– Все готово, Питер.
– Хорошо… Слушайте, буры! – закричал Петр. – Антонис Мемлинг, Якоб Вольф, Альберт Виккель, Пит Диппенбек… – Он перечислил всех своих бойцов до единого. – На коней! Остальным снять засаду через полчаса. – Потом повернулся к капитану: – Полчаса не трогаться с места – или вас прошьют пулями с трех сторон. Всего хорошего! – Совсем по-джентльменски приподняв шляпу, он неторопливо двинулся к лесу, довольный, как мальчишка.
Чака, полураздетый, в кровоподтеках, бросился к нему, стиснул жарко; на глазах у него были слезы.
– Ну-ну, все хорошо, Чака, все хорошо, – пробормотал Петр. – Давай на коня… Вперед, ребята, я буду в арьергарде.
Зулусы сидели на английских конях по двое. Кому не хватило лошадей, бежали обочь.
Вставало солнце…
Оно и подвело. А впрочем, что уж там валить на солнце? Подвело-то собственное легкомыслие. У капитана на ферме была с войсками гелиографная связь: у Тугелы Петра с товарищами перехватила английская застава.
Англичане раз в пять превосходили их числом и заранее заняли укрытия у переправы. Они встретили буров дружным огнем. Те сразу же отпрянули в лес.
– Антонис, забирай с собой четырех человек, заходи к англичанам с фланга. А мы встретим их здесь. – Петр разгорячился, сейчас ему хотелось боя. – Мбулу, бери всех негров, двигайтесь вверх по течению, там дальше переправитесь на левый берег.
Мбулу было совсем плохо. С обеих сторон его коня бежали зулусы, поддерживая товарища в седле.
Чака молча лег рядом с Петром. Тот повернулся сердитый:
– Это зачем? У тебя же не из чего стрелять.
– Я оставайся рядом с братом. Пусть англичане приди сюда – я буду душить их руками.
– Догоняй Мбулу.
– Я оставайся рядом! – яростно повторил Чака, ноздри его трепетали.
Англичане перебежками двинулись вперед, к лесу. Этого и надо было бурам. Их первые же выстрелы отправили на тот свет сразу несколько солдат.
Но, видно, офицер, руководивший боем, был не дурак. Английские стрелки, оставшиеся за укрытиями, приметили, откуда бьет противник, и по деревьям защелкали пули. Затарахтел пулемет.
Буры отстреливались хладнокровно и метко.
Чака дрожал.
– Каамо! – крикнул он. – Давай мне твоя винтовка.
– Разве я плохо стреляю? – невозмутимо откликнулся парень, не отрывая глаз от прицела.
– Ты стреляй хорошо, я лучше. Мне очень надо стреляй.
Буры Антониса открыли огонь с фланга. Вдруг Чака вскочил и кинулся к Каамо. Он упал рядом с ним.
– Что, очень хочется бить англичан? – спросил Каамо. – Ну возьми, постреляй.
Чака молчал, только хрипел. Каамо повернулся к нему. Из пробитой у ключицы груди зулуса хлестала кровь.
– Питер! Чаку… Чака… – Слов не было. Нервы у парня не выдержали: может, вспомнил, как булькала и пузырилась кровь часового сегодня у сарая под его, Каамо, ножом.
Петр подполз проворно, рванул рубаху (бинты были в переметных сумах), перевязал Чаку.
– Оттащи его подальше и – на коня… Ну!.. Ребята, дадим-ка еще огня по англичашкам, чтобы и высунуться не смели!..
Негров Петр с товарищами догнал через несколько миль, у верхней переправы. Тугела мчалась здесь веселая и бесшабашная в лесистых крутых берегах. Переправились через нее спокойно.
На левом берегу зулусы сняли Чаку с коня Каамо и понесли на руках. Лицо его посерело, толстые губы стали шершавыми, глаза мутились. Он что-то горячечно шептал, иногда дико вскрикивая. Петр велел Каамо скакать к доктору Давыдову, чтобы тот немедля выехал навстречу.
– Пулей, Каамо!..
Иван Николаевич оперировал Чаку на маленькой лесной поляне. Зулусы стояли вокруг плотной безмолвной стенкой. Давыдов, орудуя скальпелем, сопел и тихо, сквозь зубы ругался. Вдруг Чака спокойно и внятно позвал:
– Питер?
– Я здесь, брат.
– A-a… Ты живой. Хорошо.
– Что-нибудь нужно, Чака?
Иван Николаевич рассердился:
– А ну, в сторонку, Петр Никитич! Еще успеете наговориться со своим приятелем, успеете!
Лучше было действительно отойти – Давыдов в работе крут. Один из зулусов на ломаном английском спросил у Петра шепотом, что сказал ему доктор.
– Он сказал, все в порядке, Чака будет жить…

3
Лука Мейер, скорчившись в окопчике, попыхивал трубкой. Вокруг гремел артиллерийский шквал, генерал курил и хмурился. Все-таки прав, наверное, был тогда на кригсрааде фельдкорнет Дерксен: что-то надо было сделать с железной дорогой от океана. Теперь англичане подвезли черт знает сколько снарядов и лупят, пашут землю – из мортир, из морских, из осадных орудий. Уже пришлось покинуть две линии траншей на левом, северном берегу Тугелы, позиции буров висят на волоске, перерубить который – пустяк. Это ясно каждому. Недаром уже второй день возятся на том берегу английские понтонеры. Чуют: вот-вот настанет их час.
– Генерал!.. Генерал Мейер!
Он оглянулся – ему кричал из-за камня шагах в двадцати какой-то йонг.
– Мы отходим, генерал. Коммандант приказал передать…
Мейер отвернулся, потом заорал зло:
– Ничего я не слышу! Ты что, поближе подойти не можешь? Думаешь, все англичане в тебя целятся?
Молодой бур подбежал, остановился рядом с окопчиком, решительный и бледный. На щеках и подбородке у него еле пробивался нежный легкий пушок.
– Да ложись ты, не торчи столбом, вояка! Тоже выискался храбрец…
Очень уж неважное настроение было у Луки Мейера.
Юноша лег рядом и, срываясь на крик, доложил, что в коммандо у Вилье большие потери. Коммандант решил отойти на четвертую, последнюю линию. Но оттуда река почти не простреливается, а понтонеры…
– Ладно, – перебил его Мейер, – понятно. Передай Вилье: пусть держится, я скоро буду у вас.
Он выскочил из окопчика и побежал вниз, к лошадям. Надо было послать записку Луису Бота: может быть, в резерве еще осталось кое-что. Бота ждет сегодня президента и, видно, совсем забыл о насущных делах.
Подбегая к лощине, где он оставил лошадей, Мейер громко позвал ординарца:
– Йоганн! Ответа не было.
Выскочив из кустарника, он увидел, что негр-коновод склонился над ординарцем. Рядом чернела воронка от снаряда. Йоганн смотрел в небо пустыми глазами.
Мейер нервно огляделся. Невдалеке скакали двое. Генерал пронзительно свистнул и замахал руками. Конники приблизились. Это были Петр и Каамо.
– Где ваши ребята, Кофальоф? – Мейер спрашивал об отряде Терона.
– За этим леском. Командир уехал к генералу Бота.
– Всех на коней, скачите к комманданту Вилье. Он еле держится. Осмотрись там – если отходить, по-моему, надо левее, чтобы все время держать реку на прицеле. Ясно?.. А ты, – генерал повернулся к Каамо, – поедешь к Луису Бота. Сейчас я напишу записку…
Каамо был горд этим поручением. И белому-то доверят такое не всякому. Генеральское донесение – это надо понимать!
Он вообще считал, что жизнь его устроилась совсем неплохо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90