ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

У нас на руках вердикт большого жюри. Если мистеру Киллиану хочется оспорить…
— Подождите, мистер Крамер, — сказал Ковитский.
— …если ему хочется оспорить действия большого жюри, он должен следовать установленной процедуре…
— Да подождите же. Мистер Киллиан говорит, что у него есть какое-то доказательство…
— Доказательство! С доказательствами ему надо было выходить на предыдущее слушание, судья! Не может же он вот так вот запросто прийти и ex post facto <Исходя из совершившегося позднее (лат.).> оспорить решение большого жюри! А вы не можете…
— МИСТЕР КРАМЕР!
Услышав, что судья повысил голос, в зале снова зашевелились, загомонили. Зрачки в пенном прибое:
— Мистер Крамер, вы знаете, в чем ваша проблема? Вы ни хрена не слушаете, черт вас дери! И ни хрена не слышите!
— Судья!
— МАААЛЧАТЬ! Суд будет слушать мистера Киллиана с его доказательством.
— Судья…
— Мы это сделаем при закрытых дверях.
— При закрытых? Но почему?
— Мистер Киллиан говорит, что у него есть какие-то пленки. И мы их сначала прослушаем при закрытых дверях.
— Погодите, судья…
— Не хочется уходить из зала, да, мистер Крамер? Боитесь остаться без вашей публики?
Кипя от возмущения, Крамер опустил глаза и покачал головой.
Шерман стоял сзади, у барьера. У него за спиной — Куигли с тяжелым чемоданчиком в руке. Но главным образом… за спиной — они. Когда все начнется? Шерман не спускал глаз с тех троих, что сошлись у судейского стола. Он просто не смел оглядеться. И тут стали раздаваться голоса откуда-то сзади, зловеще протяжные:
— Последние шаги в твоей жизни, Мак-Кой!
— Последняя вечеря.
Потом тихим фальцетом:
— Последний вздох.
Где-то по обеим сторонам от него — приставы. Они ничего не предпринимают. Господи, да они боятся так же, как я!
Тот же фальцет:
— Э, Мак-Кой, чего ежисся?
Тут съежишься! Остальным, видимо, понравилось. Они принялись пискляво подпевать:
— Шееер-мааан…
— Мак-Кой, Мак-Кой, ежисся на кой?
Хихиканье, смешки.
Шерман неотрывно смотрел на судейский помост — туда, где пребывала единственная надежда. Как бы в ответ на его молчаливую мольбу судья вдруг посмотрел на него и проговорил:
— Мистер Мак-Кой, подойдите, пожалуйста, на минуточку сюда.
Сопровождаемый гомоном и хором писклявых выкриков, пошел за барьер. У помоста успел услышать, как помощник окружного прокурора Крамер говорит:
— Не понимаю, судья. Зачем вам присутствие обвиняемого?
— Это его ходатайство, его доказательство. Кроме того, я не хочу, чтобы он без толку здесь болтался. Вас это устраивает, мистер Крамер?
Крамер не ответил. Сердито глянул на судью, затем на Шермана.
— Мистер Мак-Кой, — сказал судья, — вы пойдете со мной, мистером Киллианом и мистером Крамером в мои покои.
Затем он три раза громко бахнул своим молотком и провозгласил:
— Суд вместе с обвинителем и защитником удаляется на совещание. В мое отсутствие в этом зале БУДЕТ СОБЛЮДАТЬСЯ ПОРЯДОК. Я понятно выражаюсь?
Зал загудел, заклокотал, но Ковитский предпочел не обратить на это внимания, встал и сошел по ступенькам с судейского помоста. Секретарь тоже встал и двинулся следом. Мигнул Шерману, Киллиан пошел назад, к зрительской части зала. Судья, его консультант, секретарь и Крамер направились к двери в отделанной деревом стене сбоку от помоста. С тяжелым чемоданчиком в руке вернулся Киллиан. Помедлил, пропуская Шермана вперед вслед за Ковитским. Замыкал процессию толстый пристав, у которого складка жира свешивалась через ремень с кобурой.
За дверью оказалось помещение, совершенно не похожее на то, что можно было ожидать после судебного зала, да и самому величественному названию «покои» не соответствующее. Покоями оказалась единственная и довольно унылая комнатенка. Пустая, грязная, неухоженная, покрашенная казарменной желтоватой краской, которая местами была содрана, а местами отслаивалась, закручиваясь жалкими завитками. Слегка облагораживали ее лишь необычайно высокий потолок да окно восьми или девяти футов высотой, заливавшее помещение светом. Судья уселся за обшарпанный металлический стол. Секретарь устроился за другим. Крамер, Киллиан и Шерман сели в какие-то тяжелые, старинного вида деревянные кресла с закругленными спинками — такие кресла еще называют банкирскими. Консультант и пристав остались стоять, подпирая стенку. Вошел высокий мужчина, принес слоговую пишущую машинку, какими пользуются судебные стенографисты. Надо же, как он хорошо одет! В зеленовато-сером твидовом пиджаке, белой рубашке с пуговками на кончиках воротничка, безупречной, прямо как у Роли, в старинном, ручной вязки, галстуке, черных фланелевых брюках и спортивных полуботинках. Внешне похож на йейльского профессора, имеющего вдобавок к твердому окладу еще и независимый источник дохода.
— Мистер Салливан, — обратился к нему Ковитский. — Принесите-ка сюда и свой стул.
Мистер Салливан вышел, вернулся с небольшим деревянным стульчиком, сел, поковырялся с машинкой, посмотрел на Ковитского и кивнул.
Ковитский сказал:
— Итак, мистер Киллиан, вы утверждаете, что обладаете информацией, имеющей непосредственное и существенное касательство к решению большого жюри по этому делу?
— Да, именно так, судья, — отозвался Киллиан.
— Хорошо, — сказал Ковитский, — я выслушаю вас, но берегитесь, если ваше ходатайство окажется необоснованным.
— Оно таким не окажется, судья.
— Потому что в таком случае я ваши действия буду рассматривать как очень неприглядные, самые неприглядные, какие я только наблюдал за многие годы работы судьей, то есть действительно весьма неприглядные. Я понятно выражаюсь?
— Безусловно, судья.
— Хорошо. Итак, вы готовы в настоящее время предоставить суду вашу информацию?
— Готов.
— Тогда давайте.
— Три дня назад, судья, мне позвонила по телефону Мария Раскин, вдова мистера Артура Раскина, и выразила желание поговорить с мистером Мак-Коем. Насколько мне известно — и из газет, кстати, тоже, — миссис Раскин давала по этому делу показания перед большим жюри.
Ковитский — Крамеру:
— Это так?
— Она вчера давала показания, — ответил Крамер.
— И я организовал встречу миссис Раскин и мистера Мак-Коя, на которую мистер Мак-Кой отправился, взяв с собой по моему настоянию скрытый магнитофон, чтобы получить документальную запись предстоящего разговора. Встреча происходила на Семьдесят седьмой улице Ист-Сайда, в квартире, которую миссис Раскин снимает, по-видимому, для… гм… приватных встреч… и запись той встречи на пленку была произведена. Пленка при мне, и я думаю, что суду следует знать о содержании имевшей место беседы.
— Одну минуточку, судья, — вмешался Крамер. — Он что — хочет сказать, что его клиент отправился к миссис Раскин заряженным аппаратурой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213