Я знаю, что это все ради денег, но это в своем роде большое универсальное образование.
— Наконец-то люди видят сквозь стены, так?
— А что, нет? Скажи!
— Все, что они видят, это дайджесты, тенденции и точки зрения.
— Что же тогда, все они нас дурят? Все эти профессоры и авторитеты?
— О да, конечно! Ты думаешь, они рассказывают нам какие-то секреты, которые стоит знать? Ты думаешь, что профессор, учившийся двадцать лет, взорвется в студии и расскажет нам что-то настоящее?
— Похоже на правду, там, на экране…
— О, о, ну ладно… Я скажу тебе, Волчица, — объяснял я этой простой наивной душе, пока мы шли по бульвару, увертываясь от бродяг, шлюх и бездельников, — я скажу тебе. Все эти люди — типа теле-исцелителей, рекламодателей и поп-пиратов шоу-бизнеса — они презирают нас, понял? Они продают нам блестяшки за полцены, а мы думаем, что покупаем бриллианты.
Парень остановился.
— Слушай, — сказал он, — ты хоть чему-нибудь в этом мире веришь?
— Хорошо — ты сам напросился. Посмотри вон туда! — сказал я, показывая на кофейный бар, упоминающийся сейчас даже в путеводителях, потому что всех тинэйджерских звезд «открывают» именно там. — Видишь всех этих деток, втиснувшихся туда между джукбоксами, и выглядящих так, будто они на каком-то мероприятии, где раздают призы?
— Я знаю это место. Я был там.
— Бесспорно! Оно сделано для таких лопухов, как ты. Так вот что я тебе скажу — никаких соловьев-тинэйджеров там не «находили», до тех пор, пока там не поселились телекамеры и журналисты, жаждущие легкой крови. Все поющие пареньки открыли себя сами — на реке, на юге, где угодно — до того, как эти стервятники ухватили добычу. Могу тебе сказать точно, Тарзан: вся эта плескотня там нисколько не правдоподобна!
Я понимал, что происходит: после моих разногласий сУизардом и более ранним cul-de-sac с Сюз я обрушился кислотным дождем на этого юного паренька. Поэтому я сделал то, что я считаю лучшим выходом из таких ситуаций, а именно, обрезать пуповину. И я вломился в какой-то клуб, помахав парню и, крикнув "Один момент! ", схватил телефон, набрал телефонистку, поздоровался с ней и спросил, как я могу связаться с премьер-министром, так как я турист из Новой Зеландии, и у меня такая же фамилия, как и у М-ра М., и я хотел бы спросить у бедного старикашки, может, мы — родственники. После того, как она меня послала — довольно мило, кстати — я повесил трубку, выскочил обратно на улицу и увидел, что парень из Открытого Космоса все еще стоит на том же самом месте, с открытым ртом. Я спросил его о спортивных успехах, потому что он был боксером, хоть и одиночкой.
Он сказал, что скоро будут хорошие бои парней с южного берега реки с парнями из его клуба, так почему бы не пойти туда вместе? Я ответил, о, да! Потом он между прочим предложил сходить в кино сегодня вечером. Но я был против этого, ибо глупо ходить в Сохо в кино, потому что Сохо и есть кино. И в любом случае, когда я смотрю кино, я выхожу на середине сеанса, потому что все, что я вижу, это то, что там висит простыня, и куча идиотов пялятся на нее, а сзади стоит парень с сигаретой в зубах, управляющий всем этим, и даже когда он ставит «Боже, храни Королеву», все скоты встают, но только не он, нет! Жизнь — вот лучший фильм, это уж точно, если вы можете воспринимать ее как фильм. И когда я объяснил парню все это, он сказал, "а как насчет того, чтобы перекусить? " — а предлагал он бифштекс. Я сказал, «извини, я вегетарианец», а я действительно им являюсь, не из-за бедненьких животных или чего-то там такого, а из-за того, что в животе у тебя меньше урчит, и красное мясо снится мне в ночных кошмарах.
Так что вряд ли бы получился супер-вечер с парнем из О. К., и теперь, как всегда и было, после очередной приятной встречи друг с другом, нам было так же приятно прощаться… не в этом ли весь смысл человеческих отношений?
— Напомни обо мне своей Ма, — сказал я, — и не позволяй ей думать о втором телике.
Совершенно случайно мне пришло в голову убраться из этого славного района и немного прохладиться и помедитировать, поэтому я нанял кэб и велел водителю прокатить меня по набережной от начала до конца, сначала туда, потом обратно. Ему не очень это понравилось, ибо таксисты, как и все остальные, чья деятельность схожа с сутенерской, любят делать вид, что они необходимы и полезны для деловых поездок. Но, естественно, он согласился, так как взрослые обожают забирать у тебя деньги и при этом заставлять тебя чувствовать, что они тебе делают услугу.
Тот, кто придумал набережную Темзы — гений. Она лежит, гордо и мягко извиваясь возле реки, как парень возле девчонки, когда все закончено, и растягивается огромной дугой от парламента, там, в Уэстминстере, на север и восток до самого Сити. В этом, восточном направлении, она не так уж и роскошна, но когда ты возвращаешься против течения — о! Если время прилива, то река похожа на океан, и ты смотришь на огромные изгибы и видишь великолепные рекламные дворцы на южном берегу, их сияющие отражения на водной глади, и этот огромный белый мост, грациозно пересекающий ее, словно полоска листьев. Если вам повезло, то из-за занавески вам открывается своя собственная Кинорама, правда, это представление никогда, никогда не бывает одним и тем же. И не важно, какая погода, или время года, она всегда великолепна — волшебство срабатывает всегда. И как раз поверх нытья мотора такси вы слышите эти неописуемые речные шумы, узнаваемые всегда. Каждый раз, в каком бы настроении я ни приходил бы сюда, чтобы прокатиться, я достигаю радости. И пока я глазел на воду, словно рот, словно кровать, словно сестра, я думал, Боже, как я люблю этот город, каким бы ужасным он не был, и не хочу его покидать никогда, что бы он ни послал мне. Потому что хоть он и кажется таким неопрятным, таким случайным и таким неприступным, если ты знаешь город достаточно хорошо, чтобы вертеть им вокруг пальца, и если ты — его сын, он всегда на твоей стороне, поддерживая тебя — или так я себе навоображал.
Так что, когда мы вновь вернулись к Вестминстеру, и шея таксиста выказывала полное неодобрение, я попросил этого извозчика повернуть на юг, через реку, к Замку: потому что мне пришла в голову мысль в таких смешанных чувствах посетить Манни Катца и его супругу Мириэм.
Манни я встретил в лавке, торговавшей студенистыми угрями возле Кембриджского цирка, когда мы оба потянулись за уксусом и сказали друг другу «пардон». Как вы догадались, парень — еврей, как и Мириэм (а так же их единственный отпрыск), но я не думаю, что лишь из-за того, что я и сам немного, как я уже объяснял, еврей с маминой стороны, лишь из-за этого я так восхищаюсь этим парнем. Здесь я должен рассказать о своем отношении ко всей этой штуке с евреями, оно в двух словах звучит так, — слава Богу (и нашему, и ихнему), что они здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— Наконец-то люди видят сквозь стены, так?
— А что, нет? Скажи!
— Все, что они видят, это дайджесты, тенденции и точки зрения.
— Что же тогда, все они нас дурят? Все эти профессоры и авторитеты?
— О да, конечно! Ты думаешь, они рассказывают нам какие-то секреты, которые стоит знать? Ты думаешь, что профессор, учившийся двадцать лет, взорвется в студии и расскажет нам что-то настоящее?
— Похоже на правду, там, на экране…
— О, о, ну ладно… Я скажу тебе, Волчица, — объяснял я этой простой наивной душе, пока мы шли по бульвару, увертываясь от бродяг, шлюх и бездельников, — я скажу тебе. Все эти люди — типа теле-исцелителей, рекламодателей и поп-пиратов шоу-бизнеса — они презирают нас, понял? Они продают нам блестяшки за полцены, а мы думаем, что покупаем бриллианты.
Парень остановился.
— Слушай, — сказал он, — ты хоть чему-нибудь в этом мире веришь?
— Хорошо — ты сам напросился. Посмотри вон туда! — сказал я, показывая на кофейный бар, упоминающийся сейчас даже в путеводителях, потому что всех тинэйджерских звезд «открывают» именно там. — Видишь всех этих деток, втиснувшихся туда между джукбоксами, и выглядящих так, будто они на каком-то мероприятии, где раздают призы?
— Я знаю это место. Я был там.
— Бесспорно! Оно сделано для таких лопухов, как ты. Так вот что я тебе скажу — никаких соловьев-тинэйджеров там не «находили», до тех пор, пока там не поселились телекамеры и журналисты, жаждущие легкой крови. Все поющие пареньки открыли себя сами — на реке, на юге, где угодно — до того, как эти стервятники ухватили добычу. Могу тебе сказать точно, Тарзан: вся эта плескотня там нисколько не правдоподобна!
Я понимал, что происходит: после моих разногласий сУизардом и более ранним cul-de-sac с Сюз я обрушился кислотным дождем на этого юного паренька. Поэтому я сделал то, что я считаю лучшим выходом из таких ситуаций, а именно, обрезать пуповину. И я вломился в какой-то клуб, помахав парню и, крикнув "Один момент! ", схватил телефон, набрал телефонистку, поздоровался с ней и спросил, как я могу связаться с премьер-министром, так как я турист из Новой Зеландии, и у меня такая же фамилия, как и у М-ра М., и я хотел бы спросить у бедного старикашки, может, мы — родственники. После того, как она меня послала — довольно мило, кстати — я повесил трубку, выскочил обратно на улицу и увидел, что парень из Открытого Космоса все еще стоит на том же самом месте, с открытым ртом. Я спросил его о спортивных успехах, потому что он был боксером, хоть и одиночкой.
Он сказал, что скоро будут хорошие бои парней с южного берега реки с парнями из его клуба, так почему бы не пойти туда вместе? Я ответил, о, да! Потом он между прочим предложил сходить в кино сегодня вечером. Но я был против этого, ибо глупо ходить в Сохо в кино, потому что Сохо и есть кино. И в любом случае, когда я смотрю кино, я выхожу на середине сеанса, потому что все, что я вижу, это то, что там висит простыня, и куча идиотов пялятся на нее, а сзади стоит парень с сигаретой в зубах, управляющий всем этим, и даже когда он ставит «Боже, храни Королеву», все скоты встают, но только не он, нет! Жизнь — вот лучший фильм, это уж точно, если вы можете воспринимать ее как фильм. И когда я объяснил парню все это, он сказал, "а как насчет того, чтобы перекусить? " — а предлагал он бифштекс. Я сказал, «извини, я вегетарианец», а я действительно им являюсь, не из-за бедненьких животных или чего-то там такого, а из-за того, что в животе у тебя меньше урчит, и красное мясо снится мне в ночных кошмарах.
Так что вряд ли бы получился супер-вечер с парнем из О. К., и теперь, как всегда и было, после очередной приятной встречи друг с другом, нам было так же приятно прощаться… не в этом ли весь смысл человеческих отношений?
— Напомни обо мне своей Ма, — сказал я, — и не позволяй ей думать о втором телике.
Совершенно случайно мне пришло в голову убраться из этого славного района и немного прохладиться и помедитировать, поэтому я нанял кэб и велел водителю прокатить меня по набережной от начала до конца, сначала туда, потом обратно. Ему не очень это понравилось, ибо таксисты, как и все остальные, чья деятельность схожа с сутенерской, любят делать вид, что они необходимы и полезны для деловых поездок. Но, естественно, он согласился, так как взрослые обожают забирать у тебя деньги и при этом заставлять тебя чувствовать, что они тебе делают услугу.
Тот, кто придумал набережную Темзы — гений. Она лежит, гордо и мягко извиваясь возле реки, как парень возле девчонки, когда все закончено, и растягивается огромной дугой от парламента, там, в Уэстминстере, на север и восток до самого Сити. В этом, восточном направлении, она не так уж и роскошна, но когда ты возвращаешься против течения — о! Если время прилива, то река похожа на океан, и ты смотришь на огромные изгибы и видишь великолепные рекламные дворцы на южном берегу, их сияющие отражения на водной глади, и этот огромный белый мост, грациозно пересекающий ее, словно полоска листьев. Если вам повезло, то из-за занавески вам открывается своя собственная Кинорама, правда, это представление никогда, никогда не бывает одним и тем же. И не важно, какая погода, или время года, она всегда великолепна — волшебство срабатывает всегда. И как раз поверх нытья мотора такси вы слышите эти неописуемые речные шумы, узнаваемые всегда. Каждый раз, в каком бы настроении я ни приходил бы сюда, чтобы прокатиться, я достигаю радости. И пока я глазел на воду, словно рот, словно кровать, словно сестра, я думал, Боже, как я люблю этот город, каким бы ужасным он не был, и не хочу его покидать никогда, что бы он ни послал мне. Потому что хоть он и кажется таким неопрятным, таким случайным и таким неприступным, если ты знаешь город достаточно хорошо, чтобы вертеть им вокруг пальца, и если ты — его сын, он всегда на твоей стороне, поддерживая тебя — или так я себе навоображал.
Так что, когда мы вновь вернулись к Вестминстеру, и шея таксиста выказывала полное неодобрение, я попросил этого извозчика повернуть на юг, через реку, к Замку: потому что мне пришла в голову мысль в таких смешанных чувствах посетить Манни Катца и его супругу Мириэм.
Манни я встретил в лавке, торговавшей студенистыми угрями возле Кембриджского цирка, когда мы оба потянулись за уксусом и сказали друг другу «пардон». Как вы догадались, парень — еврей, как и Мириэм (а так же их единственный отпрыск), но я не думаю, что лишь из-за того, что я и сам немного, как я уже объяснял, еврей с маминой стороны, лишь из-за этого я так восхищаюсь этим парнем. Здесь я должен рассказать о своем отношении ко всей этой штуке с евреями, оно в двух словах звучит так, — слава Богу (и нашему, и ихнему), что они здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60