Не позволю же я обоям формировать мою душу.
- Обои! Это все для тебя - обои?!
- Надо быть объективным. Люди более или менее везде и всегда одинаковы. Легковерие - один из самых распространенных пороков. Говори человеку по сто раз в день, что он - самый умный, самый счастливый, что страна у него самая прекрасная, а руководители - самые великие, и он поверит. Читал Киплинга, "Книгу Джунглей"?
- Угу.
- Конечно, читал, но не вдумывался. Тебя там занимали, как любого мальчишку, приключения Маугли, Шер-Хана, Балу. А хорошо ли ты вдумался в Бандар-Лог?
- Бандар-Лог? Это, кажется, племя мартышек?
- Это наше, человеческое племя. И в частности, наша страна. Они кричали: "Бандар-Лог - самое великое племя в джунглях. Что Бандар-Лог говорит сегодня, то джунгли будут говорить завтра". Они все время хвастались и воспевали себя. Постой, как это?
На полпути меж месяцем и вами
Несемся мы воздушною толпой.
Завидуете вы, что мы с руками?
Что гордо так наш выступает строй?
Наш хвост согнут, как лук у купидона.
Хотелось ли бы вам иметь такой?
Смеетесь вы? О, стоит ли вниманья!
Ах, у мартышки чудный хвост какой!
Правда, похоже? И вместе с тем у них ни на что не хватало терпения. Они не могли довести до конца ни одного дела. Они хватали какую-нибудь вещь, живую или мертвую, два-три дня с ней носились, а потом забывали ее или просто роняли. И могли при этом уронить до смерти... Каждая вещь, с которой носится Бандар-Лог, может быть в любую минуту уронена до смерти...
"...Нет, видно, Юра прав, и я по природе несамостоятелен, - думал Костя, возвращаясь домой. - Почему я не мог ему возразить? Ударить - это не возразить. Плохо, что я его ударил, это от бессилия. Надо было сказать ему так, чтобы он почувствовал, но я не нашел таких слов. Может быть, я еще найду, и тогда он поймет. Я не могу с ним разойтись. Я его люблю".
Это было весной 1932 года. И той же весной Костя влюбился.
Девочку звали Вероника. Красивое имя! На небе есть созвездие Волосы Вероники - Костя читал у Фламмариона. Волосы Вероники. Он повторял эти слова и видел волосы Вероники, всегда беспокойные, крупными темно-белокурыми волнами мечущиеся вокруг лица.
Вероника была подвижна, как юла, как черт, и волосы всегда летали вокруг ее небольшой головки. При каждом повороте они вспархивали и снова ложились.
Костя впервые ее увидел на занятиях в гимнастическом зале. Тонкая девочка, напряженно стоя на одной ноге, обеими руками подводила другую сзади к закинутой голове. Голубая майка и черные трусики скупо подхватывали и почти не скрывали костлявое тело подростка. Единственная стоящая ножка в гимнастической туфле напряглась до того, что покраснела.
Костя думал пройти к кольцам, но остановился и глядел на Веронику. Она скосила на него глаза, опустила ногу и встала.
- Ты чего? - спросила она, переводя дух.
- Я ничего, - ответил Костя и пошел к кольцам.
Вероника тряхнула волосами, стала в прежнюю позу и начала снова, осторожно, как стеклянную, подводить ногу к голове.
Костя был сражен. В раздевалке он небрежно спросил одного мальчика:
- Не знаешь, кто это?
- А, с ногой? - не удивился тот, как будто знал, о ком можно спрашивать. - Это новенькая, из другой школы перешла. Кажется, Вероника Викторова. Ничего, только задавака. Воображает.
Вероника Викторова...
Эту ночь он не спал. Стоило закрыть глаза - и он видел тонкие руки, напряженно закинутые за голову, старенькие черные трусики, в полосках ребер костлявую грудь, на которой еле заметны были плоские, прижатые майкой выпуклости, а главное, эту единственную, покрасневшую, чуть колеблющуюся ножку.
Он несколько раз вставал с постели, чтобы прикрыть спящую Цилю, - она спала безмятежно и не думала раскрываться. Он стоял возле нее на гладком холодном полу. "Хоть бы она заплакала, что ли", - думал он. Он стоял долго, коченел, снова ложился, боролся со своими холодными ногами, закрывал глаза, не спал и снова видел в темноте Веронику.
Потом он часто видел ее наяву. То на шведской стенке - высоко распростертую черно-голубым крестиком. То на баскетболе - нервно попрыгивавшую на упругих ногах, теребя от нетерпения коленки. То на перемене - бегучую, увертливую, такую быструю, что нельзя было рассмотреть, какого цвета у нее глаза.
Нет, это не была та первая любовь, о которой пишут в книгах. Ту он знал наизусть и был к ней готов. А в нем делалось что-то страшное. Весь день он ходил одурелый, с мутной головой, видел Веронику и дрожал. А ночью не спал и тоже ее видел. Иной раз, измученный бессонницей, он ложился на голый холодный пол - и становилось легче. Холода, холода ему было нужно. Чем-то холод был связан с ней, с Вероникой.
Была уже весна, ветер тянул с Невы и пахло ладожским льдом. Ладожский лед шел по Неве. Костя с Юрой вышли после уроков на набережную. Нева была холодная, густосиняя. Льдины, зеленые, шли, громоздясь и опадая. Тяжело и медленно разворачиваясь, они сталкивались, влезали друг на друра, давили друг друга и со звонким шорохом рассыпались на длинные иглы. Что-то в ледоходе было похожее на Веронику. Глядя на лед, Костя рассказал Юре все: что влюблен. Что плохо.
- Тут нет ничего особенного, - сказал Юра. - Напрасно ты так волнуешься. Обыкновен-ная юношеская любовь.
- И у тебя так было?
- Сколько раз.
- Нет, у тебя так не было, - сказал, содрогаясь. Костя. - Или я тебе плохо рассказал. Я, понимаешь, вывернут. Сломан.
- Уверяю тебя, вполне заурядная вещь. Прими это как факт. Кстати, кто такая? Вероника Викторова? Что-то не припомню такой. Должно быть, не очень хорошенькая. Я бы знал.
"Хорошенькая, - думал Костя. - Она не хорошенькая. Разве ладожский лед - хорошенький? Просто взяла меня и держит".
- Ну, ладно, я этим делом займусь, - сказал Юра. - Посмотрю, как и что. За тобой нужен надзор, а то свихнешься.
Когда Костя в гимнастическом зале издали показал Юре Веронику, тот не пришел в восторг.
- Ничего девочка. Впрочем, именно ничего. В смысле: ничего особенного. Ноги не вполне прямые. Легкий "икс".
- Что такое "икс"? - спросил Костя с отвращением. Он не должен был позволять так говорить о Веронике.
- "Икс" - это кривизна ног коленями внутрь. Обычно - следствие рахита.
"...Следствие рахита! - думал Костя, глядя на изумительные танцующие движения Вероники (она делала упражнения на бревне). - Рахит - и Вероника! Абсурд. Рахит был у Цили - ножки колесиком, а теперь все прошло, и ножки прямые, как соломинки..."
А у Вероники и в самом деле были чуть-чуть, самую малость, сведены колени. Это и сводило его с ума, когда он глядел на ее ноги.
- Пускай "икс", - сказал он. - Мне все равно.
- Ну, я вижу, ты окончательно одурел и за себя отвечать не можешь. Тебе нужно с ней познакомиться, она сама тебя вылечит. Такую вещь страшнее всего загнать внутрь.
И Юра их познакомил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
- Обои! Это все для тебя - обои?!
- Надо быть объективным. Люди более или менее везде и всегда одинаковы. Легковерие - один из самых распространенных пороков. Говори человеку по сто раз в день, что он - самый умный, самый счастливый, что страна у него самая прекрасная, а руководители - самые великие, и он поверит. Читал Киплинга, "Книгу Джунглей"?
- Угу.
- Конечно, читал, но не вдумывался. Тебя там занимали, как любого мальчишку, приключения Маугли, Шер-Хана, Балу. А хорошо ли ты вдумался в Бандар-Лог?
- Бандар-Лог? Это, кажется, племя мартышек?
- Это наше, человеческое племя. И в частности, наша страна. Они кричали: "Бандар-Лог - самое великое племя в джунглях. Что Бандар-Лог говорит сегодня, то джунгли будут говорить завтра". Они все время хвастались и воспевали себя. Постой, как это?
На полпути меж месяцем и вами
Несемся мы воздушною толпой.
Завидуете вы, что мы с руками?
Что гордо так наш выступает строй?
Наш хвост согнут, как лук у купидона.
Хотелось ли бы вам иметь такой?
Смеетесь вы? О, стоит ли вниманья!
Ах, у мартышки чудный хвост какой!
Правда, похоже? И вместе с тем у них ни на что не хватало терпения. Они не могли довести до конца ни одного дела. Они хватали какую-нибудь вещь, живую или мертвую, два-три дня с ней носились, а потом забывали ее или просто роняли. И могли при этом уронить до смерти... Каждая вещь, с которой носится Бандар-Лог, может быть в любую минуту уронена до смерти...
"...Нет, видно, Юра прав, и я по природе несамостоятелен, - думал Костя, возвращаясь домой. - Почему я не мог ему возразить? Ударить - это не возразить. Плохо, что я его ударил, это от бессилия. Надо было сказать ему так, чтобы он почувствовал, но я не нашел таких слов. Может быть, я еще найду, и тогда он поймет. Я не могу с ним разойтись. Я его люблю".
Это было весной 1932 года. И той же весной Костя влюбился.
Девочку звали Вероника. Красивое имя! На небе есть созвездие Волосы Вероники - Костя читал у Фламмариона. Волосы Вероники. Он повторял эти слова и видел волосы Вероники, всегда беспокойные, крупными темно-белокурыми волнами мечущиеся вокруг лица.
Вероника была подвижна, как юла, как черт, и волосы всегда летали вокруг ее небольшой головки. При каждом повороте они вспархивали и снова ложились.
Костя впервые ее увидел на занятиях в гимнастическом зале. Тонкая девочка, напряженно стоя на одной ноге, обеими руками подводила другую сзади к закинутой голове. Голубая майка и черные трусики скупо подхватывали и почти не скрывали костлявое тело подростка. Единственная стоящая ножка в гимнастической туфле напряглась до того, что покраснела.
Костя думал пройти к кольцам, но остановился и глядел на Веронику. Она скосила на него глаза, опустила ногу и встала.
- Ты чего? - спросила она, переводя дух.
- Я ничего, - ответил Костя и пошел к кольцам.
Вероника тряхнула волосами, стала в прежнюю позу и начала снова, осторожно, как стеклянную, подводить ногу к голове.
Костя был сражен. В раздевалке он небрежно спросил одного мальчика:
- Не знаешь, кто это?
- А, с ногой? - не удивился тот, как будто знал, о ком можно спрашивать. - Это новенькая, из другой школы перешла. Кажется, Вероника Викторова. Ничего, только задавака. Воображает.
Вероника Викторова...
Эту ночь он не спал. Стоило закрыть глаза - и он видел тонкие руки, напряженно закинутые за голову, старенькие черные трусики, в полосках ребер костлявую грудь, на которой еле заметны были плоские, прижатые майкой выпуклости, а главное, эту единственную, покрасневшую, чуть колеблющуюся ножку.
Он несколько раз вставал с постели, чтобы прикрыть спящую Цилю, - она спала безмятежно и не думала раскрываться. Он стоял возле нее на гладком холодном полу. "Хоть бы она заплакала, что ли", - думал он. Он стоял долго, коченел, снова ложился, боролся со своими холодными ногами, закрывал глаза, не спал и снова видел в темноте Веронику.
Потом он часто видел ее наяву. То на шведской стенке - высоко распростертую черно-голубым крестиком. То на баскетболе - нервно попрыгивавшую на упругих ногах, теребя от нетерпения коленки. То на перемене - бегучую, увертливую, такую быструю, что нельзя было рассмотреть, какого цвета у нее глаза.
Нет, это не была та первая любовь, о которой пишут в книгах. Ту он знал наизусть и был к ней готов. А в нем делалось что-то страшное. Весь день он ходил одурелый, с мутной головой, видел Веронику и дрожал. А ночью не спал и тоже ее видел. Иной раз, измученный бессонницей, он ложился на голый холодный пол - и становилось легче. Холода, холода ему было нужно. Чем-то холод был связан с ней, с Вероникой.
Была уже весна, ветер тянул с Невы и пахло ладожским льдом. Ладожский лед шел по Неве. Костя с Юрой вышли после уроков на набережную. Нева была холодная, густосиняя. Льдины, зеленые, шли, громоздясь и опадая. Тяжело и медленно разворачиваясь, они сталкивались, влезали друг на друра, давили друг друга и со звонким шорохом рассыпались на длинные иглы. Что-то в ледоходе было похожее на Веронику. Глядя на лед, Костя рассказал Юре все: что влюблен. Что плохо.
- Тут нет ничего особенного, - сказал Юра. - Напрасно ты так волнуешься. Обыкновен-ная юношеская любовь.
- И у тебя так было?
- Сколько раз.
- Нет, у тебя так не было, - сказал, содрогаясь. Костя. - Или я тебе плохо рассказал. Я, понимаешь, вывернут. Сломан.
- Уверяю тебя, вполне заурядная вещь. Прими это как факт. Кстати, кто такая? Вероника Викторова? Что-то не припомню такой. Должно быть, не очень хорошенькая. Я бы знал.
"Хорошенькая, - думал Костя. - Она не хорошенькая. Разве ладожский лед - хорошенький? Просто взяла меня и держит".
- Ну, ладно, я этим делом займусь, - сказал Юра. - Посмотрю, как и что. За тобой нужен надзор, а то свихнешься.
Когда Костя в гимнастическом зале издали показал Юре Веронику, тот не пришел в восторг.
- Ничего девочка. Впрочем, именно ничего. В смысле: ничего особенного. Ноги не вполне прямые. Легкий "икс".
- Что такое "икс"? - спросил Костя с отвращением. Он не должен был позволять так говорить о Веронике.
- "Икс" - это кривизна ног коленями внутрь. Обычно - следствие рахита.
"...Следствие рахита! - думал Костя, глядя на изумительные танцующие движения Вероники (она делала упражнения на бревне). - Рахит - и Вероника! Абсурд. Рахит был у Цили - ножки колесиком, а теперь все прошло, и ножки прямые, как соломинки..."
А у Вероники и в самом деле были чуть-чуть, самую малость, сведены колени. Это и сводило его с ума, когда он глядел на ее ноги.
- Пускай "икс", - сказал он. - Мне все равно.
- Ну, я вижу, ты окончательно одурел и за себя отвечать не можешь. Тебе нужно с ней познакомиться, она сама тебя вылечит. Такую вещь страшнее всего загнать внутрь.
И Юра их познакомил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66