— Даже если твои заказчики — пошлые и вульгарные люди, все равно это — что-то настоящее, что можно описать словами, что дает удовлетворение, пусть внешнее, пусть кратковременное, но по крайней мере, про это можно рассказать своему ребенку. А у вас в «Пирс-и-Пирсе», как вы хоть друг другу-то объясняете, чем вы там занимаетесь изо дня в день?
И вдруг — громкий плач. Кэмпбелл. Слезы по мордашке ручьями. Шерман обнимает ее, но детское тельце — как натянутая струна.
— Успокойся, малышка, все в порядке.
Джуди встала, подошла и тоже обнимает дочку.
— Ну что ты, Кэмпбелл, Кэмпбелл, Кэмпбелл, моя хорошая? Мы с папой просто шутили.
Поллард Браунинг за соседним столиком оглядывается на них. И Роли оглядывается. И вообще все лица повернуты к ребенку, которого обидели.
Из-за того, что они оба обнимают Кэмпбелл, Шерман видит лицо Джуди совсем близко. Задушил бы ее. Покосился на родителей — они в ужасе.
Отец встает.
— Пойду выпью мартини, — говорит он. — Вы тут для меня все чересчур современные.
* * *
Суббота! Выходной день в СоХо <СоХо — район Нью-Йорка на южной оконечности Мзнхэттена. Название сочинено для рекламы — по начальным слогам South of Houston (к югу от Хаустан-стрит) — в подражание лондонскому кварталу Сохо.> ! Не прождав и двадцати минут, Ларри Крамер и его жена Рода, Грег Розенволд и Мэри-Лу, с которой Грег живет, а также Герман Раппапорт и его жена Сьюзан усаживаются за столик у окна в ресторане «Хайфонская гавань». Окно выходит на Вест-Бродвей, и там так сияет и искрится весенний солнечный день, что даже городская копоть не в силах его затмить. Не в силах его затмить и зависть, которую Крамер питает к Грегу Розенволду. Они с Грегом и Германом были однокашниками в Нью-Йоркском университете. Вместе состояли в Студенческом союзе. Герман теперь работает рядовым редактором в большом издательстве «Патнем», через него в свое время и Рода устроилась в редакцию «Уеверли-Плейс букс». Крамер — прокурорский помощник в Бронксе, там таких, как он, помощников, 245 человек. А вот Грег, Грег в модном костюме, с роскошной блондинкой Мэри-Лу под боком, — журналист и печатается в «Голосе Гринич-Виллидж». Он пока в их компании бывших университетских умников — единственная звезда. И это заметно всю дорогу. Остальные скажут слово и сразу поглядывают на Грега: как, мол, он отнесется?
Вот и сейчас Герман говорит:
— Вы бывали в ресторане «Дин и Де Лука»? Цены случаем не посмотрели по карте? Там копченая шотландская семга… стоит… тридцать три доллара фунт. Мы со Сьюзан заглянули было один раз.
И смотрит на Грега.
Грег улыбается со знанием дела.
— Это специальные цены для тех, кто приезжает из Шорт-Хиллза, Нью-Джерси, на «кадиллаках».
— Из Шорт-Хиллза на «кадиллаках»? — переспрашивает Рода. Почему моя жена всякий раз сразу подкидывает ему нужную реплику? Да еще заранее улыбается, как будто знает, что сейчас последует остроумный ответ?
— Ага, — отвечает Грег. — Вы поглядите, поглядите в окно. Что ни машина, то «кадиллак севиль» с джерсийским номером. Усекли? — Он говорит еще вульгарней Роды. — А в чем они одеты, которые в «кадиллаках» приезжают, видели? — Мало того что у него низкопробный выговор, но вдобавок и бойкие манеры дешевого комика. — Вылазят из своих старомодных халупок о шести спальнях, сами вырядились в пилотские куртки и джинсы, садятся в «кадиллаки» и катят в СоХо. Кажинную субботу.
Какая пошлость. Но Рода, Герман и Сьюзан восторженно ухмыляются. Им это кажется безумно тонким наблюдением. Одна только Мэри-Лу, золотая красотка, похоже, не особенно потрясена такой осведомленностью. Крамер решил, что будет обращаться только к ней, если удастся вставить словечко.
Грег углубился в рассуждения на тему о том, какие разновидности буржуазных элементов тянутся в артистические кварталы. Мог бы начать с самого себя, между прочим. Поглядите на него. Рыжая волнистая борода лопатой, как у короля червей… зато не видно скошенного подбородка… черно-зеленый твидовый пиджак с огромными подложенными плечами и угловатыми лацканами свободно болтается на цыплячьей груди… под пиджаком — черная майка с надписью: ВИА «Котел гноя»… черные брюки собраны на щиколотках… Последний писк современной богемной моды, «грязно-черный» стиль. А ведь, в сущности, он — благовоспитанный еврейский мальчик из Ривердейла, такого же буржуазного района в городской черте Нью-Йорка, как Шорт-Хиллз на том берегу Гудзона, у родителей есть большой, добротный дом в колониальном стиле, или в Тюдоровском, или какой уж он там… Казалось бы, заурядный занюханный шкет из среднего сословия — а вот поди ж ты, корреспондент «Голоса», всезнайка и обладатель Мэри-Лу Шоколадные Ножки, живет с ней уже два года, с тех пор как она записалась в семинар по газетным расследованиям, который он ведет в Нью-Йоркском университете. Такая девочка, с ума сойти! Фигурка, бюст выдающийся, и вообще классический англосаксонско-протестантский вид. В Нью-Йоркском университете выделяется изо всех, будто инопланетянка. Но влюбилась в Грега до самозабвения и поселилась у него. Им всем с ней непросто. Особенно Крамеру. Какая-то она непонятливая, чужая — и до того привлекательная! Напоминает ту девушку в суде, с коричневой губной помадой. Вот в чем он завидует Грегу больше всего! У него есть такая роскошная женщина — и при этом никаких обязательств, он не вынужден жить в вест-сайдском термитнике, терпеть у себя на шее английскую няню и жену, которая прямо на глазах постепенно уподобляется собственной местечковой мамаше… Крамер бросил взгляд на сияющую рыхлолицую Роду, и ему стало совестно. Нет, он по-настоящему любит своего малютку сына и связан с Родой… священными узами… на всю жизнь. И все-таки… Мы же молоды!.. Мы же — в Нью-Йорке!
Крамер пропускает болтовню Грега мимо ушей. Он глазеет по сторонам. На миг встретился взглядом с Мэри-Лу. Она смотрит на него. А вдруг?.. Но дольше пялиться неудобно. Он посмотрел в окно. По улице идут люди. Почти все молодые… моложавые… так модно одеты! — так современно! — и так все сверкают, даже в «грязно-черном», в этот изумительно солнечный весенний субботний день.
И Крамер, не сходя с места, прямо за столиком в ресторане «Хайфонская гавань» дает себе клятву, что проникнет на равных в этот мир. Девушка с коричневыми губами смотрела ему в глаза, и он смотрел ей в глаза, пока оглашался вердикт присяжных. Крамер выиграл дело. Он убедил присяжных и уничтожил Герберта, тот получит теперь от трех до шести лет, по меньшей мере, у него уже был один уголовный приговор. Крамер показал себя настойчивым, бесстрашным и умным — я завоевал победу. И — ее. Пока старшина, негр по фамилии Форестер, зачитывал вердикт, Крамер смотрел ей в глаза, и она смотрела ему в глаза, и это продолжалось, кажется, долго-долго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213