ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Гении не умеют создавать новые миры.
— Они разрушат старый и создадут на его месте новый… В основе любого мира лежит душа. Душа человека, бога, гения, не важно… Души гениев не подходят — они слишком стары. Так же, как и боги. Души людей гениям кажутся примитивными. Поэтому… Они решили взять душу полугения-получеловека. Новую, молодую душу.
— Душу Летиции? Выходит, ты знаешь?..
— Что она — твоя дочь? Ну вроде как знаю.
— Откуда?! — Гений Империи застонал, утратив на мгновение самообладание.
— Важные секреты всегда узнают на кухне.
— Значит, ее пророчество разрушит наш мир, а ее душа создаст новый? Ржавчина с копья Ахилла?
— Когда она умрет, все и начнется. Нечто вроде жертвоприношения…
Гений кухонных работников прикусил губу, испугавшись того, что только что сказал. Он выдал Гюна и Гэла. Гений Объединения кухонного персонала всегда недолюбливал этих двоих. Но, к несчастью, гений Империи вряд ли успеет им помешать. Колесо Фортуны вращалось с невероятной скоростью. Все менялось каждую секунду. Остановить безумное вращение было уже никому не под силу…
Гений Империи сидел несколько секунд неподвижно, потом подцепил на вилку шмоток салата, медленно прожевал, восхищенно приподнял брови и одобрительно похлопал гения кухни по плечу.
— Благодарю тебя, гений кухни, ты всегда был очаровательным существом. Знал свое дело — что само по себе замечательно. И ведал не так уж мало. Недаром твои собратья решили тебя прикончить.
И гений Империи исчез, оставив в воздухе слепящий платиновый след, который спустя мгновение растаял.
— Официант! — срывающимся голосом выкрикнул гений кухонных работников.
Юноша в белой тунике и в венке из свежих роз тут же возник возле его стола.
— Немедленно весь список блюд. Сейчас же! — потребовал красавец гений, стуча серебряной вилкой по золотому кубку.
Официант едва не уронил бутылку с вином.
— Весь список! Помилуй, доминус. И десять человек не смогут съесть!
— Все блюда, какие только есть на кухне, — не терпящим возражений тоном приказал гений кухонных работников. — Мне кажется, что сегодня я ем в последний раз.
Элий вернулся на виллу к Кассию после полудня. Он не помнил, как приехал. Может, кто-то довез его? Ему казалось, что да… механик с колонки вызвался отвезти его обратно. Часть дороги Элий спал или бредил и очнулся, сидя на ступенях террасы. Кажется, он видел Марцию. Он даже говорил с нею… И — о, боги! — он отказался от нее.
Да, точно. Она заставила его выбирать. Чтобы всякий раз, вспоминая, он упрекал себя — не ее. Он не знал, за что она ему мстила. За то, что всегда он хотел невозможного? Или за то, что он был таков, каким был?..
Появился Кассий, дал ему выпить горсть таблеток, как будто таблетки могли помочь. Элий заснул, сидя на ступенях террасы. Во сне он вновь разговаривал с Марцией — она задавала ему какие-то дурацкие загадки, и он не мог ни одной решить. Тогда она превращалась в сфинкса и говорила: «Я тебя съем!» И хохотала, открывая огромный зубастый рот, но даже в столь безобразном виде она была прекрасна.
Во второй раз он проснулся у себя в комнате. Элий долго смотрел, как солнце, пробиваясь сквозь густую зелень, скользит по стене. Он помнил, что в его комнату солнце заглядывает к вечеру; Значит, уже вечер. Летиция дремала в кресле. И солнечный луч медленно подбирался к ее склоненному лицу.
— Сколько часов я спал?
Летиция вскочила и затрясла головой, смеясь. Счастливая, она умела смеяться.
— Тебе лучше, да? Сердце не болит?
Элий ощупал грудь. Сердце почему-то не болело. Его просто не было.
Летиция убежала. Опять так же легко, невесомо, будто ветерок ее нес, а не резвые ноги. Хорошо быть легкой, как воздух. Элий взял со стола кубок с водой. Вода горчила. Вода из чистейших родников горчила. Это не к добру. Все не к добру. И боги не всемогущи. И Космический разум, управляющий Вселенной, вел мир не к добру и не добр был к каждому отдельному человеку. Космический разум уступает злу, болезни и пороку. Он уступает каждого из нас по очереди, как фигуры в неведомой игре. А мы сражаемся за него. Преторианцы загадочного императора, которого никогда не увидим на поле боя. Почему он не придет? Может быть, потому, что рядом с ним мы утратим свою значимость? Пли человеческий глаз не способен его узреть, как человеческий разум не в силах понять? И только боги порой разговаривают с ним.
Сейчас Элий мог думать либо о бесконечности, либо о мелочах. Думать о Марции он не мог. Если бы Элий по-прежнему был гладиатором, он бы вышел на арену и бился, чтобы подарить ей кусочек счастья. Но сейчас он сражается на другой арене. Но он все равно будет драться. До конца.
На террасе послышалось шлепанье ног — тяжелое — Кассия и легкое почти неслышное — Летти. Хорошо, что она здесь. Когда она рядом, легче.
Кассий завладел его рукой и пощупал пульс, потом долго водил стетоскопом по груди и наконец облегченно выдохнул:
— Все как будто в норме. — И тут же стал упрекать: — Ты выходил из «тени»! Но я же запретил! Ты не понимаешь, что это значит! Куда тебя понесло, скажи на милость?!
— Я виделся с Марцией.
— Что? — Кассий решил, что Элий бредит. — Где виделся? Когда?
— Утром. На дороге. Она уехала из Рима. Навсегда. Я ее бросил.
— Что за чушь. Ты бросил ее?
— Да. Она сказала — выбирай. Я уезжаю. Уезжай со мной. Или оставайся. Но без меня. Я остался. Она хотела, чтобы я остался. И чтобы я выбрал. Не она. Так больнее. Это ее немного утешит. Я рад.
Кассий ничего не понимал в этом полубреду. Его поражало, как легко Элий говорит о своей потере. Но то была обманчивая легкость. Боль и легкость — эти два чувства Элий испытывал одновременно. Состояние ни с чем не сравнимое. Души нет. Прошлого нет. Марция потеряна — он помнил об этом каждую секунду. Почему бы после этого не шагать над пропастью, оттолкнув от себя землю? У него кружилась голова. Но он не должен упасть. Надо перейти на другую сторону и начать жить новой жизнью, не похожей на прежнюю.
— Немедленно уезжаем, — сказал медик. — Хотя скорее всего уже поздно и гении устроили нам ловушку. У тебя есть полчаса на сборы. — Кассий пытался скрыть свою досаду, но у него плохо получалось, и он не удержался от упрека: — Мать Летти поручила охранять мне девочку. Я дал слово, что буду заботиться только о ней. И тут же его нарушил. И решил помочь еще и тебе. И вот я наказан за свою самонадеянность.
— Не ругай его, — вмешалась Летти, со смелостью истинно ребячьей, когда любимица уверена, что старшие ни за что ее не накажут, а приятеля-проказника могут высечь за ничтожную провинность. — Он не виноват.
— Не сочти это за попытку оправдаться или за самонадеянность, но я могу спасти Легацию… — Элий протянул девочке руку. — Иди сюда…
В его жесте не было ни тепла, ни нежности — чисто механическое движение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109