Имя его — Александр.
— Кто-нибудь слышал последний анекдот о Цезаре? — оживился Кумий. — Он отправился в Субуру, но не смог трахнуть ни одной шлюхи, потому что у него не оказалось члена.
— Кумий, твоя шутка не эстетична, — одернула его домна Сервилия.
— О, ныне поэзия — это все, что не эстетично, домна. Таков наш век.
— Мы сами его сделали таким, — вздохнул оратор. — О, где она, божественная, навсегда утраченная Эллада, родина великого Искусства.
— Все там же, — сказал Вер. — И железнодорожный билет до Афин стоит триста сестерциев.
Эту комнату Небесного дворца боги, гении и смертные (если таковым дозволялось здесь бывать) всегда обходили стороной. Здесь даже небожители старались не говорить лишнего. Разумеется, сюда, потрясая пе-руном, мог вторгнуться Юпитер и потребовать, чтобы срочно изменили судьбу какого-нибудь смертного. Порой Минерва долго вела беседы, указывая хозяйкам комнаты на логические ошибки в их узорах. И часто Венера, разъяренная, появлялась здесь и, грозя немыслимыми бедами, требовала распустить пряжу. А вот Купидон не являлся никогда. Но каждый его выстрел заставлял прях связывать друг с другом самые неподходящие нити.
Да, боги не любили здесь появляться. Ибо комната эта принадлежала трем Паркам, суровым старухам, властительницам судеб. В зависимости от узора бесконечного полотна, что ткали они, не покладая рук, складывалась жизнь смертных. И Парки не любили что-либо менять в своем рукоделии. Ну только, если боги очень настаивали, то и тогда… Когда-то очень давно, еще до Гомера, место Парок занимала одна-единственная Мойра, она ткала свою непрерывную нить судьбы, и сам Зевс, глава греческого пантеона, не мог ничего сделать с Мойрой, ибо не мог совершить ничего несправедливого и неразумного. Но потом боги приобрели полную свободу, а Парки вплотную занялись людскими судьбами, и справедливость больше не влияла на замысловатую пряжу, но лишь прихоть и злая ирония трех старух определяли человеческую судьбу. Да, боги больше не зависели от этих трех старых богинь невысокого ранга. Но боги порой зависят от зависимости других, и очень обидно ощутить бессилие там, где ты мнил себя всемогущим.
Клото, самая младшая из Парок, пряла пряжу. Лахесис вытягивала нить, назначая человеку жребий. Антропос, когда ей того хотелось, безжалостно перерезала нитку. С утра до вечера и с вечера до утра ткалось замысловатое полотно.
Люди не всегда верно представляют работу Парок. Почему-то они воображают, что судьба каждого необычайно интересует трех старух. На самом деле Парки равнодушны к большинству людей. Зачастую они просто не успевают следить за всеми судьбами. Уже происшедшие события связывают узлы сами собой. И сплетается узор, неотвратимая сеть простого человека. Судьбу смертного определяют события заурядные. Своей многочисленностью они задавливают его, как снег засыпает путника на склонах Альп. Очередной эдикт императора, землетрясение, новый закон сената, смерть патрона, болезнь родителей, начало войны или новый договор с виками, предательство друга, надменность любимой, болезнь ребенка — и жизнь от рождения до смерти уже определена другими, и сам человек так мало может в ней изменить.
Большинство нитей шерстяные — пошлая, неинтересная судьба. Они рвались, не вызывая у Антропос ни капли интереса. Но порой в ткань вплетались нити серебряные — за хитрым узором серебра старухи следили с любопытством, то и дело подправляя узор. И наконец, время от времени посверкивало там и здесь золото. Золото было под особым вниманием старух. Прежде чем перерезать золотую нить, Антропос докладывал об этом самому Юпитеру — когда он проявлял к работе Парок интерес.
Но чаще, чем боги, и гораздо чаще, чем смертные, в комнате этой появлялись гении. Те, кто постеснительнее и поскромнее, жались к стенам, наглецы же входили сюда как к себе домой. Здесь совершались самые удивительные договоры и сделки. Старух ничто не интересовало ни в небесах, ни на земле, кроме замысловатости узора, который появлялся ниоткуда и исчезал в никуда. «А вот не переплести ли нам эту ниточку поинтересней», — предлагал гений, ибо, кроме безумного любопытства, старухи не имели иных слабостей. «Представляешь, как будет здорово, если мы завяжем здесь узелок», — советовал другой. «А это будет воистину божественным решением», — уверял третий. Старухи были падки на лесть.
Но без малого тысячу лет назад для трех богинь кончилось свободное творчество. Ибо Юпитер нашел на них управу. Наверное, он долго смеялся, когда сплел бессмысленную жестокость гладиаторских игр со странными забавами старух. Такой узел распутать никому не под силу! Теперь время от времени в крошечное окошечко комнатки сыпались узорные клейма и падали на полотно Парок, как осенние листья на поверхность воды. И тогда замысловатый узор судеб менялся без вмешательства суровых богинь, и старухи лишь зло стискивали губы, глядя, как люди сами выбирают для себя нелепые и странные пути. Зато в перерывах между играми Парки резвились в свое удовольствие. Они могли так запутать пряжу и оборвать столько нитей, что полотно превращалось в безобразный комок — серый клубок шерсти без единого золотого высверка. Золото и серебро всегда можно спрятать под слоем серого так, что ему недостанет никаких сил прорваться наружу. И вновь являлись гении и вновь уговаривали: «А если…», «представь, Лахесис», «Клото, дерзни…».
И раскручивали клубок, извлекая серебряные и золотые нити на поверхность…
В этот вечер, глядя на выпавшие на узорное полотно девяносто девять клейм, Клото с усмешкой заметила:
— Я хотела отправить этого типа в карцер, а он идет в храм, чтобы принести жертвы богам перед своим усыновлением.
— Что будет дальше? — спросила Лахесис, склоняясь над полотном и ведя пальцем по тонкой серебряной линии. — О, этого не может быть…
— Люди и не такое придумают, — презрительно фыркнула Клото.
— Мы должны сообщить обо всем Юпитеру, — прошептала Антропос.
Сестры смотрели на полотно и не двигались. Полотно замерло. Тысячи людских судеб ожидали своего решения. Чья-то смерть и чье-то счастье отдалились на долгие-долгие секунды.
— Нет, — твердым голосом объявила Клото. — Юпитер придумал эту дурацкую забаву с клеймами и исполнением желаний. Пусть сам ее и расхлебывает. К тому же нить всего лишь из серебра. И мы ничего не скажем Юпитеру.
Глава 6
Шестой день Аполлоновых игр
Перерыв в гладиаторских поединках в Колизее
«Вчера, после окончания главного поединка между Клодией и Авреолом, который закончился поражением Авреола, на трибунах Колизея вспыхнули беспорядки. К сожалению, мы вынуждены сообщить, что трое граждан из зрителей были ранены, а один преторианский гвардеец убит выстрелом в упор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
— Кто-нибудь слышал последний анекдот о Цезаре? — оживился Кумий. — Он отправился в Субуру, но не смог трахнуть ни одной шлюхи, потому что у него не оказалось члена.
— Кумий, твоя шутка не эстетична, — одернула его домна Сервилия.
— О, ныне поэзия — это все, что не эстетично, домна. Таков наш век.
— Мы сами его сделали таким, — вздохнул оратор. — О, где она, божественная, навсегда утраченная Эллада, родина великого Искусства.
— Все там же, — сказал Вер. — И железнодорожный билет до Афин стоит триста сестерциев.
Эту комнату Небесного дворца боги, гении и смертные (если таковым дозволялось здесь бывать) всегда обходили стороной. Здесь даже небожители старались не говорить лишнего. Разумеется, сюда, потрясая пе-руном, мог вторгнуться Юпитер и потребовать, чтобы срочно изменили судьбу какого-нибудь смертного. Порой Минерва долго вела беседы, указывая хозяйкам комнаты на логические ошибки в их узорах. И часто Венера, разъяренная, появлялась здесь и, грозя немыслимыми бедами, требовала распустить пряжу. А вот Купидон не являлся никогда. Но каждый его выстрел заставлял прях связывать друг с другом самые неподходящие нити.
Да, боги не любили здесь появляться. Ибо комната эта принадлежала трем Паркам, суровым старухам, властительницам судеб. В зависимости от узора бесконечного полотна, что ткали они, не покладая рук, складывалась жизнь смертных. И Парки не любили что-либо менять в своем рукоделии. Ну только, если боги очень настаивали, то и тогда… Когда-то очень давно, еще до Гомера, место Парок занимала одна-единственная Мойра, она ткала свою непрерывную нить судьбы, и сам Зевс, глава греческого пантеона, не мог ничего сделать с Мойрой, ибо не мог совершить ничего несправедливого и неразумного. Но потом боги приобрели полную свободу, а Парки вплотную занялись людскими судьбами, и справедливость больше не влияла на замысловатую пряжу, но лишь прихоть и злая ирония трех старух определяли человеческую судьбу. Да, боги больше не зависели от этих трех старых богинь невысокого ранга. Но боги порой зависят от зависимости других, и очень обидно ощутить бессилие там, где ты мнил себя всемогущим.
Клото, самая младшая из Парок, пряла пряжу. Лахесис вытягивала нить, назначая человеку жребий. Антропос, когда ей того хотелось, безжалостно перерезала нитку. С утра до вечера и с вечера до утра ткалось замысловатое полотно.
Люди не всегда верно представляют работу Парок. Почему-то они воображают, что судьба каждого необычайно интересует трех старух. На самом деле Парки равнодушны к большинству людей. Зачастую они просто не успевают следить за всеми судьбами. Уже происшедшие события связывают узлы сами собой. И сплетается узор, неотвратимая сеть простого человека. Судьбу смертного определяют события заурядные. Своей многочисленностью они задавливают его, как снег засыпает путника на склонах Альп. Очередной эдикт императора, землетрясение, новый закон сената, смерть патрона, болезнь родителей, начало войны или новый договор с виками, предательство друга, надменность любимой, болезнь ребенка — и жизнь от рождения до смерти уже определена другими, и сам человек так мало может в ней изменить.
Большинство нитей шерстяные — пошлая, неинтересная судьба. Они рвались, не вызывая у Антропос ни капли интереса. Но порой в ткань вплетались нити серебряные — за хитрым узором серебра старухи следили с любопытством, то и дело подправляя узор. И наконец, время от времени посверкивало там и здесь золото. Золото было под особым вниманием старух. Прежде чем перерезать золотую нить, Антропос докладывал об этом самому Юпитеру — когда он проявлял к работе Парок интерес.
Но чаще, чем боги, и гораздо чаще, чем смертные, в комнате этой появлялись гении. Те, кто постеснительнее и поскромнее, жались к стенам, наглецы же входили сюда как к себе домой. Здесь совершались самые удивительные договоры и сделки. Старух ничто не интересовало ни в небесах, ни на земле, кроме замысловатости узора, который появлялся ниоткуда и исчезал в никуда. «А вот не переплести ли нам эту ниточку поинтересней», — предлагал гений, ибо, кроме безумного любопытства, старухи не имели иных слабостей. «Представляешь, как будет здорово, если мы завяжем здесь узелок», — советовал другой. «А это будет воистину божественным решением», — уверял третий. Старухи были падки на лесть.
Но без малого тысячу лет назад для трех богинь кончилось свободное творчество. Ибо Юпитер нашел на них управу. Наверное, он долго смеялся, когда сплел бессмысленную жестокость гладиаторских игр со странными забавами старух. Такой узел распутать никому не под силу! Теперь время от времени в крошечное окошечко комнатки сыпались узорные клейма и падали на полотно Парок, как осенние листья на поверхность воды. И тогда замысловатый узор судеб менялся без вмешательства суровых богинь, и старухи лишь зло стискивали губы, глядя, как люди сами выбирают для себя нелепые и странные пути. Зато в перерывах между играми Парки резвились в свое удовольствие. Они могли так запутать пряжу и оборвать столько нитей, что полотно превращалось в безобразный комок — серый клубок шерсти без единого золотого высверка. Золото и серебро всегда можно спрятать под слоем серого так, что ему недостанет никаких сил прорваться наружу. И вновь являлись гении и вновь уговаривали: «А если…», «представь, Лахесис», «Клото, дерзни…».
И раскручивали клубок, извлекая серебряные и золотые нити на поверхность…
В этот вечер, глядя на выпавшие на узорное полотно девяносто девять клейм, Клото с усмешкой заметила:
— Я хотела отправить этого типа в карцер, а он идет в храм, чтобы принести жертвы богам перед своим усыновлением.
— Что будет дальше? — спросила Лахесис, склоняясь над полотном и ведя пальцем по тонкой серебряной линии. — О, этого не может быть…
— Люди и не такое придумают, — презрительно фыркнула Клото.
— Мы должны сообщить обо всем Юпитеру, — прошептала Антропос.
Сестры смотрели на полотно и не двигались. Полотно замерло. Тысячи людских судеб ожидали своего решения. Чья-то смерть и чье-то счастье отдалились на долгие-долгие секунды.
— Нет, — твердым голосом объявила Клото. — Юпитер придумал эту дурацкую забаву с клеймами и исполнением желаний. Пусть сам ее и расхлебывает. К тому же нить всего лишь из серебра. И мы ничего не скажем Юпитеру.
Глава 6
Шестой день Аполлоновых игр
Перерыв в гладиаторских поединках в Колизее
«Вчера, после окончания главного поединка между Клодией и Авреолом, который закончился поражением Авреола, на трибунах Колизея вспыхнули беспорядки. К сожалению, мы вынуждены сообщить, что трое граждан из зрителей были ранены, а один преторианский гвардеец убит выстрелом в упор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109