Работы предстояло немало. Только офицеров легло на поле боя шестьдесят шесть. Угрюмые солдаты, скинув мундиры, долбили сухую, опаленную солнцем землю, роя братские могилы. Пронзительно кричали коршуны. Им не хотелось уступать сладкую добычу. Согнанные с трупов, они лениво взмывали к небу и снова устремлялись вниз, ожесточенные и наглые.
На огневых позициях буров остались только стрелки-наблюдатели. Остальные ушли в лагерь. В тени громадного баобаба собралось вокруг пастора несколько сот буров. Торжественные плавные псалмы неслись оттуда.
– Завели на целый день ради воскресенья-то! – бурчал Дмитрий.
Молитвы и псалмопения были в лагере делом обычным и обязательным. Лишь очень немногие не принимали в них участия. Дмитрий, хотя и ворчал, был в общем-то доволен: можно было отвести душу в дружеской беседе с Петром – теперь им это не часто удавалось.
Оставаясь вдвоем, они всегда говорили друг с другом по-русски; Африка, как ни ряди, все же оставалась чужбиной; хоть мало, да тешилось сердце звуками кровной, родимой речи. Правда, странное дело, многие слова стали не то что забываться, а как-то не шли на язык. Видно, сказывалось влияние чужих речений, разговор получался похожим на книжный. Особенно заметно это было у Петра. Недаром, видно, в свое время Петерсон, встретив земляков, чуть не до слез восхитился полузабытым расейским «антиресно». «Скоро и нам, – с горечью подумывал Петр, – в милую диковинку покажутся некоторые родные слова…»
– Гармошку бы сюда, – сказал Дмитрий, – да рвануть частушечки, а? – И зарокотал густым басом:
Ягодиночка на льдиночке,
А я на берегу…
Петр с шутейной ужимкой подхватил:
Ой, милый, брось ко мне тесиночку,
К тебе перебегу.
– Не по-нашему они воюют, – неожиданно сменил тему Дмитрий. – Будь бы здесь русаки вчера – ударили б в штыки, казаки с саблями вперед, да и гнать, гнать англичан что ни на есть в самое море… Эхма! Долго, думаешь, Петро, повоюем?
– Боюсь, долго. Мы тянем, а Британия войска подваливает. Ты вот верно соображаешь: нападать надо, гнать врага, а мы топчемся на месте. Сдался нам на что-то этот Ледисмит!
– Мужики у нас в команде поговаривают, до дому бы вернуться надо, хоть на время: урожай скоро снимать.
– Так и дадут англичане мирным делом заняться!
– Не дадут, это конечно. Я то же самое говорил…
Они замолчали… В стороне, где располагался штаб Бота, вдруг ахнул ружейный выстрел, потом второй. К лесу на левом фланге промчался всадник, но вскоре вернулся неторопливой рысью. Друзья узнали в нем Коуперса. Петр свистнул ему, замахал руками. Ян подъехал.
– Что за шум во время молитвы? – со смешком поинтересовался Дмитрий.
– Офицерик один английский сбежал. Зазевались наши, он на коня – и был таков. Я вот сунулся, а он уже в лесу. Ловкий черт!
– Боевой, видать, офицер.
– Если бы! – скривил рот Ян. – Журналист какой-то, щелкопер.
– Э! – сказал Дмитрий. – Уж не мой ли Черчилль?
Дмитрий не ошибся. Уже через несколько дней газеты Англии зашумели на все лады о дерзком побеге из бурского плена корреспондента «Дейли ньюс» Уинстона Черчилля. Генерал Бота, рассердившись, приказал немедля отправить всех пленных в Преторию: там их уже скопилось, говорили, более десяти тысяч. Комманданту Бозе – он уже стал коммандантом – было поручено выделить конвой. Старый Артур решил воспользоваться случаем, чтобы проверить, в порядке ли его рудник и дом. Потому-то в числе конвойных в Преторию отправился и зять Бозе, новоиспеченный капрал Дик Бороздин.
СПИОНКОП
1
Частые капли били о тугую парусину палатки. Над долиной Тугелы кружили грозовые тучи. Под проливным дождем пришлось встречать новый, 1900 год, под дождем ползли и январские дни. Листая старый, трехмесячной давности, журнал найденный в английском окопе, Петр сердито попыхивал трубкой; табак отсырел, трубка гасла.
Чинивший у входа в палатку седло Антонис Мемлинг, рябой здоровяк, чем-то похожий на Дмитрия, подвинулся:
– Ползи сюда, Питер, тут посветлее.
– Ага, чтобы ты в полутьме пришил к седлу свой сапог?
– Да нет, я и в полной тьме справлюсь как надо.
– Обойдусь, – добродушно буркнул Петр.
Антонис посильнее откинул полог. Петра в отряде любили за храбрость в бою, за покладистый нрав в быту, уважали за грамотность и приверженность к чтению, хотя сами буры до книг были вовсе не охочи.
Мемлинг заворчал:
– То сушь была, то мокрядь. И весточек из дому нет. Как они там с урожаем управятся?
– Ну, в наших-то местах посуше, – отозвался кто-то из дальнего угла.
– Вот бы нам в наших местах и воевать…
Разговор шел в добродушных тонах, буры еще не были ожесточены: их фермам и полям пока не угрожала непосредственная опасность.
В палатку просунулась мокрая голова Мангваэло:
– Масса Питер, вам надо быстро идти к генералу.
– К какому?
– Сам генерал Бота зовет. Там пришел человек с той стороны, и генералу нужен масса Питер. Так сказал господин Терон.
Накинув старую попону, Петр выбрался из палатки и побежал к штабу.
Бота, сидя за походным столом, разговаривал о чем-то со своим заместителем Мейером и Тероном. В сторонке, под охраной, стоял высокий и толстый угрюмый негр.
– Мбулу! – узнал его Петр. – Здравствуй, Мбулу!
Зулус, метнув совсем не ласковый взгляд в сторону начальства, чуть склонил голову:
– Мой индун шлет привет своему брату.
– Это от Чаки, – повернулся Петр к Терону.
Тот в свою очередь напомнил командующему:
– Я вам докладывал…
Бота кивнул и сделал знак охране покинуть палатку.
– Садись, – сказал он зулусу по-английски, – будешь гостем. Велите, Мейер, дать еды и вина. – Потом повернулся к Петру, на умном тонком лице появилась усмешка. – Я вижу, Кофальоф, у вас есть какой-то волшебный ключик к сердцам зулусов. Этот мрачный воин со мной разговаривать не захотел – подавайте ему Питера Кофальофа. – Генерал театрально развел руками, словно признаваясь в своем бессилии, и обратился к лазутчику: – Вот, дорогой, пожалуйста – Питер Кофальоф.
– Мбулу имеет глаза, – буркнул зулус; он все еще стоял.
Слуга поставил на стол вино, глиняные кружки, принес мясо, сыр и фрукты.
– Садись, Мбулу. После дороги хорошо поесть. – Петр дружески похлопал зулуса по плечу.
– Нет, – покачал тот головой, – сначала надо говорить, поесть будет потом.
– Все равно садись. И говори. При них говори. Как живет мой брат Чака, что хотел он мне передать?
– Боги хорошо хранить индуна. Передать он хотел велеть большая новость.
С трудом справляясь с нескладными для его языка английскими словами, Мбулу пересказал все, что велел Чака. И даже передал рисованную карту – грубую и вместе с тем удивительно точную.
У англичан появился новый главнокомандующий, большой генерал, очень большой – Робертс. (Бота переглянулся с Мейером;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
На огневых позициях буров остались только стрелки-наблюдатели. Остальные ушли в лагерь. В тени громадного баобаба собралось вокруг пастора несколько сот буров. Торжественные плавные псалмы неслись оттуда.
– Завели на целый день ради воскресенья-то! – бурчал Дмитрий.
Молитвы и псалмопения были в лагере делом обычным и обязательным. Лишь очень немногие не принимали в них участия. Дмитрий, хотя и ворчал, был в общем-то доволен: можно было отвести душу в дружеской беседе с Петром – теперь им это не часто удавалось.
Оставаясь вдвоем, они всегда говорили друг с другом по-русски; Африка, как ни ряди, все же оставалась чужбиной; хоть мало, да тешилось сердце звуками кровной, родимой речи. Правда, странное дело, многие слова стали не то что забываться, а как-то не шли на язык. Видно, сказывалось влияние чужих речений, разговор получался похожим на книжный. Особенно заметно это было у Петра. Недаром, видно, в свое время Петерсон, встретив земляков, чуть не до слез восхитился полузабытым расейским «антиресно». «Скоро и нам, – с горечью подумывал Петр, – в милую диковинку покажутся некоторые родные слова…»
– Гармошку бы сюда, – сказал Дмитрий, – да рвануть частушечки, а? – И зарокотал густым басом:
Ягодиночка на льдиночке,
А я на берегу…
Петр с шутейной ужимкой подхватил:
Ой, милый, брось ко мне тесиночку,
К тебе перебегу.
– Не по-нашему они воюют, – неожиданно сменил тему Дмитрий. – Будь бы здесь русаки вчера – ударили б в штыки, казаки с саблями вперед, да и гнать, гнать англичан что ни на есть в самое море… Эхма! Долго, думаешь, Петро, повоюем?
– Боюсь, долго. Мы тянем, а Британия войска подваливает. Ты вот верно соображаешь: нападать надо, гнать врага, а мы топчемся на месте. Сдался нам на что-то этот Ледисмит!
– Мужики у нас в команде поговаривают, до дому бы вернуться надо, хоть на время: урожай скоро снимать.
– Так и дадут англичане мирным делом заняться!
– Не дадут, это конечно. Я то же самое говорил…
Они замолчали… В стороне, где располагался штаб Бота, вдруг ахнул ружейный выстрел, потом второй. К лесу на левом фланге промчался всадник, но вскоре вернулся неторопливой рысью. Друзья узнали в нем Коуперса. Петр свистнул ему, замахал руками. Ян подъехал.
– Что за шум во время молитвы? – со смешком поинтересовался Дмитрий.
– Офицерик один английский сбежал. Зазевались наши, он на коня – и был таков. Я вот сунулся, а он уже в лесу. Ловкий черт!
– Боевой, видать, офицер.
– Если бы! – скривил рот Ян. – Журналист какой-то, щелкопер.
– Э! – сказал Дмитрий. – Уж не мой ли Черчилль?
Дмитрий не ошибся. Уже через несколько дней газеты Англии зашумели на все лады о дерзком побеге из бурского плена корреспондента «Дейли ньюс» Уинстона Черчилля. Генерал Бота, рассердившись, приказал немедля отправить всех пленных в Преторию: там их уже скопилось, говорили, более десяти тысяч. Комманданту Бозе – он уже стал коммандантом – было поручено выделить конвой. Старый Артур решил воспользоваться случаем, чтобы проверить, в порядке ли его рудник и дом. Потому-то в числе конвойных в Преторию отправился и зять Бозе, новоиспеченный капрал Дик Бороздин.
СПИОНКОП
1
Частые капли били о тугую парусину палатки. Над долиной Тугелы кружили грозовые тучи. Под проливным дождем пришлось встречать новый, 1900 год, под дождем ползли и январские дни. Листая старый, трехмесячной давности, журнал найденный в английском окопе, Петр сердито попыхивал трубкой; табак отсырел, трубка гасла.
Чинивший у входа в палатку седло Антонис Мемлинг, рябой здоровяк, чем-то похожий на Дмитрия, подвинулся:
– Ползи сюда, Питер, тут посветлее.
– Ага, чтобы ты в полутьме пришил к седлу свой сапог?
– Да нет, я и в полной тьме справлюсь как надо.
– Обойдусь, – добродушно буркнул Петр.
Антонис посильнее откинул полог. Петра в отряде любили за храбрость в бою, за покладистый нрав в быту, уважали за грамотность и приверженность к чтению, хотя сами буры до книг были вовсе не охочи.
Мемлинг заворчал:
– То сушь была, то мокрядь. И весточек из дому нет. Как они там с урожаем управятся?
– Ну, в наших-то местах посуше, – отозвался кто-то из дальнего угла.
– Вот бы нам в наших местах и воевать…
Разговор шел в добродушных тонах, буры еще не были ожесточены: их фермам и полям пока не угрожала непосредственная опасность.
В палатку просунулась мокрая голова Мангваэло:
– Масса Питер, вам надо быстро идти к генералу.
– К какому?
– Сам генерал Бота зовет. Там пришел человек с той стороны, и генералу нужен масса Питер. Так сказал господин Терон.
Накинув старую попону, Петр выбрался из палатки и побежал к штабу.
Бота, сидя за походным столом, разговаривал о чем-то со своим заместителем Мейером и Тероном. В сторонке, под охраной, стоял высокий и толстый угрюмый негр.
– Мбулу! – узнал его Петр. – Здравствуй, Мбулу!
Зулус, метнув совсем не ласковый взгляд в сторону начальства, чуть склонил голову:
– Мой индун шлет привет своему брату.
– Это от Чаки, – повернулся Петр к Терону.
Тот в свою очередь напомнил командующему:
– Я вам докладывал…
Бота кивнул и сделал знак охране покинуть палатку.
– Садись, – сказал он зулусу по-английски, – будешь гостем. Велите, Мейер, дать еды и вина. – Потом повернулся к Петру, на умном тонком лице появилась усмешка. – Я вижу, Кофальоф, у вас есть какой-то волшебный ключик к сердцам зулусов. Этот мрачный воин со мной разговаривать не захотел – подавайте ему Питера Кофальофа. – Генерал театрально развел руками, словно признаваясь в своем бессилии, и обратился к лазутчику: – Вот, дорогой, пожалуйста – Питер Кофальоф.
– Мбулу имеет глаза, – буркнул зулус; он все еще стоял.
Слуга поставил на стол вино, глиняные кружки, принес мясо, сыр и фрукты.
– Садись, Мбулу. После дороги хорошо поесть. – Петр дружески похлопал зулуса по плечу.
– Нет, – покачал тот головой, – сначала надо говорить, поесть будет потом.
– Все равно садись. И говори. При них говори. Как живет мой брат Чака, что хотел он мне передать?
– Боги хорошо хранить индуна. Передать он хотел велеть большая новость.
С трудом справляясь с нескладными для его языка английскими словами, Мбулу пересказал все, что велел Чака. И даже передал рисованную карту – грубую и вместе с тем удивительно точную.
У англичан появился новый главнокомандующий, большой генерал, очень большой – Робертс. (Бота переглянулся с Мейером;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90