Взгляд у него был уставший, и почему-то Павлу показалось, что слишком быстро он отвел этот взгляд, и снова упало куда-то вниз сердце от ужасного предчувствия.
— Она жива? ~ прохрипел Павел. Кровь пульсировала в висках, отсчитывая стремительно убегающие в вечность секунды.
— Жива, — коротко ответил доктор, прошел, не коснувшись взглядом, мимо Павла и опустился за стол, За Ритин стол…
— Да расскажите же наконец, —, не выдержал Павел тяжести этого повисшего молчания. — Расскажите, как она, что с ней… Что же молчите-то! Как она? Что с ней будет?
Врач наконец поднял на него глаза:
— Вы присядьте, Павел Алексеевич. Присядьте, и я вам сейчас все подробно расскажу.
Павел, с трудом сдерживая себя, пододвинул стул и опустился напротив. Старшая медсестра Ирина так и стояла у него за спиной, не шевелясь.
— Видите ли… Исход при ожогах зависит от многого. В первую очередь от распространенности глубоких поражений тканей. Большое значение в этом случае имеет возраст пострадавшего. Чем человек моложе, тем успешнее проходят процессы регенерации. В данном случае ситуация не выглядит слишком безнадежной. У Маргариты Станиславовны площадь глубоких ожогов составляет около восемнадцати процентов. Это, конечно, превышает норму безопасности, но в то же время и не достигает критической отметки.
— Что значит критическая отметка?
— Критическая отметка — это от двадцати до двадцати девяти процентов. При таком количестве глубоких поражений погибает примерно треть пациентов. Поэтому в данном случае шанс есть. Посмотрим, как будет идти процесс регенерации. Одно могу сказать: сейчас состояние ее очень тяжелое. Даже если она выживет…
— Она выживет! — перебил его Павел. — Вы ведь сами сказали…
— Да-да, конечно. Поверьте, Павел Алексеевич, мы сделаем все возможное. Она выживет. Но и в этом случае ей предстает очень длительный, очень тяжелый процесс выздоровления. Сейчас мы уже начали делать ей внутривенные вливания плазмы и белка. Потребуется также постоянное введение множества лекарственных жидкостей и противовоспалительных средств. Все необходимые препараты в больнице имеются… А в дальнейшем, после освобождения ожоговых ран от омертвевших тканей, мы будем подготавливать их для пересадки кожи. Когда рана очищается, на нее пересаживают собственную кожу больного.
— И это все?
— Нет, это еще не все. Поймите, заживление ожоговых ран еще не означает полного выздоровления пострадавшего. Нельзя исключать возможность нарушения функций многих важных органов и систем.
— Чем это грозит?
— Я не могу делать сейчас никаких прогнозов. Бывают разные случаи. Может выявиться тугоподвижность суставов, рубцовые деформации, трофические язвы, влекущие за собой ограничение трудоспособности и даже инвалидность… Нет-нет, не пугайтесь так сильно. Я говорю сейчас в общих чертах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Уже потом, позже, сидя в такси, он подумал, что нужно было бы оставить Сергею записку. Мысль промелькнула и тут же растаяла, он уже не помнил о сыне и о записке, снова и снова прокручивая в голове недавний телефонный разговор, пытаясь собрать воедино обрывки фраз, создать какую-то логическую цепочку, прийти к какому-то выводу и найти утешение… Но ничего не получалось. Мысли путались, а голос рассудка постоянно заглушало отчаяние. Оно сжимало сердце железными тисками, и сердце, пытаясь вырваться из этих тисков, билось все чаще, все громче, взывая о помощи…
«Она жива. Жива по крайней мере. И будет жива. Тяжелое состояние — это еще ни о чем не говорит. Она сильная, она справится. Она выживет; Ради меня… Ради сына, в конце концов, если посчитает, что ради меня не стоит…».
Бессильная ярость выплеснулась наружу мучительным стоном: «Это я во всем виноват…» Только бы она справилась. Только бы нашла в себе силы и поверила ему. Там, в своем мире» в этом страшном промежуточном мире между жизнью и смертью, — только бы она нашла в себе силы!
Он вошел в здание больницы. Там еще стоял запах дыма, смешанный с гниющей влажностью, неотвратимо подтверждающий очевидность случившегося пожара. Поднявшись наверх, быстрым шагом прошел в ординаторскую, все еще надеясь увидеть там Риту. Риту, сидящую за своим столом. В белом халате, в очках, сползающих на кончик носа. Серьезную и сосредоточенную… Сколько раз он приходил сюда и видел ее за этим столом. Десятки, сотни раз за пятнадцать лет. Почему же в этот раз все должно было быть по-другому?
В первый момент ему ив самом деле показалось, что он видит Риту. Вот же она, сидит за своим столом, внимательно рассматривает какие-то бумаги. Вот она поднимает голову:
— Здравствуйте, Павел Алексеевич.
— Здравствуйте, Ирина…
Она поднялась из-за стола, подошла к нему, коснулась рукой плеча.
— Рита сейчас в реанимации. Но вы не отчаивайтесь. У нее есть шансы…
— Да что случилось, скажите же наконец! Что с ней случилось?
— Она пострадала во время пожара. Внизу, на первом этаже, загорелась столовая. Знаете глупо все как-то получилось…
Он заметил слезы на ее глазах. И сам почувствовал, как подкатил к горлу тугой ком, как запульсировала в висках кровь и отяжелели веки.
— Кошка, — выговорила наконец Ирина, вытирая глаза скомканным носовым платком. — Эта кошка, которая жила в столовой. Давно уже, лет семь она в больнице у нас живет. Вы тоже ее видели, наверное… Господи, будь она неладна! Рита ее все время подкармливала, она же вообще кошек любит…
Павел вспомнил — в самом деле, была какая-то кошка. Рита иногда о ней рассказывала, и даже видел несколько раз Павел эту кошку. Пушистая черная кошка с белыми пятнами… Только при чем здесь кошка?
— При чем здесь кошка?
Ирина снова сделала над собой видимое усилие. Каждое слово давалось ей с трудом.
— Понимаете, она эту кошку хотела спасти… Кошка там осталась, в столовой, а прорваться сквозь огонь наружу не могла. Рита ее услышала и бросилась спасать… Да сама рядом с ней стояла. Только не успела ее удержать! Она как-то не раздумывая вошла туда. Знаете, как будто и не боялась совсем… Как будто и в самом деле у нее в 'жизни ничего дороже не было, чем кошка эта… До сих пор понять не могу, как это она так…
Дверь ординаторской распахнулась. Появился высокий молодой мужчина в темно-зеленом халате и колпаке.
— Ну что? Что там, Саша? — бросилась к нему Ирина, видимо, позабыв на минуту про стоящего рядом Павла. Только потом, спохватившись, повернулась к нему: — А это Павел Алексеевич. Муж Риты.
— Здравствуйте. — Мужчина протянул руку. Взгляд у него был уставший, и почему-то Павлу показалось, что слишком быстро он отвел этот взгляд, и снова упало куда-то вниз сердце от ужасного предчувствия.
— Она жива? ~ прохрипел Павел. Кровь пульсировала в висках, отсчитывая стремительно убегающие в вечность секунды.
— Жива, — коротко ответил доктор, прошел, не коснувшись взглядом, мимо Павла и опустился за стол, За Ритин стол…
— Да расскажите же наконец, —, не выдержал Павел тяжести этого повисшего молчания. — Расскажите, как она, что с ней… Что же молчите-то! Как она? Что с ней будет?
Врач наконец поднял на него глаза:
— Вы присядьте, Павел Алексеевич. Присядьте, и я вам сейчас все подробно расскажу.
Павел, с трудом сдерживая себя, пододвинул стул и опустился напротив. Старшая медсестра Ирина так и стояла у него за спиной, не шевелясь.
— Видите ли… Исход при ожогах зависит от многого. В первую очередь от распространенности глубоких поражений тканей. Большое значение в этом случае имеет возраст пострадавшего. Чем человек моложе, тем успешнее проходят процессы регенерации. В данном случае ситуация не выглядит слишком безнадежной. У Маргариты Станиславовны площадь глубоких ожогов составляет около восемнадцати процентов. Это, конечно, превышает норму безопасности, но в то же время и не достигает критической отметки.
— Что значит критическая отметка?
— Критическая отметка — это от двадцати до двадцати девяти процентов. При таком количестве глубоких поражений погибает примерно треть пациентов. Поэтому в данном случае шанс есть. Посмотрим, как будет идти процесс регенерации. Одно могу сказать: сейчас состояние ее очень тяжелое. Даже если она выживет…
— Она выживет! — перебил его Павел. — Вы ведь сами сказали…
— Да-да, конечно. Поверьте, Павел Алексеевич, мы сделаем все возможное. Она выживет. Но и в этом случае ей предстает очень длительный, очень тяжелый процесс выздоровления. Сейчас мы уже начали делать ей внутривенные вливания плазмы и белка. Потребуется также постоянное введение множества лекарственных жидкостей и противовоспалительных средств. Все необходимые препараты в больнице имеются… А в дальнейшем, после освобождения ожоговых ран от омертвевших тканей, мы будем подготавливать их для пересадки кожи. Когда рана очищается, на нее пересаживают собственную кожу больного.
— И это все?
— Нет, это еще не все. Поймите, заживление ожоговых ран еще не означает полного выздоровления пострадавшего. Нельзя исключать возможность нарушения функций многих важных органов и систем.
— Чем это грозит?
— Я не могу делать сейчас никаких прогнозов. Бывают разные случаи. Может выявиться тугоподвижность суставов, рубцовые деформации, трофические язвы, влекущие за собой ограничение трудоспособности и даже инвалидность… Нет-нет, не пугайтесь так сильно. Я говорю сейчас в общих чертах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62