— Ты никогда не говорил мне прежде, а я не спрашивал… После ранения к тебе являлся твой гений? — поинтересовался Вер.
— Как же иначе. Я перестал быть гладиатором, и он пришел расторгнуть договор.
— И что он сказал? Это очень важно.
— Ничего достойного упоминания. — Элий помолчал. — Поведал с грустным видом, что исполнять чужие желания я больше не могу. И теперь буду исполнять желания моего гения. Потом принялся наставлять, что я должен делать, а что не должен. Не иначе, он повредился во время моей клинической смерти. Я всегда чтил гения, но в этот раз не выдержал и указал наглецу на дверь.
— То есть как? — изумился Вер. — Выгнал? Как надоевшего репортера? Ты вообще… живешь как бы… без гения?
Элий кивнул.
— Но это невозможно! — Вер запнулся. — Тот, кто расстается со своим гением, сходит с ума.
— Наверное, ты прав. Иногда я близок к этому, — охотно согласился Элий. — Но достаточно почитать выступления отцов-сенаторов в «Акте диурне», чтобы убедиться, что я — самый здравомыслящий в этой компании. Подозреваю, именно гений затащил меня в курию, он всегда отличался непомерным честолюбием даже для римлянина. Но когда покровитель решил сделать меня консулом, я обманул его надежды.
Постороннему могло показаться, что Элий шутит, но Вер знал, что друг говорит вполне серьезно.
— Сегодня мой гений предсказал мне поражение в завтрашнем поединке.
Теперь настал черед Элия удивиться.
— Такого не бывает. Это запрещено.
— Кем? Богами или людьми? Или и теми, и другими вместе? Как видишь, гениям плевать на любые запреты. Лучше перейдем в триклиний, возьмем еще по чаше вина, и я все расскажу тебе по порядку, — предложил Вер.
И они перешли в триклиний. Слуга зажег настоящий масляный светильник и принес кувшин вина и чаши. За ложем хозяина в задрапированной пурпуром нише стоял бюст Элия. Совсем недавно — насколько помнил Вер — ниша была пуста.
— Марция все-таки закончила твой бюст? Прекрасная работа!
— Она расколотила три мраморные глыбы, прежде чем ей это удалось, — улыбнулся Элий. — Она клялась, что ни один резец не сможет выточить мой нос.
И он провел пальцем от переносицы к кончику носа. Нос в самом деле был очень тонок, и к тому же кривой, сломанный. Человеческая плоть может выкидывать и не такие коленца, но мрамор не всегда хочет ее копировать. Бюст получился как живой — красиво очерченный рот, начесанные на высокий лоб волосы, гладко выбритые запавшие щеки, и глаза, один чуть заметно выше другого, но оба с хитроватой прищуринкой. Несмотря на неправильность черт, лицо Элия привлекало с первого взгляда — быть может из-за грустной и в то же время доброжелательной улыбки, затаившейся в уголках губ.
— Прежде у тебя было более простодушное выражение, — заметил Вер, разглядывая бюст друга. — Если ты просидишь в сенате два срока, то станешь самой хитрой лисой курии.
— Два срока! — недоверчиво покачал головой Элий. — Это похуже, чем заключить второй гладиаторский контракт.
Хлор заменил тупой гладиаторский меч на остро отточенный, когда истекал как раз второй контракт Элия. фактически это была попытка убийства, но кто нанял Хлора, так и не удалось выяснить. Ибо Хлор скоропостижно скончался в карцере. Большинство придерживалось версии о мести Пизона. Но у банкира было неоспоримое алиби. А Вилда в «Гладиаторском вестнике» страстно доказывала, что гладиаторы имеют право сражаться острым оружием, если того пожелают. И якобы Элий этого пожелал, а Хлор исполнял желание. Почему при этом у самого Элия оказался в руках тупой меч, Вилда не разъясняла.
— Лучше поведай мне, что случилось, — попросил Элий, пригубив вино.
Вер подробно рассказал о визите Сервилии Кар, проверке списков и заключенном договоре. Когда он закончил рассказ, Элий вновь наполнил чаши, но пить не стал, поставил свою на столик черного дерева и долго смотрел, как колеблется вино в чаше.
— Ты уверен, что ее имя в самом деле чистое?
— Послушай, я не первый год обслуживаю клейма… ни я, ни Тутикан ничего не нашли.
— Твой Тутикан — глупый пьяница. Не надейся на него. Вообще никогда ни на кого не надейся, кроме себя. Задача агента — оценивать желания, распознавать, находятся ли они в общем потоке жизни или противоречат оному. Порой желание на первый взгляд кажется трудноисполнимым, но стоит его проанализировать, и понимаешь, что это простенькое человечье «хочу» карьериста. Нетрудно бывает превратить миллион сестерциев в десять — нити в полотне парок для этого существуют, надо просто переплести их по-своему. Но захочет человек летать как птица — и ни один гладиатор не выиграет для него такого желания… — Элий вздохнул. — Бывают скульптуры вне потока — они раскалываются, едва закончится полировка, или рукописи, которые сгорают, когда поставлена последняя точка. В некоторых судьбах нить парок завязана узлом так, что распутать его невозможно. Уметь желать — тоже наука. Я начал писать трактат по этому поводу, провел анализ философии желаний и трех основных ее направлений, но пока у меня нет времени закончить.
— Не говори о философии желаний. Я зубрил ее в гладиаторской школе, но так ничего и не понял. «Минимизация вреда», «Структурные деревья желаний», «Пределы риска как пределы добра и зла», «Диалектика желаний», «Вероятностные расчеты», «Роль подсознания в формулировке желаний», — чего нам только не преподавали.
— Твоя заказчица была более способной ученицей.
— Желание Сервилии Кар из разряда невозможных?
Элий задумался.
— Пожалуй, нет… Здесь что-то другое. Но вот что… С кем ты завтра сражаешься?
— Ты же знаешь, Пизон никогда не сообщает заранее имя противника. Он говорит, что выбирает по жребию. Хотя наверняка врет.
Элий нажал кнопку звонка. Вновь явился слуга. На его помятом лице читалось явное недовольство.
— Котт, принеси из библиотеки все гладиаторские книги за последние десять лет.
— Не слишком ли много? — усмехнулся Вер. — Мы будем читать их до окончания игр… — и вдруг осекся. Ему надоел собственный треп. Хотелось сказать что-нибудь серьезное, значительное, но на ум ничего не приходило.
Котт вернулся, катя тележку с огромными истрепанными книгами. Пять из них Элий передал Веру, пять других оставил себе. Но искали они напрасно. Имя Сервилии Кар в запрещенных списках не значилось. Ей беспрепятственно можно было продать клеймо — она не занималась политикой, не была осуждена, не являлась женой, матерью или дочерью заключенного, не значилась в списках запрещенных сект. Она была чиста. И все же… именно из-за договора с нею Вер должен был завтра проиграть.
— Разумеется, я могу подчиниться гению. Но не подчинюсь. Сдохну, а не уступлю, — произнес Юний Вер с неожиданной злобой. — Знать заранее, что проиграешь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109