Неподалеку пасся конь. Хозяин его – один из наблюдателей – хоронился где-то на дереве. Франс задержался, чтобы переговорить с ним, остальные направились к бурной реке.
Ян встретил их у въезда в дорп:
– Есть новость, Питер. Из Стофберга на Витбанк ползут восемьдесят порожних фур.
– Генералу Торнейкрофту понадобились боеприпасы?
– Похоже.
– Охрана?
– Две роты гайлендеров.
– Не густо. И без пушек? Совсем не густо. Хитрит, старая лисица! Ладно… Распорядись: коммандантов Диппенбека и Вернера – к вечеру ко мне, командиров батарей тоже.
«Значит, что-то задумал, – смекнул Коуперс. – Теперь начнет колдовать над картой, задаст работы вестовым, уже не успокоится, пока не выиграет бой».
Пообедав, Петр и верно разложил на столе карту, подозвал Яна:
– Смотри. Они двинули обоз по этой вот дороге. А по восточной, помяни мое слово, послали еще не меньше батальона. Торнейкрофт кой-чему уже научился. Он знает: об обозе нам сообщат, и сообщат о двух ротах. Мы сунемся, когда от Витбанка они повезут свой груз, и напоремся на усиленную охрану, которая присоединится к обозу только в Витбанке. Еще будут донесения с восточной дороги, вот увидишь.
– Возможно, – пожал плечами Ян. – И что?
– Как – что? Разгадать замысел противника – это, брат, уже почти победить.
Ян улыбнулся. Он любил иногда подзадорить Ковалева.
– Можно посылать Бота реляцию об этой победе?
– Не придерешься: я сказал «почти»… По-моему, Антонис приехал, его голос во дворе слыхать.
Антонис Мемлинг всегда был рад вызовам к командующему: можно было повидаться со старыми дружками, выпить доброго фермерского пива, услышать последние новости и слухи. В неустанных хлопотах и неприкаянной лесной жизни отрядный интендант сбросил лишний жирок, запустил длиннющую бороду и в молодые свои годы стал смахивать на старца.
Они по-приятельски обнялись с Петром.
– Давненько я не видел тебя, Антонис. Пожалуй, недельки три? Борода-то совсем длинная стала.
Мемлинг только похмыкивал.
– Ну, садись. Интересует меня твоя бухгалтерия: какие у нас убытки-прибытки?
– Это я рассказать могу. Бухгалтерия моя всегда при мне. – Антонис удовлетворенно похлопал себя по макушке.
Хозяйство за интендантом числилось немалое, однако никаких бумажек он не признавал и обходился без них великолепно. Не торопясь, обстоятельно и точно Антонис поведал командующему о состоянии дел на складах и в стадах. Все было совсем не плохо, пожалуй лучше, чем ожидал Петр. Мемлинг посетовал лишь на нехватку динамита и пороха: маленький пороховой заводик, остававшийся в руках буров, никак не мог полностью обеспечить необходимым припасом северные армии.
– Этого добра тебе Питерс подбросит, – подмигнул Мемлингу Ян. – Генерал наш, как я понимаю, снова хочет зажать Торнейкрофта.
– Нужны фуры? Когда? – деловито осведомился Антонис; к пополнениям хозяйства за счет противника он привык.
Петр с любовной усмешкой глянул на него:
– Медведь медведем, а соображает быстренько… Думаю, что фурами обойдемся английскими. Разве что в стычке поковеркаем часть их, так держи с десяток готовыми на всякий случай. Детали уточним вечером, подъедут комманданты. Только вот что мы получим от Торнейкрофта, я пока не знаю.
– Мне бы еще седел с полсотни. А?
Ян рассмеялся:
– Во время обеда приходит аппетит!
– Насчет седел надо потрясти своих, – сказал Петр. – Буры народ запасливый, найдут.
В дверь просунулась острая седая бородка.
– Можно к вам, господин генерал?
Это был Гуго Велинг, здешний, линксдорпский фермер, старый, опытный воин.
– Что так официально? – прищурился Петр. – Входи, дядя Гуго… Ого, да ты всем семейством!
Вслед за тщедушным одноглазым Велингом в дверь протиснулись два молодых бура, не в отца статных и рослых. Сняв шляпы, они остановились у порога. Велинг прошел к столу.
– Садись, дядя Гуго.
– Спасибо, я постою. Дело короткое. Видишь ли, Питер… Ты знаешь, я воюю со всей душой. Сыны мои тоже тебе известны. Они свое ратное дело исполняют так, как я их научил. Неплохо исполняют. Верно я говорю?
– Все верно, дядя Гуго.
– Пожалуй, я все-таки присяду.
Теребя поля шляпы, он опустился на краешек стула, обвел всех в комнате робким, просящим взглядом, кашлянул.
– Вот и люди скажут: Велинги свой долг знают, они всегда…
– Все правильно, дядя Гуго, да к чему ты клонишь?
Старик опять кашлянул, помолчал напряженно, потом резко вздернул бородку:
– Решил я, Питер. Ухожу с детьми домой. Отвоевали.
В комнате стало очень тихо. Петр вроде и не шевелился, а под ним скрипнула половица. Первым заговорил Антонис.
– Что же это получается? – Он тоже обвел всех сумрачным взглядом. – Воюем хорошо, – значит, надо домой? Чепуха это получается! Все мы вроде воюем хорошо, – значит, всем надо по домам?
Гуго Велинг сердито повел острым плечом, сверкнул на Антониса глазом, закричал:
– Тебе бы, Мемлинг, лучше помолчать! Всем известно, что ты почти байвонер, своей-то земли у тебя – курицам тесно, а у меня семь тысяч моргов! Сердце у меня за землю изболелось.
– Ты не ори на меня, дядя Гуго. Семь тысяч! Тебе, выходит, еще нужнее, чем мне, стоять насмерть за свою землю.
– А уж это я сам распоряжусь своей землей, не учи, еще молод! И жизнью своей распоряжусь, и смертью. Пусть даже англичане сгноят меня в лагере или вздернут, земля все одно моей будет, сынам останется. Вот так я решил.
Теперь он посмотрел на Петра, посмотрел вызывающе, с задором. Парни сконфуженно мялись у двери.
– Что ж, – тихо молвил Петр, – неволить не могу, – и, не зная, что еще сказать, потянулся к трубке.
Велинг разом смяк, ссутулился, бородка его сникла.
– Я бы всей душой, – забормотал он, – и дети тоже, но невозможно дальше. Я, как видишь, честно, не тайком, не как-нибудь, я прямо к тебе, Питер…
– Хорошо, дядя Гуго. Все сказано. Прощай.
Старик еще потоптался у стола, отер о штанину руку, должно быть, хотел подать ее Петру, не подал, натянул шляпу и двинулся к выходу. На пороге вырос Каамо. Велинг небрежно отстранил его плечом, опять вздернул бороденку и вышел.
– Там коммандант Диппенбек, – сказал Каамо.
Петр угрюмо молчал.
– Мне не нравится этот старик Велинг, – пробурчал Антонис. – Как бы он не пошел на подлость, чтобы выгородить себя перед англичанами.
– Ну-у, – укоризненно протянул Ян.
– Я говорю, там коммандант Диппенбек…
– Что же ты стоишь столбом? – неожиданно рявкнул на Каамо Петр. – Проси его.
Но Ганс Диппенбек, командир преторийского коммандо, без приглашения уже переступал порог. Дородный, грузный, он не спеша перекрестился, потом отвесил всем поклон, обменялся с Петром рукопожатием и, тяжко опустившись на стул, большим красным платком вытер с лица пот.
– Торопился, – сказал он. – Воевать, генерал, будем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Ян встретил их у въезда в дорп:
– Есть новость, Питер. Из Стофберга на Витбанк ползут восемьдесят порожних фур.
– Генералу Торнейкрофту понадобились боеприпасы?
– Похоже.
– Охрана?
– Две роты гайлендеров.
– Не густо. И без пушек? Совсем не густо. Хитрит, старая лисица! Ладно… Распорядись: коммандантов Диппенбека и Вернера – к вечеру ко мне, командиров батарей тоже.
«Значит, что-то задумал, – смекнул Коуперс. – Теперь начнет колдовать над картой, задаст работы вестовым, уже не успокоится, пока не выиграет бой».
Пообедав, Петр и верно разложил на столе карту, подозвал Яна:
– Смотри. Они двинули обоз по этой вот дороге. А по восточной, помяни мое слово, послали еще не меньше батальона. Торнейкрофт кой-чему уже научился. Он знает: об обозе нам сообщат, и сообщат о двух ротах. Мы сунемся, когда от Витбанка они повезут свой груз, и напоремся на усиленную охрану, которая присоединится к обозу только в Витбанке. Еще будут донесения с восточной дороги, вот увидишь.
– Возможно, – пожал плечами Ян. – И что?
– Как – что? Разгадать замысел противника – это, брат, уже почти победить.
Ян улыбнулся. Он любил иногда подзадорить Ковалева.
– Можно посылать Бота реляцию об этой победе?
– Не придерешься: я сказал «почти»… По-моему, Антонис приехал, его голос во дворе слыхать.
Антонис Мемлинг всегда был рад вызовам к командующему: можно было повидаться со старыми дружками, выпить доброго фермерского пива, услышать последние новости и слухи. В неустанных хлопотах и неприкаянной лесной жизни отрядный интендант сбросил лишний жирок, запустил длиннющую бороду и в молодые свои годы стал смахивать на старца.
Они по-приятельски обнялись с Петром.
– Давненько я не видел тебя, Антонис. Пожалуй, недельки три? Борода-то совсем длинная стала.
Мемлинг только похмыкивал.
– Ну, садись. Интересует меня твоя бухгалтерия: какие у нас убытки-прибытки?
– Это я рассказать могу. Бухгалтерия моя всегда при мне. – Антонис удовлетворенно похлопал себя по макушке.
Хозяйство за интендантом числилось немалое, однако никаких бумажек он не признавал и обходился без них великолепно. Не торопясь, обстоятельно и точно Антонис поведал командующему о состоянии дел на складах и в стадах. Все было совсем не плохо, пожалуй лучше, чем ожидал Петр. Мемлинг посетовал лишь на нехватку динамита и пороха: маленький пороховой заводик, остававшийся в руках буров, никак не мог полностью обеспечить необходимым припасом северные армии.
– Этого добра тебе Питерс подбросит, – подмигнул Мемлингу Ян. – Генерал наш, как я понимаю, снова хочет зажать Торнейкрофта.
– Нужны фуры? Когда? – деловито осведомился Антонис; к пополнениям хозяйства за счет противника он привык.
Петр с любовной усмешкой глянул на него:
– Медведь медведем, а соображает быстренько… Думаю, что фурами обойдемся английскими. Разве что в стычке поковеркаем часть их, так держи с десяток готовыми на всякий случай. Детали уточним вечером, подъедут комманданты. Только вот что мы получим от Торнейкрофта, я пока не знаю.
– Мне бы еще седел с полсотни. А?
Ян рассмеялся:
– Во время обеда приходит аппетит!
– Насчет седел надо потрясти своих, – сказал Петр. – Буры народ запасливый, найдут.
В дверь просунулась острая седая бородка.
– Можно к вам, господин генерал?
Это был Гуго Велинг, здешний, линксдорпский фермер, старый, опытный воин.
– Что так официально? – прищурился Петр. – Входи, дядя Гуго… Ого, да ты всем семейством!
Вслед за тщедушным одноглазым Велингом в дверь протиснулись два молодых бура, не в отца статных и рослых. Сняв шляпы, они остановились у порога. Велинг прошел к столу.
– Садись, дядя Гуго.
– Спасибо, я постою. Дело короткое. Видишь ли, Питер… Ты знаешь, я воюю со всей душой. Сыны мои тоже тебе известны. Они свое ратное дело исполняют так, как я их научил. Неплохо исполняют. Верно я говорю?
– Все верно, дядя Гуго.
– Пожалуй, я все-таки присяду.
Теребя поля шляпы, он опустился на краешек стула, обвел всех в комнате робким, просящим взглядом, кашлянул.
– Вот и люди скажут: Велинги свой долг знают, они всегда…
– Все правильно, дядя Гуго, да к чему ты клонишь?
Старик опять кашлянул, помолчал напряженно, потом резко вздернул бородку:
– Решил я, Питер. Ухожу с детьми домой. Отвоевали.
В комнате стало очень тихо. Петр вроде и не шевелился, а под ним скрипнула половица. Первым заговорил Антонис.
– Что же это получается? – Он тоже обвел всех сумрачным взглядом. – Воюем хорошо, – значит, надо домой? Чепуха это получается! Все мы вроде воюем хорошо, – значит, всем надо по домам?
Гуго Велинг сердито повел острым плечом, сверкнул на Антониса глазом, закричал:
– Тебе бы, Мемлинг, лучше помолчать! Всем известно, что ты почти байвонер, своей-то земли у тебя – курицам тесно, а у меня семь тысяч моргов! Сердце у меня за землю изболелось.
– Ты не ори на меня, дядя Гуго. Семь тысяч! Тебе, выходит, еще нужнее, чем мне, стоять насмерть за свою землю.
– А уж это я сам распоряжусь своей землей, не учи, еще молод! И жизнью своей распоряжусь, и смертью. Пусть даже англичане сгноят меня в лагере или вздернут, земля все одно моей будет, сынам останется. Вот так я решил.
Теперь он посмотрел на Петра, посмотрел вызывающе, с задором. Парни сконфуженно мялись у двери.
– Что ж, – тихо молвил Петр, – неволить не могу, – и, не зная, что еще сказать, потянулся к трубке.
Велинг разом смяк, ссутулился, бородка его сникла.
– Я бы всей душой, – забормотал он, – и дети тоже, но невозможно дальше. Я, как видишь, честно, не тайком, не как-нибудь, я прямо к тебе, Питер…
– Хорошо, дядя Гуго. Все сказано. Прощай.
Старик еще потоптался у стола, отер о штанину руку, должно быть, хотел подать ее Петру, не подал, натянул шляпу и двинулся к выходу. На пороге вырос Каамо. Велинг небрежно отстранил его плечом, опять вздернул бороденку и вышел.
– Там коммандант Диппенбек, – сказал Каамо.
Петр угрюмо молчал.
– Мне не нравится этот старик Велинг, – пробурчал Антонис. – Как бы он не пошел на подлость, чтобы выгородить себя перед англичанами.
– Ну-у, – укоризненно протянул Ян.
– Я говорю, там коммандант Диппенбек…
– Что же ты стоишь столбом? – неожиданно рявкнул на Каамо Петр. – Проси его.
Но Ганс Диппенбек, командир преторийского коммандо, без приглашения уже переступал порог. Дородный, грузный, он не спеша перекрестился, потом отвесил всем поклон, обменялся с Петром рукопожатием и, тяжко опустившись на стул, большим красным платком вытер с лица пот.
– Торопился, – сказал он. – Воевать, генерал, будем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90