Оно представляло собой мощный слой наносов древней, давным-давно исчезнувшей реки, русло которой погребла земля. Теперь «вся геология» была перед глазами. Понятно стало, почему буры называли это бланкетом – «миндальным пирогом». Песок и крупную кварцевую гальку обволакивал, как тесто пирога, твердейший кремнистый цемент.
Добытую породу подымали наверх вручную громадными тяжелыми бадьями. Единственная на прииске паровая машина была занята в дробилке. Промывали истолченную руду в сетчатых вертикальных барабанах.
По прииску их водил Якоб Мор, коренастый рыжеватый мужчина лет тридцати, с бакенбардами на худощавом лице. Бакенбарды были темными и казались приклеенными.
– Мой главный помощник, – представляя его, сказал Бозе с какой-то неопределенной интонацией: в ней сквозили, казалось, и уважение, и насмешка.
У Мора было мужественное, с тяжелым подбородком лицо. Светлые глаза смотрели пронзительно-холодно. Негры боялись его и с опаской поглядывали на палку, которую Мор не выпускал из рук. Ему они кланялись ниже и почтительнее, чем хозяину.
Он предпочитал молчать. Лишь один раз не сдержался.
У скрипучего ворота, которым поднимали из шахты породу, из бадьи вывалилась каменная глыба. Рабочий-негр, подняв ее, тут же уронил, ударив о тачку.
Палка Мора глухо свистнула в воздухе. Петр круто повернулся к нему. Палка замерла.
Петр нагнулся, поднял глыбу и осторожно опустил ее в тачку. Негр смотрел на него испуганно и удивленно.
– Вези, – махнул ему рукой Бозе.
– Помогать этим свиньям! – сквозь зубы пробормотал Мор. – Слишком много чести… Так они совсем разленятся.
Дмитрий топтался возле ворота, осматривая его.
– Ты скажи им, Петро, – попросил он друга, – тут желоб такой приладить надо. По нему породу ссыпать в тачки. Дело простое, я им за час сварганю. – Дмитрий еще не очень-то владел языком и часто прибегал к помощи Ковалева.
Петр объяснил хозяину, в чем дело. Тот одобрительно закивал:
– Правильная идея, спасибо!
Мор тихонько пофыркивал… Он оставил их у промывальных барабанов: там хозяйничал другой белый – мужиковатый, заросший щетиной Клаас Вейден. Видимо, «территория Мора» кончилась. Прощаясь, он улыбался, но глаза его смотрели холодно, отчужденно.
– Смотри-ка, Мить, золото-то здесь как моют.
Два чернокожих размеренно крутили большое колесо. Привод от него вращал вертикальный сетчатый барабан, в который засыпали мелко истолченную руду. Струя воды выбивала пустую породу, золото скатывалось в мошну под барабаном.
Петр повернулся к Бозе:
– Почему вы не поставите вашгерды?
– Зачем? – пожал тот плечами. – Этот английский способ промывки считается у нас в Трансваале лучшим.
Петр помолчал. Глаза сердито и насмешливо сощурились.
– Ну-ка, скажите, пусть мне дадут немного ртути да какой-нибудь ковш или другую посудину. – Петр подмигнул дружку: – Айда-ка, Митя, покажем им наш способ.
Для промывки они взяли не ту, измельченную в песок породу, что загружали в барабан, а нагребли из отходов, бросовую. Работали парни сноровисто и весело. Бозе и Вейден следили за ними, не говоря ни слова. Даже негры у барабана замедлили движения и, поводя огромными белками глаз, нет-нет да поглядывали на двух чужеземцев.
Бозе долго и любовно потряхивал на ладони, словно взвешивая, кучку золота, намытого из отходов.
– Что скажешь, Клаас?
Вейден грязным пальцем поскреб заросшую щеку.
– А что сказать, хозяин? Эти люди знают дело. – И, попыхивая трубкой, пошел к другому барабану.
Бозе усмехнулся в бороду.
– Держи-ка. – Он сунул золотую пыль в руку Петра, дружелюбно облапил его за плечи. – Идемте обедать, парни. Изабелла, я думаю, ждет уже нас. Заодно и потолкуем…
3
Петр шел по Йоганнесбургу. Солнце палило. Воздух, казалось, пах потом и пылью. Над сталелитейным заводом косматился дым. Петр представил рабочих у пышущих жаром печей. Адова работка. Совсем не то, что у него с Дмитрием.
Что ни говори, они устроились отлично.
Судьба их решилась в тот день, после осмотра прииска. Разговор начался за обедом. Хозяин потребовал, чтобы они без стеснения выложили все, что думают о работе его предприятия. А чего же им было стесняться? Они выложили. Петр сказал, что на прииске не видно глаза, понимающего в горном деле, выработка ведется неграмотно, вслепую, сказал, что не хватает механизмов и самых простых приспособлений, которые бы улучшили дело, обругал английские барабаны и предложил поставить вашгерды, какими повсюду пользуются в России.
Бозе слушал внимательно, не перебивая, лишь изредка вставлял вопросы. Похоже было, ему даже нравилось, как ругали его прииск. Иногда он искоса взглядывал на дочь так, будто приглашал и ее одобрить речи этих парней.
Изабелла прислушивалась с интересом. Судя по всему, отец очень любил ее и баловал, но не избаловал. В грациозной и чистой, еще совсем молоденькой девушке уже просыпалась практическая мудрость женщины. Не забывая следить, чтобы тарелки и кружки на столе были полными, Изабелла не теряла нить беседы и очень кстати то посмеивалась умненько, то хмурила свои темно-русые брови.
– Ну ладно, – сказал наконец Бозе. – Вижу я, придется еще раз поклониться Петерсону за его доброту: послал он мне хороших помощников. Как думаешь, дочка? Ведь и сам я видел, что не так, как надо, идет у меня дело, да не во всем умел поправить. Что может наш Якоб Мор? У него бдительный глаз и крепкая рука, негров он, отдадим ему должное, умеет приструнить. Но разве понимает что-нибудь Якоб в горном деле? Еще меньше меня. Дядюшка Клаас, тот кое-что смыслит. Но у него одна забота – рюмочка. Дай ему жалованье да выпивку – на остальное старику плевать. Вот так, мои друзья, мы и живем, – того и гляди, вылетим в трубу.
Бозе встал, широкоплечий седовласый верзила, торжественно выпятил бороду:
– Теперь выпьем – за штейгера прииска Питера и механика Дика! Аминь…
С того дня прошло уже больше месяца. Петр и Дмитрий не знали отдыха. Петр занялся подземным хозяйством, влезал в маркшейдерское дело, руководил прокладкой новых штолен. Дмитрий орудовал большей частью на поверхности. Немало хлопот задали они Бозе, но тот был доволен: один перевод промывки на вашгерды увеличил выход золота чуть не в полтора раза.
Старый Клаас все нововведения принял безропотно, даже с одобрением. Не противился и Мор: увеличение добычи повышало его жалованье. Однако неприязнь Якоба к двум пришельцам не исчезала, наоборот – росла, хотя он и старался не проявлять ее открыто: понимал, что этими парнями хозяин дорожит.
Однажды Петр, увидев, как Мор лупит своей палкой негра-забойщика, гневно окликнул его, поманил в пустой штрек:
– Вот что, Якоб, прекратите-ка это мордобитие!
Мор прищурил на него льдистые глаза:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Добытую породу подымали наверх вручную громадными тяжелыми бадьями. Единственная на прииске паровая машина была занята в дробилке. Промывали истолченную руду в сетчатых вертикальных барабанах.
По прииску их водил Якоб Мор, коренастый рыжеватый мужчина лет тридцати, с бакенбардами на худощавом лице. Бакенбарды были темными и казались приклеенными.
– Мой главный помощник, – представляя его, сказал Бозе с какой-то неопределенной интонацией: в ней сквозили, казалось, и уважение, и насмешка.
У Мора было мужественное, с тяжелым подбородком лицо. Светлые глаза смотрели пронзительно-холодно. Негры боялись его и с опаской поглядывали на палку, которую Мор не выпускал из рук. Ему они кланялись ниже и почтительнее, чем хозяину.
Он предпочитал молчать. Лишь один раз не сдержался.
У скрипучего ворота, которым поднимали из шахты породу, из бадьи вывалилась каменная глыба. Рабочий-негр, подняв ее, тут же уронил, ударив о тачку.
Палка Мора глухо свистнула в воздухе. Петр круто повернулся к нему. Палка замерла.
Петр нагнулся, поднял глыбу и осторожно опустил ее в тачку. Негр смотрел на него испуганно и удивленно.
– Вези, – махнул ему рукой Бозе.
– Помогать этим свиньям! – сквозь зубы пробормотал Мор. – Слишком много чести… Так они совсем разленятся.
Дмитрий топтался возле ворота, осматривая его.
– Ты скажи им, Петро, – попросил он друга, – тут желоб такой приладить надо. По нему породу ссыпать в тачки. Дело простое, я им за час сварганю. – Дмитрий еще не очень-то владел языком и часто прибегал к помощи Ковалева.
Петр объяснил хозяину, в чем дело. Тот одобрительно закивал:
– Правильная идея, спасибо!
Мор тихонько пофыркивал… Он оставил их у промывальных барабанов: там хозяйничал другой белый – мужиковатый, заросший щетиной Клаас Вейден. Видимо, «территория Мора» кончилась. Прощаясь, он улыбался, но глаза его смотрели холодно, отчужденно.
– Смотри-ка, Мить, золото-то здесь как моют.
Два чернокожих размеренно крутили большое колесо. Привод от него вращал вертикальный сетчатый барабан, в который засыпали мелко истолченную руду. Струя воды выбивала пустую породу, золото скатывалось в мошну под барабаном.
Петр повернулся к Бозе:
– Почему вы не поставите вашгерды?
– Зачем? – пожал тот плечами. – Этот английский способ промывки считается у нас в Трансваале лучшим.
Петр помолчал. Глаза сердито и насмешливо сощурились.
– Ну-ка, скажите, пусть мне дадут немного ртути да какой-нибудь ковш или другую посудину. – Петр подмигнул дружку: – Айда-ка, Митя, покажем им наш способ.
Для промывки они взяли не ту, измельченную в песок породу, что загружали в барабан, а нагребли из отходов, бросовую. Работали парни сноровисто и весело. Бозе и Вейден следили за ними, не говоря ни слова. Даже негры у барабана замедлили движения и, поводя огромными белками глаз, нет-нет да поглядывали на двух чужеземцев.
Бозе долго и любовно потряхивал на ладони, словно взвешивая, кучку золота, намытого из отходов.
– Что скажешь, Клаас?
Вейден грязным пальцем поскреб заросшую щеку.
– А что сказать, хозяин? Эти люди знают дело. – И, попыхивая трубкой, пошел к другому барабану.
Бозе усмехнулся в бороду.
– Держи-ка. – Он сунул золотую пыль в руку Петра, дружелюбно облапил его за плечи. – Идемте обедать, парни. Изабелла, я думаю, ждет уже нас. Заодно и потолкуем…
3
Петр шел по Йоганнесбургу. Солнце палило. Воздух, казалось, пах потом и пылью. Над сталелитейным заводом косматился дым. Петр представил рабочих у пышущих жаром печей. Адова работка. Совсем не то, что у него с Дмитрием.
Что ни говори, они устроились отлично.
Судьба их решилась в тот день, после осмотра прииска. Разговор начался за обедом. Хозяин потребовал, чтобы они без стеснения выложили все, что думают о работе его предприятия. А чего же им было стесняться? Они выложили. Петр сказал, что на прииске не видно глаза, понимающего в горном деле, выработка ведется неграмотно, вслепую, сказал, что не хватает механизмов и самых простых приспособлений, которые бы улучшили дело, обругал английские барабаны и предложил поставить вашгерды, какими повсюду пользуются в России.
Бозе слушал внимательно, не перебивая, лишь изредка вставлял вопросы. Похоже было, ему даже нравилось, как ругали его прииск. Иногда он искоса взглядывал на дочь так, будто приглашал и ее одобрить речи этих парней.
Изабелла прислушивалась с интересом. Судя по всему, отец очень любил ее и баловал, но не избаловал. В грациозной и чистой, еще совсем молоденькой девушке уже просыпалась практическая мудрость женщины. Не забывая следить, чтобы тарелки и кружки на столе были полными, Изабелла не теряла нить беседы и очень кстати то посмеивалась умненько, то хмурила свои темно-русые брови.
– Ну ладно, – сказал наконец Бозе. – Вижу я, придется еще раз поклониться Петерсону за его доброту: послал он мне хороших помощников. Как думаешь, дочка? Ведь и сам я видел, что не так, как надо, идет у меня дело, да не во всем умел поправить. Что может наш Якоб Мор? У него бдительный глаз и крепкая рука, негров он, отдадим ему должное, умеет приструнить. Но разве понимает что-нибудь Якоб в горном деле? Еще меньше меня. Дядюшка Клаас, тот кое-что смыслит. Но у него одна забота – рюмочка. Дай ему жалованье да выпивку – на остальное старику плевать. Вот так, мои друзья, мы и живем, – того и гляди, вылетим в трубу.
Бозе встал, широкоплечий седовласый верзила, торжественно выпятил бороду:
– Теперь выпьем – за штейгера прииска Питера и механика Дика! Аминь…
С того дня прошло уже больше месяца. Петр и Дмитрий не знали отдыха. Петр занялся подземным хозяйством, влезал в маркшейдерское дело, руководил прокладкой новых штолен. Дмитрий орудовал большей частью на поверхности. Немало хлопот задали они Бозе, но тот был доволен: один перевод промывки на вашгерды увеличил выход золота чуть не в полтора раза.
Старый Клаас все нововведения принял безропотно, даже с одобрением. Не противился и Мор: увеличение добычи повышало его жалованье. Однако неприязнь Якоба к двум пришельцам не исчезала, наоборот – росла, хотя он и старался не проявлять ее открыто: понимал, что этими парнями хозяин дорожит.
Однажды Петр, увидев, как Мор лупит своей палкой негра-забойщика, гневно окликнул его, поманил в пустой штрек:
– Вот что, Якоб, прекратите-ка это мордобитие!
Мор прищурил на него льдистые глаза:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90