Ничто не интересовало его так, как люди.
* * *
Вот и окончена школа.
Выпускной вечер, раздача грамот отличникам учебы (Юра - среди них, а Костя - нет), бал с контрабандным фокстротом, девочки семейкой белых березок, и с ними Вероника, как все-таки хороша, но ему нет до нее дела. И вот уже все кончено - как быстро! - и впереди свобода.
Они с Юрой остались одни в городе - готовиться к экзаменам. Цилю увезли на лето к тете Лие, на Украину.
Тетя Лия, жена покойного дяди Нафанаила, дедушкиного брата, жила в небольшом местечке под Житомиром.
Костя бывал там в детстве. Не было на свете ничего милее нарядного белого мазаного домика с крупными мальвами в палисаднике, с желтым подсолнухом, который, как услужливо наклоненное блюдо, предлагал свои тесные, черные, сладкие семена. Теплая, шелковая пыль на дороге так мягко уступала босой ноге! А на краю дороги сторожем стоял статный, высокий тополь, лопоча на ветру узкими листьями на белой войлочной подкладке...
А раньше тетя Лия жила в Ленинграде с дядей Нафанаилом. Костя помнил, как они приходили вместе к дедушке: тетя Лия - преданная, сгорбленная, с тонким, красивым лицом и дядя Нафанаил - звучный, толстый, уверенный здоровяк на коротких, задорно расставленных ногах.
Он изменял ей, как говорится, направо и налево. "Бедная Лия, это же святая", - говорила тетя Роза дедушке. Дядя Нафанаил любил женщин, книги, красивые вещи. Любил жить.
До революции он был нотариусом, во время нэпа завел лавочку и преуспел. Потом вовремя ликвидировал дело и вышел сухим из воды: и вещи сохранил, и квартиру. Квартира была богатая, комфортабельная, с люстрами и картинами, с темными паркетными полами, которые каждую неделю натирал полотер Вася. Худой, бледный, с отвисшими штанами, покрытый нездоровым потом, Вася плясал по темному глубокому полу, и хрусталики люстр подрагивали.
Тетя Лия в этой квартире жила как чужая. Она сама себе выбрала узкую комнату рядом с кухней ("для прислуги"). Комната была похожа на вертикально поставленный ящик комода. В ней пахло утюгом - тетя Лия постоянно гладила крахмальные сорочки, воротнички, платки... "Нафанаил каждый день должен иметь свежую сорочку!"
На стенах висели бесчисленные карточки - все портреты дяди Нафанаила. Вот он, дорогой Нафанаил, совсем молодой, с усиками, в твердой соломенной шляпе-канотье. Вот он с теннисной ракеткой, развернутой почему-то прямо на зрителя, словно он несет дыню на палке. А вот дорогой Нафанаил совсем маленький - лет двух или трех, - в крахмально торчащем платьице, и ручки в перевязочках - какой золотой ребенок! У Лии с Нафанаилом детей не было большое горе! Один бог знает, как она хотела детей! Детей не было, и свое сердце она отдала дорогому Нафанаилу.
А дядя Нафанаил жил весело, мячиком. Он любил общество, часто ходил в гости, почти всегда один, без жены. Иногда, поздно вечером, раздавался звонок - это приходила тетя Лия, сутулая, в старой меховой шапочке, с потертой муфтой на перекрученном шнурке. Хозяйка дома приглашала ее зайти, но она не соглашалась:
- Нет, нет, не надо. Не беспокойте его, пусть веселится! Я только принесла ему шерстяной шарф, чтобы он не простудился, когда пойдет домой. Сегодня сильный ветер, а у Нафанаила такое слабое здоровье!
Нафанаилу передавали сверток с шарфом, он чертыхался, а гости смеялись.
В конце концов Нафанаил ее бросил.
У полотера Васи была жена Лида - курносенькое, белобрысое существо. Она приходила перед праздниками помогать тете Лие убирать квартиру. Шутка ли, столько фарфора и бронзы! Вот в эту самую Лидку и влюбился дядя Нафанаил. Нет, не влюбился, а полюбил. Без рассудка, без меры, как его самого любила тетя Лия.
Он поселил чету полотеров в своей квартире, отдал им лучшую комнату. Вася, разумеется, перестал натирать полы - ему и так жилось неплохо. Нафанаил попал к Лидке в какую-то рабскую зависимость, а заодно сделался рабом и полотера Васи. Такая большая любовь не знает ревности: он любил Васю за то, что Лида его любила. Он дал им дарственную запись на все свое имущество, а сбережения перевел на Лидкино имя. Спасибо, они хоть кормили его. На тетю Лию он совсем перестал обращать внимание, словно ее и не было.
Костя помнил, как тетя Лия приходила к дедушке советоваться: что делать?
Дедушка фыркал и злился:
- Старый лапацон совсем потерял разум, - говорил он. - Я знаю за ним эту черту. Но, милая Лия, вы его слишком избаловали.
- Нет, Рувим, не говорите мне плохо про дорогого Нафанаила.
- И вы его еще называете дорогим Нафанаилом!
- Он всегда будет для меня дорогим Нафанаилом. Надо знать его страстное сердце! Может быть, он сам не рад, что у него такое страстное сердце...
И все-таки тетя Лия не выдержала - уехала. Уехала на Украину, в белый домик с мальвами. Оттуда она присылала посылки - сушеные вишни, чернослив и письма писала:
"Уважаемая Лида! Я не сплю ночи, думая о нашем дорогом Нафанаиле. Вы знаете его слабое сердце. Лидочка, не давайте ему крепкое кофе! Варите ему чернослив: у дорогого Нафанаила такой крутой желудок! А еще я беспокоюсь: или вы чините ему носки?.."
Нет, уважаемая Лида не чинила носки дорогому Нафанаилу. Скорее, он был бы рад штопать ее чулки, но она штопанных не носила: вот еще! Став хозяйкой, она располнела и обнаглела и уже, кажется, подумывала о ком-то другом вместо Васи...
Но вот что странно: после отъезда тети Лии Нафанаил как-то быстро стал угасать, стареть, худел, словно из него выпускали воздух...
Костя зашел к нему как-то за книгами, дядя Нафанаил сидел за письменным столом, спиной к нему: старик! Затылок - желтый, нездоровый, с седыми косицами. Худая, сухая рука - совсем как у дедушки - лежала на столе, барабаня пальцами. Стол был пыльный, и от пальцев оставались темные следы.
Нафанаил обернулся и, поймав Костин взгляд, чуть искривил губы улыбкой. Как и все в семье, он отлично умел читать мысли. Вот и сейчас он прочел Костины мысли, и Костя в этом не сомневался. Дядя неторопливо достал из-за шкафа пыльную тряпку, вытер стол и снова тяжело сел в кресло.
- Да, - только и сказал он.
Костя, как и все в семье, тоже умел читать мысли. И он понял, что означало "да". Да, сильное чувство, большая страсть. И с этим уже ничего не поделаешь. Придется умереть.
И в самом деле он скоро умер....
* * *
Так вот. Роза и Циля уехали к тете Лие, а Костя остался один в городе, без них. Он скучал по Циле, но все-таки был рад, что ее увезли. Полная свобода!
Он вставал в шесть, обливался холодной водой, съедал кусок черного хлеба и садился заниматься. Над столом пожелтевший от времени Ленин склонял упрямую, лобастую голову. Костя ощущал себя немножко голодным, подтянутым, свежим и ужасно умным.
Удивительная у него стала память! В нее все укладывалось без малейших усилий. А ведь в школе он учился неважно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
* * *
Вот и окончена школа.
Выпускной вечер, раздача грамот отличникам учебы (Юра - среди них, а Костя - нет), бал с контрабандным фокстротом, девочки семейкой белых березок, и с ними Вероника, как все-таки хороша, но ему нет до нее дела. И вот уже все кончено - как быстро! - и впереди свобода.
Они с Юрой остались одни в городе - готовиться к экзаменам. Цилю увезли на лето к тете Лие, на Украину.
Тетя Лия, жена покойного дяди Нафанаила, дедушкиного брата, жила в небольшом местечке под Житомиром.
Костя бывал там в детстве. Не было на свете ничего милее нарядного белого мазаного домика с крупными мальвами в палисаднике, с желтым подсолнухом, который, как услужливо наклоненное блюдо, предлагал свои тесные, черные, сладкие семена. Теплая, шелковая пыль на дороге так мягко уступала босой ноге! А на краю дороги сторожем стоял статный, высокий тополь, лопоча на ветру узкими листьями на белой войлочной подкладке...
А раньше тетя Лия жила в Ленинграде с дядей Нафанаилом. Костя помнил, как они приходили вместе к дедушке: тетя Лия - преданная, сгорбленная, с тонким, красивым лицом и дядя Нафанаил - звучный, толстый, уверенный здоровяк на коротких, задорно расставленных ногах.
Он изменял ей, как говорится, направо и налево. "Бедная Лия, это же святая", - говорила тетя Роза дедушке. Дядя Нафанаил любил женщин, книги, красивые вещи. Любил жить.
До революции он был нотариусом, во время нэпа завел лавочку и преуспел. Потом вовремя ликвидировал дело и вышел сухим из воды: и вещи сохранил, и квартиру. Квартира была богатая, комфортабельная, с люстрами и картинами, с темными паркетными полами, которые каждую неделю натирал полотер Вася. Худой, бледный, с отвисшими штанами, покрытый нездоровым потом, Вася плясал по темному глубокому полу, и хрусталики люстр подрагивали.
Тетя Лия в этой квартире жила как чужая. Она сама себе выбрала узкую комнату рядом с кухней ("для прислуги"). Комната была похожа на вертикально поставленный ящик комода. В ней пахло утюгом - тетя Лия постоянно гладила крахмальные сорочки, воротнички, платки... "Нафанаил каждый день должен иметь свежую сорочку!"
На стенах висели бесчисленные карточки - все портреты дяди Нафанаила. Вот он, дорогой Нафанаил, совсем молодой, с усиками, в твердой соломенной шляпе-канотье. Вот он с теннисной ракеткой, развернутой почему-то прямо на зрителя, словно он несет дыню на палке. А вот дорогой Нафанаил совсем маленький - лет двух или трех, - в крахмально торчащем платьице, и ручки в перевязочках - какой золотой ребенок! У Лии с Нафанаилом детей не было большое горе! Один бог знает, как она хотела детей! Детей не было, и свое сердце она отдала дорогому Нафанаилу.
А дядя Нафанаил жил весело, мячиком. Он любил общество, часто ходил в гости, почти всегда один, без жены. Иногда, поздно вечером, раздавался звонок - это приходила тетя Лия, сутулая, в старой меховой шапочке, с потертой муфтой на перекрученном шнурке. Хозяйка дома приглашала ее зайти, но она не соглашалась:
- Нет, нет, не надо. Не беспокойте его, пусть веселится! Я только принесла ему шерстяной шарф, чтобы он не простудился, когда пойдет домой. Сегодня сильный ветер, а у Нафанаила такое слабое здоровье!
Нафанаилу передавали сверток с шарфом, он чертыхался, а гости смеялись.
В конце концов Нафанаил ее бросил.
У полотера Васи была жена Лида - курносенькое, белобрысое существо. Она приходила перед праздниками помогать тете Лие убирать квартиру. Шутка ли, столько фарфора и бронзы! Вот в эту самую Лидку и влюбился дядя Нафанаил. Нет, не влюбился, а полюбил. Без рассудка, без меры, как его самого любила тетя Лия.
Он поселил чету полотеров в своей квартире, отдал им лучшую комнату. Вася, разумеется, перестал натирать полы - ему и так жилось неплохо. Нафанаил попал к Лидке в какую-то рабскую зависимость, а заодно сделался рабом и полотера Васи. Такая большая любовь не знает ревности: он любил Васю за то, что Лида его любила. Он дал им дарственную запись на все свое имущество, а сбережения перевел на Лидкино имя. Спасибо, они хоть кормили его. На тетю Лию он совсем перестал обращать внимание, словно ее и не было.
Костя помнил, как тетя Лия приходила к дедушке советоваться: что делать?
Дедушка фыркал и злился:
- Старый лапацон совсем потерял разум, - говорил он. - Я знаю за ним эту черту. Но, милая Лия, вы его слишком избаловали.
- Нет, Рувим, не говорите мне плохо про дорогого Нафанаила.
- И вы его еще называете дорогим Нафанаилом!
- Он всегда будет для меня дорогим Нафанаилом. Надо знать его страстное сердце! Может быть, он сам не рад, что у него такое страстное сердце...
И все-таки тетя Лия не выдержала - уехала. Уехала на Украину, в белый домик с мальвами. Оттуда она присылала посылки - сушеные вишни, чернослив и письма писала:
"Уважаемая Лида! Я не сплю ночи, думая о нашем дорогом Нафанаиле. Вы знаете его слабое сердце. Лидочка, не давайте ему крепкое кофе! Варите ему чернослив: у дорогого Нафанаила такой крутой желудок! А еще я беспокоюсь: или вы чините ему носки?.."
Нет, уважаемая Лида не чинила носки дорогому Нафанаилу. Скорее, он был бы рад штопать ее чулки, но она штопанных не носила: вот еще! Став хозяйкой, она располнела и обнаглела и уже, кажется, подумывала о ком-то другом вместо Васи...
Но вот что странно: после отъезда тети Лии Нафанаил как-то быстро стал угасать, стареть, худел, словно из него выпускали воздух...
Костя зашел к нему как-то за книгами, дядя Нафанаил сидел за письменным столом, спиной к нему: старик! Затылок - желтый, нездоровый, с седыми косицами. Худая, сухая рука - совсем как у дедушки - лежала на столе, барабаня пальцами. Стол был пыльный, и от пальцев оставались темные следы.
Нафанаил обернулся и, поймав Костин взгляд, чуть искривил губы улыбкой. Как и все в семье, он отлично умел читать мысли. Вот и сейчас он прочел Костины мысли, и Костя в этом не сомневался. Дядя неторопливо достал из-за шкафа пыльную тряпку, вытер стол и снова тяжело сел в кресло.
- Да, - только и сказал он.
Костя, как и все в семье, тоже умел читать мысли. И он понял, что означало "да". Да, сильное чувство, большая страсть. И с этим уже ничего не поделаешь. Придется умереть.
И в самом деле он скоро умер....
* * *
Так вот. Роза и Циля уехали к тете Лие, а Костя остался один в городе, без них. Он скучал по Циле, но все-таки был рад, что ее увезли. Полная свобода!
Он вставал в шесть, обливался холодной водой, съедал кусок черного хлеба и садился заниматься. Над столом пожелтевший от времени Ленин склонял упрямую, лобастую голову. Костя ощущал себя немножко голодным, подтянутым, свежим и ужасно умным.
Удивительная у него стала память! В нее все укладывалось без малейших усилий. А ведь в школе он учился неважно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66