Дело в том, что я алкоголик и поэтому здесь и нахожусь; очевидно, несколько недель назад я был в таком состоянии, после которого вряд ли что-нибудь помню.
Ее растрогала его откровенность и мягкая, безмятежная улыбка.
— Не смущайтесь, пожалуйста! Самым трудным, но вместе с тем и самым необходимым шагом, ноторый я должен был сделать перед лечением, было признание самого этого факта. Существовал миллион способов скрывать это, особенно от самого себя, и, только когда я открыто взглянул себе в глаза, я вновь обрел возможность воспринимать окружающий меня мир таким, какой он есть. Это основа, на которой зиждется вся деятельность оздоровительного центра.
Матти внезапно почувствовала, что покраснела. Ей стало стыдно. Она поняла, что вторглась во внутренний мир больного человека.
— Чарльз, если ты не помнишь, кто я, то ты, конечно, не помнишь и того, что я журналистка.
Улыбка мгновенно слетела с его лица. Теперь оно выражало досаду.
— Так я и знал, что рано или поздно это должно было случиться, хотя Генри и надеялся, что здесь меня оставят в покое…
— Позволь все тебе объяснить, Чарльз. Я приехала сюда совсем не для того, чтобы усложнить твою жизнь, и когда я отсюда уеду, то сохраню в тайне место, где тебя нашла. Думаю, что это моральный долг прессы.
— Может быть, это так и есть…
— Но мне нужна твоя помощь. Не говори пока ничего. Только послушай.
Он поощрительно кивнул головой.
— Твой брат, премьер-министр, был вынужден уйти в отставку в связи с обвинениями, будто он помогал тебе спекулировать акциями и таким образом быстро нажиться.
Он поднял руку, пытаясь остановить ее, но она отвела ее.
— Чарльз, все эти обвинения я нахожу бессмысленными. Как, например, можно поверить в то, чтобы вы с братом решились поставить на карту пост премьер-министра ради возможности заработать какие-то несколько тысяч фунтов! Более того, я полагаю, что в течение некоторого времени кто-то старался подорвать позиции твоего брата, систематически устраивая утечки дискредитирующей его информации. Правда, это всего лишь мои подозрения, поскольку у меня нет подтверждающих их прямых улик. Поэтому я и приехала сюда в надежде узнать от тебя что-то более ощутимое и конкретное.
— Мисс Матти, поскольку мы с тобой, кажется, давние друзья, ты забываешь, что я -пьяница. Я даже не помню, где и когда мы с тобой встретились. Моим словам вообще нельзя доверять.
— Чарльз, я не судья и не прокурор, а всего лишь пытаюсь воссоздать картинку-головоломку из тысячи разрозненных и перепутанных кусочков.
Он посмотрел вдаль, через холмы, туда, где был Дувр и за ним Ла-Манш, как бы пытаясь увидеть то, что ускользало из его памяти,
— Поверь мне Матти, мне бы очень хотелось что-нибудь вспомнить. Непереносима сама мысль, что я обесчестил Генри и вынудил его подать в отставку. Но я ничего не знаю о какой-либо купле-продаже каких-то акций, совершенно ничего! Я не знаю, что здесь правда, а что -нет. Боюсь, я ничем не смогу тебе помочь.
— А как ты думаешь, ты бы что-нибудь помнил об этих акциях, если бы действительно покупал их?
— В течение последнего месяца я был уже совсем больным… -Он слабо улыбнулся. — И очень пьяным человеном. И теперь я почти ничего не помню.
— А ты не мог бы вспомнить, где достал деньги на покупку акций или что сделал с прибылью?
— Понимаешь, я просто не могу себе представить, чтобы в моей квартире где-то лежали большие деньги и я бы о них не помнил, а еще вернее, чтобы я их не пропил. Понятия не имею, откуда такие деньги могли появиться и куда исчезнуть. Но даже я не смог бы пропить 50 000 фунтов стерлингов за несколько недель.
— А как насчет фальшивого адреса в Паддингтоне?
— Полная загадка. Даже трезвым я не могу сказать, где вообще находится эта улица Прейед-стрит, так что нелепо предположить, чтобы я мог ее разыскать в пьяном виде. От того места, где я живу, это где-то на другом конце Лондона.
— Но ты использовал этот адрес, утверждают они, для своей переписки с банком и получения по подписке партийной литературы.
Чарльз Коллинридж громко расхохотался.
— Матти, ты начинаешь восстанавливать мою веру в себя. Как бы пьян я ни был, но проявить какой-либо интерес к партийной литературе? Этого я даже представить себе не могу. Я протестую, когда во время парламентских выборов они суют в мой почтовый ящин всякие брошюрки и прочие пропагандистские материалы, но ежемесячно платить за них! Хуже меня нельзя оскорбить!
— А ты когда-нибудь делал добровольное пожертвование в пользу службы распространения партийной
литературы?
— Никогда!
Солнце уже садилось. Его последние лучи окрасили все небо в мягкий красный цвет и озарили его лицо. Было заметно, что он выздоравливает и что к нему вновь возвращается утерянное душевное спокойствие.
— Я не могу это доказать, но не верю, чтоб сделал то, в чем они меня обвиняют. И мне очень бы хотелось, чтобы и ты не верила в это.
— А я и не верю, Чарльз, совершенно не верю. И намерена доказать твою невиновность.
Она поднялась со скамейки, собираясь уходить.
— Матти, хорошо, что ты пришла. Мне было очень приятно поговорить с тобой. Поскольку мы такие давние друзья, то приходи, пожалуйста, еще.
— Приду. Ну а пока нужно очень много поработать, чтобы все раскопать.
Когда она добралась до Лондона, было уже совсем темно. На улицах продавали первые выпуски воскресных газет. Купив тяжелую кипу газет и журналов, она с трудом отнесла их к машине, положив на заднее сиденье. В глаза ей бросился заголовок передовой в «Санди таймс».
А почему, собственно, именно Гарольд Ирл поднимает такую шумиху по проблемам охраны окружающей среды, спросила она сама себя. Не какой-нибудь известный деятель «Гринпис», а министр образования, объявивший о намерении выставить свою кандидатуру, разразился речью, которую озаглавил «Очистим нашу страну».
«Мы все говорили и говорили о проблемах наших городов, — читала она, — а в это время те, кто в них проживает, вынуждены с тревогой наблюдать, как на глазах у них приходит в упадок их окружение. Процесс обнищания в наших городах сопровождался достойным всякого сожаления ухудшением положения в сельских местностях на большей части территории нашей страны». Как сообщала «Санди таймс», министр образования далее сказал: «Мы слишком долго пренебрегали этой проблемой и теперь вынуждены расплачиваться. Постоянная обеспокоенность не может заменить собой позитивных практических действий, и давно пора подкрепить наши красивые слова еще более красивыми делами. Как показывают данные опросов населения, наши избиратели считают охрану окружающей среды важнейшей из тех неэкономических проблем, в решении которых мы не смогли добиться успеха. Учитывая, что мы уже у власти больше двенадцати лет, следует считать такое положение как неприемлемое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Ее растрогала его откровенность и мягкая, безмятежная улыбка.
— Не смущайтесь, пожалуйста! Самым трудным, но вместе с тем и самым необходимым шагом, ноторый я должен был сделать перед лечением, было признание самого этого факта. Существовал миллион способов скрывать это, особенно от самого себя, и, только когда я открыто взглянул себе в глаза, я вновь обрел возможность воспринимать окружающий меня мир таким, какой он есть. Это основа, на которой зиждется вся деятельность оздоровительного центра.
Матти внезапно почувствовала, что покраснела. Ей стало стыдно. Она поняла, что вторглась во внутренний мир больного человека.
— Чарльз, если ты не помнишь, кто я, то ты, конечно, не помнишь и того, что я журналистка.
Улыбка мгновенно слетела с его лица. Теперь оно выражало досаду.
— Так я и знал, что рано или поздно это должно было случиться, хотя Генри и надеялся, что здесь меня оставят в покое…
— Позволь все тебе объяснить, Чарльз. Я приехала сюда совсем не для того, чтобы усложнить твою жизнь, и когда я отсюда уеду, то сохраню в тайне место, где тебя нашла. Думаю, что это моральный долг прессы.
— Может быть, это так и есть…
— Но мне нужна твоя помощь. Не говори пока ничего. Только послушай.
Он поощрительно кивнул головой.
— Твой брат, премьер-министр, был вынужден уйти в отставку в связи с обвинениями, будто он помогал тебе спекулировать акциями и таким образом быстро нажиться.
Он поднял руку, пытаясь остановить ее, но она отвела ее.
— Чарльз, все эти обвинения я нахожу бессмысленными. Как, например, можно поверить в то, чтобы вы с братом решились поставить на карту пост премьер-министра ради возможности заработать какие-то несколько тысяч фунтов! Более того, я полагаю, что в течение некоторого времени кто-то старался подорвать позиции твоего брата, систематически устраивая утечки дискредитирующей его информации. Правда, это всего лишь мои подозрения, поскольку у меня нет подтверждающих их прямых улик. Поэтому я и приехала сюда в надежде узнать от тебя что-то более ощутимое и конкретное.
— Мисс Матти, поскольку мы с тобой, кажется, давние друзья, ты забываешь, что я -пьяница. Я даже не помню, где и когда мы с тобой встретились. Моим словам вообще нельзя доверять.
— Чарльз, я не судья и не прокурор, а всего лишь пытаюсь воссоздать картинку-головоломку из тысячи разрозненных и перепутанных кусочков.
Он посмотрел вдаль, через холмы, туда, где был Дувр и за ним Ла-Манш, как бы пытаясь увидеть то, что ускользало из его памяти,
— Поверь мне Матти, мне бы очень хотелось что-нибудь вспомнить. Непереносима сама мысль, что я обесчестил Генри и вынудил его подать в отставку. Но я ничего не знаю о какой-либо купле-продаже каких-то акций, совершенно ничего! Я не знаю, что здесь правда, а что -нет. Боюсь, я ничем не смогу тебе помочь.
— А как ты думаешь, ты бы что-нибудь помнил об этих акциях, если бы действительно покупал их?
— В течение последнего месяца я был уже совсем больным… -Он слабо улыбнулся. — И очень пьяным человеном. И теперь я почти ничего не помню.
— А ты не мог бы вспомнить, где достал деньги на покупку акций или что сделал с прибылью?
— Понимаешь, я просто не могу себе представить, чтобы в моей квартире где-то лежали большие деньги и я бы о них не помнил, а еще вернее, чтобы я их не пропил. Понятия не имею, откуда такие деньги могли появиться и куда исчезнуть. Но даже я не смог бы пропить 50 000 фунтов стерлингов за несколько недель.
— А как насчет фальшивого адреса в Паддингтоне?
— Полная загадка. Даже трезвым я не могу сказать, где вообще находится эта улица Прейед-стрит, так что нелепо предположить, чтобы я мог ее разыскать в пьяном виде. От того места, где я живу, это где-то на другом конце Лондона.
— Но ты использовал этот адрес, утверждают они, для своей переписки с банком и получения по подписке партийной литературы.
Чарльз Коллинридж громко расхохотался.
— Матти, ты начинаешь восстанавливать мою веру в себя. Как бы пьян я ни был, но проявить какой-либо интерес к партийной литературе? Этого я даже представить себе не могу. Я протестую, когда во время парламентских выборов они суют в мой почтовый ящин всякие брошюрки и прочие пропагандистские материалы, но ежемесячно платить за них! Хуже меня нельзя оскорбить!
— А ты когда-нибудь делал добровольное пожертвование в пользу службы распространения партийной
литературы?
— Никогда!
Солнце уже садилось. Его последние лучи окрасили все небо в мягкий красный цвет и озарили его лицо. Было заметно, что он выздоравливает и что к нему вновь возвращается утерянное душевное спокойствие.
— Я не могу это доказать, но не верю, чтоб сделал то, в чем они меня обвиняют. И мне очень бы хотелось, чтобы и ты не верила в это.
— А я и не верю, Чарльз, совершенно не верю. И намерена доказать твою невиновность.
Она поднялась со скамейки, собираясь уходить.
— Матти, хорошо, что ты пришла. Мне было очень приятно поговорить с тобой. Поскольку мы такие давние друзья, то приходи, пожалуйста, еще.
— Приду. Ну а пока нужно очень много поработать, чтобы все раскопать.
Когда она добралась до Лондона, было уже совсем темно. На улицах продавали первые выпуски воскресных газет. Купив тяжелую кипу газет и журналов, она с трудом отнесла их к машине, положив на заднее сиденье. В глаза ей бросился заголовок передовой в «Санди таймс».
А почему, собственно, именно Гарольд Ирл поднимает такую шумиху по проблемам охраны окружающей среды, спросила она сама себя. Не какой-нибудь известный деятель «Гринпис», а министр образования, объявивший о намерении выставить свою кандидатуру, разразился речью, которую озаглавил «Очистим нашу страну».
«Мы все говорили и говорили о проблемах наших городов, — читала она, — а в это время те, кто в них проживает, вынуждены с тревогой наблюдать, как на глазах у них приходит в упадок их окружение. Процесс обнищания в наших городах сопровождался достойным всякого сожаления ухудшением положения в сельских местностях на большей части территории нашей страны». Как сообщала «Санди таймс», министр образования далее сказал: «Мы слишком долго пренебрегали этой проблемой и теперь вынуждены расплачиваться. Постоянная обеспокоенность не может заменить собой позитивных практических действий, и давно пора подкрепить наши красивые слова еще более красивыми делами. Как показывают данные опросов населения, наши избиратели считают охрану окружающей среды важнейшей из тех неэкономических проблем, в решении которых мы не смогли добиться успеха. Учитывая, что мы уже у власти больше двенадцати лет, следует считать такое положение как неприемлемое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102