Они с вами хотят встретиться завтра официально. Официально, поняли? Так что перезвоните мне немедленно. — По тому, как Киллиан произнес слово «официально», Шерман понял, что это условное выражение, на случай, если их разговор мог кто-то слышать.
— Хорошо, — сказал Шерман. Спокойно. — Спасибо. — Он положил трубку на аппарат, стоявший на столике ирландского чиппендейла, и в ошеломлении опять уселся в высокое кресло.
Лопвитц продолжал так, словно этого телефонного разговора не было вовсе.
— Как я уже говорил вам, Шерман, дело не в том, что компания «Пирс-и-Пирс» из-за вас понесла убытки. Я не об этом. С «Жискарами» идея была хорошая. Замечательно все было разработано, и вы много об этом думали. Однако я к тому, что, господи, вы работали над этим четыре месяца и вы у нас по таким делам человек номер один. Так что дело не в деньгах, которые компания из-за вас потеряла, дело в том, как вы-то сами теперь — вы, вроде бы лучший наш специалист, а тут целая серия провалов, и я вот что хочу сказать…
Лопвитц умолк и с удивлением смотрел, как Шерман без единого слова поднимается из кресла. Шерман знал, что делает, но в то же время, казалось, действовал совершенно безотчетно. Он не мог просто так взять встать и посреди серьезного разговора о его служебном несоответствии повернуться спиной к Джину Лопвитцу, и тем не менее он не мог сидеть более ни секунды.
— Джин, — сказал он, — вы уж меня извините. Но я должен вас покинуть.
Собственный свой голос он слышал словно со стороны.
— Мне ужасно неловко, но мне очень надо.
Продолжая сидеть, Лопвитц смотрел на него как на умалишенного.
— Из-за этого звонка, — пояснил Шерман. — Извините.
Он пошел из кабинета вон. Боковым зрением он видел, что Лопвитц провожает его взглядом.
В операционном зале компании утреннее безумие достигло своей крайней точки. Продвигаясь к своему столу, Шерман словно плыл сквозь дурман.
— …Октябрьские девяносто два на доллар…
— ..А я говорю, мы этих мудаков разденем!
О, вожделенные золотые крошки… До чего все это теперь выглядит бессмысленным..,
Едва он сел за стол, подошел Аргуэльо и говорит:
— Шерман, ты что-нибудь знаешь про десять миллионов «Джошуа Три Эс-энд-Эл»?
Шерман махнул на него рукой так, как предупреждают человека, чтобы тот не приближался к пожару или к краю пропасти. Заметил, что палец, набирающий номер Киллиана, касаясь кнопок аппарата, дрожит. Ответила секретарша, и у Шермана перед глазами возник ослепительно ярко освещенный холл приемной в старом здании на Рид-стрит. Киллиан моментально взял трубку.
— Вы там говорить можете? — спросил он.
— Да. Что вы имели в виду, дескать, они хотят встретиться со мной официально?
— Прихватить вас хотят. Это неэтично, никому не нужно, вообще дерьмо собачье, но это то, что они намереваются сделать.
— Прихватить меня? — Едва произнеся это, он с ужасом почувствовал, что понимает смысл выражения Киллиана. Вопрос был скорее непроизвольной мольбой, исторгнутой самой его центральной нервной системой, — давай скажи, что я не прав!
— Они хотят взять вас под арест. Отвратительно. Им следовало бы собрать материалы и представить суду присяжных, а там уж как решит суд. Берни это знает, но Вейссу нужен быстрый арест, чтобы выскочить из-под давления прессы.
От слов «взять под арест» у Шермана в глотке пересохло. Остальное — пустая болтовня.
— Под арест? — еле выговорил.
— Вейсс просто скотина, — сказал Киллиан, — а с прессой ведет себя как последняя проститутка.
— Под арест? Неужто вы это серьезно? — Только бы это оказалось не правдой! — Что они могут… в чем они меня обвиняют?
— Халатность за рулем, бегство с места происшествия и несообщение властям.
— Прямо не верится. — Только бы развеялось! — Халатность за рулем? Но из того, что вы сказали… я к тому, что, как они могут? Я даже не был за рулем!
— Их свидетель утверждает обратное. Берни говорит, что свидетель указал на вашу фотографию, выделив ее из целой груды.
— Но я не был за рулем!
— Я только говорю вам то, что Берни сказал мне. Он говорит, что свидетель указал также цвет вашей машины и ее марку.
Шерман слышал свое громкое и частое дыхание, слышал гомон рабочего зала.
Голос Киллиана:
— Вы слушаете?
Шерман, хрипло:
— Да… Кто же этот их свидетель?
— Он не сказал.
— Это что — тот второй парень?
— Он не сказал мне.
— Или — господи! — Мария?
— Этого он мне не скажет.
— Но он хотя бы что-нибудь сказал про женщину в машине?
— Нет. На данном этапе они не станут разглашать детали следствия. Но погодите. Дайте я вам кое-что объясню. Это не будет так скверно, как вы подумали. У меня с Берни договоренность. Я могу сам привезти вас туда и сдать с рук на руки. Вы входите и выходите.
Трах-бах!
Вхожу и выхожу — откуда? Но выговорилось только:
— Сдать… меня?
— Да. А пожелай они, могли бы приехать к вам домой, арестовать и отвезти туда в наручниках.
— Туда — это куда?
— В Бронкс. Но этого не будет. У меня с Берни договоренность. И к тому времени, когда они выдадут заявление для прессы, вас там уже не будет. Будьте и этим довольны.
Для прессы… Бронкс… сдать меня… халатность за рулем… одна идиотская абстракция за другой. Внезапно он почувствовал яростное желание как-то визуализировать то, что должно произойти, не важно, что именно, как-то увидеть, а не только ощущать натиск страшной давящей силы.
Киллиан вновь:
— Вы слушаете?
— Да.
— Благодарите Берни Фицгиббона. Помните, что я говорил вам насчет контрактов? Это контракт между мной и Берни.
— Слушайте, — остановил его Шерман. — Мне надо зайти поговорить с вами.
— Я сейчас спешу в суд. Уже — опаздываю. Но к часу освобожусь. Около часу заходите. Все равно ведь вам, наверно, пара часов понадобится.
На сей раз Шерман понял в точности, что имеет в виду Киллиан.
— Боже! — проговорил он севшим голосом. — Надо ведь с женой поговорить. Она еще ни сном ни духом… — Он говорил скорее сам с собой, чем с Киллианом. — А еще дочь, родители… и Лопвитц… Прямо не знаю… У меня слов нет — это же абсолютно невероятно!
— Прямо будто опору из-под ног вышибли, верно? Самая естественная штука на свете. Вы же не преступник. Но это не будет так скверно, как вы думаете. Вовсе не факт, что у них дело подготовлено. Просто они вообразили, будто имеют на руках достаточно, чтобы произвести ход. Так что я вам вот что скажу. Или, вернее, повторю еще раз. Вам придется кое-кому рассказать, что случилось, но в детали не вдавайтесь. Жене — что ж, то, что вы скажете жене, — это ваше семейное дело, тут я не указчик. Но кому бы то ни было другому — никаких подробностей. Все может быть использовано против вас.
Теплая волна грусти накатила на Шермана. Что сказать Кэмпбелл? И чего она наберется от других — люди ведь будут говорить о нем!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213
— Хорошо, — сказал Шерман. Спокойно. — Спасибо. — Он положил трубку на аппарат, стоявший на столике ирландского чиппендейла, и в ошеломлении опять уселся в высокое кресло.
Лопвитц продолжал так, словно этого телефонного разговора не было вовсе.
— Как я уже говорил вам, Шерман, дело не в том, что компания «Пирс-и-Пирс» из-за вас понесла убытки. Я не об этом. С «Жискарами» идея была хорошая. Замечательно все было разработано, и вы много об этом думали. Однако я к тому, что, господи, вы работали над этим четыре месяца и вы у нас по таким делам человек номер один. Так что дело не в деньгах, которые компания из-за вас потеряла, дело в том, как вы-то сами теперь — вы, вроде бы лучший наш специалист, а тут целая серия провалов, и я вот что хочу сказать…
Лопвитц умолк и с удивлением смотрел, как Шерман без единого слова поднимается из кресла. Шерман знал, что делает, но в то же время, казалось, действовал совершенно безотчетно. Он не мог просто так взять встать и посреди серьезного разговора о его служебном несоответствии повернуться спиной к Джину Лопвитцу, и тем не менее он не мог сидеть более ни секунды.
— Джин, — сказал он, — вы уж меня извините. Но я должен вас покинуть.
Собственный свой голос он слышал словно со стороны.
— Мне ужасно неловко, но мне очень надо.
Продолжая сидеть, Лопвитц смотрел на него как на умалишенного.
— Из-за этого звонка, — пояснил Шерман. — Извините.
Он пошел из кабинета вон. Боковым зрением он видел, что Лопвитц провожает его взглядом.
В операционном зале компании утреннее безумие достигло своей крайней точки. Продвигаясь к своему столу, Шерман словно плыл сквозь дурман.
— …Октябрьские девяносто два на доллар…
— ..А я говорю, мы этих мудаков разденем!
О, вожделенные золотые крошки… До чего все это теперь выглядит бессмысленным..,
Едва он сел за стол, подошел Аргуэльо и говорит:
— Шерман, ты что-нибудь знаешь про десять миллионов «Джошуа Три Эс-энд-Эл»?
Шерман махнул на него рукой так, как предупреждают человека, чтобы тот не приближался к пожару или к краю пропасти. Заметил, что палец, набирающий номер Киллиана, касаясь кнопок аппарата, дрожит. Ответила секретарша, и у Шермана перед глазами возник ослепительно ярко освещенный холл приемной в старом здании на Рид-стрит. Киллиан моментально взял трубку.
— Вы там говорить можете? — спросил он.
— Да. Что вы имели в виду, дескать, они хотят встретиться со мной официально?
— Прихватить вас хотят. Это неэтично, никому не нужно, вообще дерьмо собачье, но это то, что они намереваются сделать.
— Прихватить меня? — Едва произнеся это, он с ужасом почувствовал, что понимает смысл выражения Киллиана. Вопрос был скорее непроизвольной мольбой, исторгнутой самой его центральной нервной системой, — давай скажи, что я не прав!
— Они хотят взять вас под арест. Отвратительно. Им следовало бы собрать материалы и представить суду присяжных, а там уж как решит суд. Берни это знает, но Вейссу нужен быстрый арест, чтобы выскочить из-под давления прессы.
От слов «взять под арест» у Шермана в глотке пересохло. Остальное — пустая болтовня.
— Под арест? — еле выговорил.
— Вейсс просто скотина, — сказал Киллиан, — а с прессой ведет себя как последняя проститутка.
— Под арест? Неужто вы это серьезно? — Только бы это оказалось не правдой! — Что они могут… в чем они меня обвиняют?
— Халатность за рулем, бегство с места происшествия и несообщение властям.
— Прямо не верится. — Только бы развеялось! — Халатность за рулем? Но из того, что вы сказали… я к тому, что, как они могут? Я даже не был за рулем!
— Их свидетель утверждает обратное. Берни говорит, что свидетель указал на вашу фотографию, выделив ее из целой груды.
— Но я не был за рулем!
— Я только говорю вам то, что Берни сказал мне. Он говорит, что свидетель указал также цвет вашей машины и ее марку.
Шерман слышал свое громкое и частое дыхание, слышал гомон рабочего зала.
Голос Киллиана:
— Вы слушаете?
Шерман, хрипло:
— Да… Кто же этот их свидетель?
— Он не сказал.
— Это что — тот второй парень?
— Он не сказал мне.
— Или — господи! — Мария?
— Этого он мне не скажет.
— Но он хотя бы что-нибудь сказал про женщину в машине?
— Нет. На данном этапе они не станут разглашать детали следствия. Но погодите. Дайте я вам кое-что объясню. Это не будет так скверно, как вы подумали. У меня с Берни договоренность. Я могу сам привезти вас туда и сдать с рук на руки. Вы входите и выходите.
Трах-бах!
Вхожу и выхожу — откуда? Но выговорилось только:
— Сдать… меня?
— Да. А пожелай они, могли бы приехать к вам домой, арестовать и отвезти туда в наручниках.
— Туда — это куда?
— В Бронкс. Но этого не будет. У меня с Берни договоренность. И к тому времени, когда они выдадут заявление для прессы, вас там уже не будет. Будьте и этим довольны.
Для прессы… Бронкс… сдать меня… халатность за рулем… одна идиотская абстракция за другой. Внезапно он почувствовал яростное желание как-то визуализировать то, что должно произойти, не важно, что именно, как-то увидеть, а не только ощущать натиск страшной давящей силы.
Киллиан вновь:
— Вы слушаете?
— Да.
— Благодарите Берни Фицгиббона. Помните, что я говорил вам насчет контрактов? Это контракт между мной и Берни.
— Слушайте, — остановил его Шерман. — Мне надо зайти поговорить с вами.
— Я сейчас спешу в суд. Уже — опаздываю. Но к часу освобожусь. Около часу заходите. Все равно ведь вам, наверно, пара часов понадобится.
На сей раз Шерман понял в точности, что имеет в виду Киллиан.
— Боже! — проговорил он севшим голосом. — Надо ведь с женой поговорить. Она еще ни сном ни духом… — Он говорил скорее сам с собой, чем с Киллианом. — А еще дочь, родители… и Лопвитц… Прямо не знаю… У меня слов нет — это же абсолютно невероятно!
— Прямо будто опору из-под ног вышибли, верно? Самая естественная штука на свете. Вы же не преступник. Но это не будет так скверно, как вы думаете. Вовсе не факт, что у них дело подготовлено. Просто они вообразили, будто имеют на руках достаточно, чтобы произвести ход. Так что я вам вот что скажу. Или, вернее, повторю еще раз. Вам придется кое-кому рассказать, что случилось, но в детали не вдавайтесь. Жене — что ж, то, что вы скажете жене, — это ваше семейное дело, тут я не указчик. Но кому бы то ни было другому — никаких подробностей. Все может быть использовано против вас.
Теплая волна грусти накатила на Шермана. Что сказать Кэмпбелл? И чего она наберется от других — люди ведь будут говорить о нем!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213