И почему сейчас именно?
- Думаю, есть объективные причины.
- В чем они?
- Младенец! Израиль. Государство израильское. Какое-то отечество появилось у вашего брата...
- Какое там к черту отечество? Для кого из нас оно отечество? Да пошли меня туда...
- Знаю, знаю. "Из перерусских русский", как кто-то про кого-то сказал, кто и про кого - уже не помню. Живописная фраза. Но все-таки с фактами надо считаться.
- Какие факты?
- У многих евреев - родственники за границей, теперь - в Палестине или к ней тяготеют... Вот и получились вы в своей стране иноземцами.
Костя выругался.
- Не принимаю я этого. Да просмотри меня всего насквозь... Я и языка-то еврейского не знаю, никогда не слышал. И таких большинство.
- Любезный, неужели ты думаешь, что кого-нибудь интересует твоя личность? Ты - единица в некоей рубрике, и дело с концом.
- Не верю я, не могу поверить...
Скрипнула дверь, и оба вздрогнули. Вошел Николай Прокофьевич. Старик за последнее время частенько стал заходить к ним, слушал споры, давал советы... А советы были дельные. Башковитый старик. Оба привыкли к нему, не боялись.
- О чем спор? - спросил Николай Прокофьевич петушиным голосом.
- Об антисемитизме, - брякнул Костя.
- Ух ты! Так-таки об антисемитизме? И что же вас заинтересовало?
- Исторические корни антисемитизма, - напыщенно сказал Костя.
- Вообще или в нашем отечестве?
- Главным образом в нашем отечестве.
- Гм, - задумчиво сказал Николай Прокофьевич. - Трудная тема. У этого дерева много корней. Глубокие корни. Проследим, например, один корень. В нашем отечестве, как вы знаете, в семнадцатом году произошла революция. Слыхали? И вот после революции, как грибы после дождя, полезли кверху евреи...
- А отчего?
- Отчего? - Он поднял вертикальный палец. - Очень просто. Русская старая, потомст-венная интеллигенция была частично уничтожена физически, частично оказалась в эмиграции. Оставшаяся часть- пришипилась, съежилась, понемножку саботировала, вы этого помнить не можете, а я помню. Сам саботировал. Все мне казалось, что беспорядку много. После - привык. Знаете, в беспорядке даже особый шарм нахожу.
- Ну а евреи? - спросил Костя.
- Погодите, всему свой черед. Знаете ли вы, что, если бы не хронический беспорядок, мы, может быть, и войну бы не выиграли? Попробуй-ка немецкого рабочего перебросить с его заводом куда-нибудь в Сибирь. Морозы, жилья нет, брр... Немец - культурный человек: лапки кверху - и сдох. А наш рабочий, к беспорядку привычный, воспитанный на авралах да на латании дыр, копает себе земляночку, разгружает станочки, смотришь - через месяц-другой работает завод, продукцию выпускает. Мы, русские, как клопы. Нас вы вести нельзя. А знаете, до чего живуч клоп? Где-то я читал, что в покинутых зимовках на севере через десятки лет находили живых клопов. Каково? Мороз шестьдесят градусов, жрать нечего, а живет. Молодец клоп! Кстати, с чего я начал?
- С евреев. От еврея до клопа, - сказал Юра. Николай Прокофьевич строго покосился на него горячим глазом.
- Ну, вот, я и говорю, что после революции сильно стали прорастать евреи. Были у них преимущества перед нашими. При равной худородности большая культурность. А народ вообще способный...
- Николай Прокофьевич, а разве бывают народы способные и неспособные? спросил Костя.
- К сожалению, бывают. А с евреями - статья особая. Вековые-то преследования даром не прошли, выковали и характер, и волю, и сплоченность. Любовь к детям. Любовь к родичам. Это ведь коренные черты еврейские. И мудрость... Приходилось вам говорить со старым евреем, который все понимает?
- Приходилось. У меня такой дедушка.
- Это - мудрость особая. Горькая такая, спокойная... с юмором. Разговариваешь с ним и сам себя чувствуешь этакой балаболкой... Я ведь, в сущности, пустой человек... А? С чего я начал?
- С антисемитизма, Николай Прокофьевич. Старик трубно высморкался.
- Это со мной бывает. Говоришь-говоришь и забудешь, куда вел. В Средней Азии есть такие реки: никуда не впадают, все по арыкам расходятся. Вот эдак и я. По арыкам пошел.
Ну так вот. Восстановим ход мыслей. После революции в большую силу вошли евреи. Это я, впрочем, уже говорил. И не один раз. Старческая болтливость. А дело-то в том, что досада, раздражение против евреев все время в народе копились. Знаете такое рассуждение: почему он, а не я? Чем он лучше меня? Страшная штука. Русские, в сущности, делятся только на две категории: антисемиты и погромщики.
- А кто же вы, Николай Прокофьевич?
- Я? Что за вопрос! Конечно, погромщик. Антисемит - он идейный. Это человек страшный. Немцы - те антисемиты. С системой. А погромщик - тот попроще. Он - человек добрый, он евреям зла не желает, а вот увидит, что по переулку пух из перин летает, - и он туда. И заметьте, у каждого погромщика есть свой любимый еврей. Мойша там или Ицка, которого он во время погрома себе под кровать прячет. Так что вы, Костя, рассчитывайте. В случае чего милости просим.
- Спасибо, Николай Прокофьевич.
- Знаете, как по-старинному благодарят? Один: "салфет вашей милости!" А другой - "красота вашей чести!" Это я недавно в одной книге прочел. Так о чем же я? Снова забыл. Ах да. Антисемитизм все время тлел в народе потихоньку, только ходу ему не давали. Теперь - дали. Ох, страшное дело, когда крикнут народу: ату его!
- Да не крикнули же, Николай Прокофьевич!
- Шепотом крикнули. Я ведь об этом думал. Знаете кривую Пеано?
- Нет, не знаю, - сказал Костя.
- И вы не знаете? - прищурился Николай Прокофьевич.
- Тоже не знаю, - сказал Юра.
- Молодежь! Сливки технической интеллигенции, а общее образование - как у кормилицы. Так слушайте. Итальянский математик Пеано (чур меня, не к ночи будь помянут, типичный иностранный ученый!) построил особую кривую. Эта кривая заполняет квадрат, то есть проходит через любую точку внутри квадрата.
- Разве так может быть?
- То-то и есть, что может. Да я вам покажу, как она строится. Дайте-ка лист бумаги.
Старик начертил квадрат.
- Вот, изволите видеть, как она строится. Рано или поздно такая кривая пройдет через любую точку квадрата.
- Вижу, - сказал Юра. - Действительно, забавная штука. Не вижу только связи с нашим разговором.
- По арыкам пошли, Николай Прокофьевич? - спросил Костя.
- На этот раз не по арыкам. Кривая Пеано имеет к нашему разговору прямое отношение!
- А именно?
- Видите ли, до революции была черта оседлости. Заметьте - черта, кривая. Это была обычная, честная кривая. По одну сторону от нее евреям можно было жить, по другую - нельзя. Теперь у нас тоже есть черта оседлости. Только это - не обычная кривая, а кривая Пеано. Она проходит через каждую точку территории. И ни в одной точке не ясно - можно там жить или нельзя?
* * *
Божья коровка, из небольших, ползла вверх по травинке перед самым его носом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
- Думаю, есть объективные причины.
- В чем они?
- Младенец! Израиль. Государство израильское. Какое-то отечество появилось у вашего брата...
- Какое там к черту отечество? Для кого из нас оно отечество? Да пошли меня туда...
- Знаю, знаю. "Из перерусских русский", как кто-то про кого-то сказал, кто и про кого - уже не помню. Живописная фраза. Но все-таки с фактами надо считаться.
- Какие факты?
- У многих евреев - родственники за границей, теперь - в Палестине или к ней тяготеют... Вот и получились вы в своей стране иноземцами.
Костя выругался.
- Не принимаю я этого. Да просмотри меня всего насквозь... Я и языка-то еврейского не знаю, никогда не слышал. И таких большинство.
- Любезный, неужели ты думаешь, что кого-нибудь интересует твоя личность? Ты - единица в некоей рубрике, и дело с концом.
- Не верю я, не могу поверить...
Скрипнула дверь, и оба вздрогнули. Вошел Николай Прокофьевич. Старик за последнее время частенько стал заходить к ним, слушал споры, давал советы... А советы были дельные. Башковитый старик. Оба привыкли к нему, не боялись.
- О чем спор? - спросил Николай Прокофьевич петушиным голосом.
- Об антисемитизме, - брякнул Костя.
- Ух ты! Так-таки об антисемитизме? И что же вас заинтересовало?
- Исторические корни антисемитизма, - напыщенно сказал Костя.
- Вообще или в нашем отечестве?
- Главным образом в нашем отечестве.
- Гм, - задумчиво сказал Николай Прокофьевич. - Трудная тема. У этого дерева много корней. Глубокие корни. Проследим, например, один корень. В нашем отечестве, как вы знаете, в семнадцатом году произошла революция. Слыхали? И вот после революции, как грибы после дождя, полезли кверху евреи...
- А отчего?
- Отчего? - Он поднял вертикальный палец. - Очень просто. Русская старая, потомст-венная интеллигенция была частично уничтожена физически, частично оказалась в эмиграции. Оставшаяся часть- пришипилась, съежилась, понемножку саботировала, вы этого помнить не можете, а я помню. Сам саботировал. Все мне казалось, что беспорядку много. После - привык. Знаете, в беспорядке даже особый шарм нахожу.
- Ну а евреи? - спросил Костя.
- Погодите, всему свой черед. Знаете ли вы, что, если бы не хронический беспорядок, мы, может быть, и войну бы не выиграли? Попробуй-ка немецкого рабочего перебросить с его заводом куда-нибудь в Сибирь. Морозы, жилья нет, брр... Немец - культурный человек: лапки кверху - и сдох. А наш рабочий, к беспорядку привычный, воспитанный на авралах да на латании дыр, копает себе земляночку, разгружает станочки, смотришь - через месяц-другой работает завод, продукцию выпускает. Мы, русские, как клопы. Нас вы вести нельзя. А знаете, до чего живуч клоп? Где-то я читал, что в покинутых зимовках на севере через десятки лет находили живых клопов. Каково? Мороз шестьдесят градусов, жрать нечего, а живет. Молодец клоп! Кстати, с чего я начал?
- С евреев. От еврея до клопа, - сказал Юра. Николай Прокофьевич строго покосился на него горячим глазом.
- Ну, вот, я и говорю, что после революции сильно стали прорастать евреи. Были у них преимущества перед нашими. При равной худородности большая культурность. А народ вообще способный...
- Николай Прокофьевич, а разве бывают народы способные и неспособные? спросил Костя.
- К сожалению, бывают. А с евреями - статья особая. Вековые-то преследования даром не прошли, выковали и характер, и волю, и сплоченность. Любовь к детям. Любовь к родичам. Это ведь коренные черты еврейские. И мудрость... Приходилось вам говорить со старым евреем, который все понимает?
- Приходилось. У меня такой дедушка.
- Это - мудрость особая. Горькая такая, спокойная... с юмором. Разговариваешь с ним и сам себя чувствуешь этакой балаболкой... Я ведь, в сущности, пустой человек... А? С чего я начал?
- С антисемитизма, Николай Прокофьевич. Старик трубно высморкался.
- Это со мной бывает. Говоришь-говоришь и забудешь, куда вел. В Средней Азии есть такие реки: никуда не впадают, все по арыкам расходятся. Вот эдак и я. По арыкам пошел.
Ну так вот. Восстановим ход мыслей. После революции в большую силу вошли евреи. Это я, впрочем, уже говорил. И не один раз. Старческая болтливость. А дело-то в том, что досада, раздражение против евреев все время в народе копились. Знаете такое рассуждение: почему он, а не я? Чем он лучше меня? Страшная штука. Русские, в сущности, делятся только на две категории: антисемиты и погромщики.
- А кто же вы, Николай Прокофьевич?
- Я? Что за вопрос! Конечно, погромщик. Антисемит - он идейный. Это человек страшный. Немцы - те антисемиты. С системой. А погромщик - тот попроще. Он - человек добрый, он евреям зла не желает, а вот увидит, что по переулку пух из перин летает, - и он туда. И заметьте, у каждого погромщика есть свой любимый еврей. Мойша там или Ицка, которого он во время погрома себе под кровать прячет. Так что вы, Костя, рассчитывайте. В случае чего милости просим.
- Спасибо, Николай Прокофьевич.
- Знаете, как по-старинному благодарят? Один: "салфет вашей милости!" А другой - "красота вашей чести!" Это я недавно в одной книге прочел. Так о чем же я? Снова забыл. Ах да. Антисемитизм все время тлел в народе потихоньку, только ходу ему не давали. Теперь - дали. Ох, страшное дело, когда крикнут народу: ату его!
- Да не крикнули же, Николай Прокофьевич!
- Шепотом крикнули. Я ведь об этом думал. Знаете кривую Пеано?
- Нет, не знаю, - сказал Костя.
- И вы не знаете? - прищурился Николай Прокофьевич.
- Тоже не знаю, - сказал Юра.
- Молодежь! Сливки технической интеллигенции, а общее образование - как у кормилицы. Так слушайте. Итальянский математик Пеано (чур меня, не к ночи будь помянут, типичный иностранный ученый!) построил особую кривую. Эта кривая заполняет квадрат, то есть проходит через любую точку внутри квадрата.
- Разве так может быть?
- То-то и есть, что может. Да я вам покажу, как она строится. Дайте-ка лист бумаги.
Старик начертил квадрат.
- Вот, изволите видеть, как она строится. Рано или поздно такая кривая пройдет через любую точку квадрата.
- Вижу, - сказал Юра. - Действительно, забавная штука. Не вижу только связи с нашим разговором.
- По арыкам пошли, Николай Прокофьевич? - спросил Костя.
- На этот раз не по арыкам. Кривая Пеано имеет к нашему разговору прямое отношение!
- А именно?
- Видите ли, до революции была черта оседлости. Заметьте - черта, кривая. Это была обычная, честная кривая. По одну сторону от нее евреям можно было жить, по другую - нельзя. Теперь у нас тоже есть черта оседлости. Только это - не обычная кривая, а кривая Пеано. Она проходит через каждую точку территории. И ни в одной точке не ясно - можно там жить или нельзя?
* * *
Божья коровка, из небольших, ползла вверх по травинке перед самым его носом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66