Я подошел к воде, наступив на пару уток, наверное, это были они, рассеявшихся в стороны, сонно крякая.
— Держитесь там, где ваше место, — сказал я им, отгоняя маленьких сволочей к озеру.
Теперь я был возле воды, и видел знак «лодки напрокат», и сами лодки, пришвартованные за пятнадцать футов от берега. Подумав, почему бы и нет, я сел на траву, снял свои нейлоновые носки и итальянские туфли, закатал Кембриджские джинсы и вошел в воду. Пока я достиг первой лодки, я был в воде по самый пупок, как герой итальянских фильмов. Я залез в эту штуку и, приложив немало усилий, чтобы распутать клубок несмазанных цепей, умудрился выплыть в море. Только достигнув середины, я бросил весла и поплыл по течению.
Я лежал там, мне было чертовски неудобно, я смотрел на звезды и думал о Сюз, и о том, как было бы здорово, если бы она лежала здесь, со мной, только она и я.
— Сюзи, Сюзетт, я люблю тебя, девочка, — сказал я, и умыл в лицо в грязной, невидимой луже.
Потом я уселся в лодке и подумал, как я могу быстро сделать кучу денег, если это все, что ей нужно? Естественно, я подумал о Уизе, о его планах разбогатеть, но знал, что не смогу поступить так же, — честно говоря, не из-за угрызений совести или чего-нибудь вроде этого, а потому что эта жизнь, возможно, по-своему шикарная, на самом деле такая недостойная, если это слово подходит сюда. Конечно, я хочу быть богатым, но я не хочу быть пойманным.
Бац! Мы врезались в основание моста, лодка и я. Я посмотрел вверх и увидел какого-то мужика, перегнувшегося через перила, помахал глупому старикашке и прокричал: "Bon Soir, Monsieur! ", на что он ничего не ответил, а начал бросать мне пенни или, может быть, это были обрывки долларов, я плохо видел, да меня это и не волновало. Меня более удивило то, как этот тип понимает выражение «устроить себе праздник». Поэтому я погреб к другому берегу и высадился прямо возле Лидо, поэтому мне пришлось перелезть через ограждение, и я оказался порезанным в нескольких болезненных местах.
Закон (тот, кто знает, согласится) имеет гениальную привычку появляться не тогда, когда ты что-то делаешь, как и должно быть, а тогда, когда ты невиновен, и уже что-то натворил. Этот ковбой направил на меня свой фонарь, когда я надевал свои носки и туфли, и стоял молча, но не гасил этот раздражающий свет.
Но я решил, что заговорит первым он, что он и сделал после нескольких долгих минут.
— Итак?
— Помочил ноги возле берега, сэр.
— Помочил ноги?
— Я именно это и сказал.
— Именно это ты и сказал.
— В старом Серпентайне.
— Ага.
— Там, внизу.
— Там, внизу, ты говоришь?
Разговор показался мне слишком дурацким, поэтому я встал и сказал «Доброй ночи, сэр», и пошел, но он сказал мне, поднимаясь вверх, «Подойди ко мне».
Так что, естественно, я побежал.
Одну вещь о копах вы знаете наверняка — они не любят бегать, потому что их шлемы при этом обычно сваливаются. Также они не любят какие угодно физические усилия — вообще-то, единственное, чем легавые схожи друг с другом, кроме того, что все они бродяги, это то, что они чураются любого физического труда, особенно ручного. Достаточно посмотреть на выражения их лиц на фото в газетах, когда они копаются в кустах в поисках орудия убийства! Так что если вы легки на подъем, и он только один, вы можете довольно легко от него избавиться. Что я и сделал, спрятавшись за скульптурой Питера Пэна и нырнув в какие-то кусты.
«Проваливай отсюда, дружище» произнес чей-то голос, когда я наткнулся там на пташку с клиентом, что не входило в мои намерения, естественно. Поэтому я выбрался обратно, перешел тропинку и оказался среди огромных темных деревьев, гораздо более темных, чем небо над ними, и перешел на обычный шаг, словно некий серьезный парень, интересующийся ночным наблюдением за пернатыми или заучивающий стихи перед вечером драматического кружка в муниципальном зале. После того, как я по ошибке наступил на несколько травяных лежбищ, за что принес извинения, я вышел на южную часть Гайда и сбежал через декоративные ворота в посольский квартал, начинавшийся прямо оттуда.
Если я посещаю подростковую или любую другую вечеринку, я, естественно, надеваю свои самые клевые наряды — может быть, даже мои шмотки защитного цвета, доставшиеся мне от одного американского солдафона. Но Ламент была бы разочарована, если, после представления меня всей ее публике в роли тинэйджера, я не появился бы при всех регалиях своей возрастной группы. Поэтому мне не было стыдно за свой не-Найтсбриджский прикид, лишь чуть-чуть за промокшие до самых бедер брюки; тем не менее, я надеялся, что все воспримут это как подростковое веселье.
Так что я позвонил в дверь Дидо. И, как часто случается, когда вы приходите на вечеринку, другой экземпляр заходит на крыльцо в этот самый момент. Обычно они не заговаривают с тобой, пока уже внутри вас не познакомит хозяйка, но этот был чем-то вроде исключения, потому что, даже не представившись, он улыбнулся и сказал:
— Вы тоже в логово тигрицы?
Я не ответил на это, просто улыбнулся ему так же вежливо (и так же бессмысленно) — он был одним из молодых людей со старым лицом, или старых с молодым, трудно сказать; на нем был очень клевый костюм, стоивший ему немалую сумму, по-моему.
— Вы давно знаете нашу замечательную хозяйку? — спросил он.
— Именно так, — ответил я, и мы вместе вошли в дом.
Лифт на этот раз не понадобился, ибо Дидо живет на первом этаже с чем-то вроде крыльца сзади. Это, на мой взгляд, гораздо шикарнее, чем пентхаус, потому что неожиданнее: я говорю о крыльце, слишком большом для Лондона, и все равно полном щелей благодаря бомжам, уже толпящимся в окрестностях. Ламент — одна из тех хозяек, которых не надо искать под диванами или в туалете, чтобы поздороваться; когда она устраивает вечеринку, и ты приходишь, она сразу это чувствует и моментально появляется, чтобы поприветствовать тебя. Она уже плавно скользила ко мне, на ней было белое платье «обними-меня-крепко», похожее на огромный контрацептив, который можно было стирать, ее рыжеватые волосы были немного встрепаны ветром (могу спорить, что на это у нее ушло полчаса), ее глаза-радары отражали мишень, ее уши-счетчики Гейгера отслеживали великие открытия, ее руки разрезали летний воздух.
— О, прии-вет, юное чудо, — сказала она мне. — Ты уже видел моего экс-любовника по имени Вендис? Тебя не мучает жажда? Что, мочился в штаны?
— Да, да и нет, — ответил я ей. — Я пришел к тебе сразу после купания.
— О, ну конечно же, — воскликнула она низким, дребезжащим голосом. Потом она наклонила свою голову так, что ее кудри морковного цвета касались моей шеи, и произнесла:
— Есть какие-нибудь новости для моей колонки?
— Кучи. Какова цена сегодня?
Она дотронулась губами моей шеи, но это не был поцелуй.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— Держитесь там, где ваше место, — сказал я им, отгоняя маленьких сволочей к озеру.
Теперь я был возле воды, и видел знак «лодки напрокат», и сами лодки, пришвартованные за пятнадцать футов от берега. Подумав, почему бы и нет, я сел на траву, снял свои нейлоновые носки и итальянские туфли, закатал Кембриджские джинсы и вошел в воду. Пока я достиг первой лодки, я был в воде по самый пупок, как герой итальянских фильмов. Я залез в эту штуку и, приложив немало усилий, чтобы распутать клубок несмазанных цепей, умудрился выплыть в море. Только достигнув середины, я бросил весла и поплыл по течению.
Я лежал там, мне было чертовски неудобно, я смотрел на звезды и думал о Сюз, и о том, как было бы здорово, если бы она лежала здесь, со мной, только она и я.
— Сюзи, Сюзетт, я люблю тебя, девочка, — сказал я, и умыл в лицо в грязной, невидимой луже.
Потом я уселся в лодке и подумал, как я могу быстро сделать кучу денег, если это все, что ей нужно? Естественно, я подумал о Уизе, о его планах разбогатеть, но знал, что не смогу поступить так же, — честно говоря, не из-за угрызений совести или чего-нибудь вроде этого, а потому что эта жизнь, возможно, по-своему шикарная, на самом деле такая недостойная, если это слово подходит сюда. Конечно, я хочу быть богатым, но я не хочу быть пойманным.
Бац! Мы врезались в основание моста, лодка и я. Я посмотрел вверх и увидел какого-то мужика, перегнувшегося через перила, помахал глупому старикашке и прокричал: "Bon Soir, Monsieur! ", на что он ничего не ответил, а начал бросать мне пенни или, может быть, это были обрывки долларов, я плохо видел, да меня это и не волновало. Меня более удивило то, как этот тип понимает выражение «устроить себе праздник». Поэтому я погреб к другому берегу и высадился прямо возле Лидо, поэтому мне пришлось перелезть через ограждение, и я оказался порезанным в нескольких болезненных местах.
Закон (тот, кто знает, согласится) имеет гениальную привычку появляться не тогда, когда ты что-то делаешь, как и должно быть, а тогда, когда ты невиновен, и уже что-то натворил. Этот ковбой направил на меня свой фонарь, когда я надевал свои носки и туфли, и стоял молча, но не гасил этот раздражающий свет.
Но я решил, что заговорит первым он, что он и сделал после нескольких долгих минут.
— Итак?
— Помочил ноги возле берега, сэр.
— Помочил ноги?
— Я именно это и сказал.
— Именно это ты и сказал.
— В старом Серпентайне.
— Ага.
— Там, внизу.
— Там, внизу, ты говоришь?
Разговор показался мне слишком дурацким, поэтому я встал и сказал «Доброй ночи, сэр», и пошел, но он сказал мне, поднимаясь вверх, «Подойди ко мне».
Так что, естественно, я побежал.
Одну вещь о копах вы знаете наверняка — они не любят бегать, потому что их шлемы при этом обычно сваливаются. Также они не любят какие угодно физические усилия — вообще-то, единственное, чем легавые схожи друг с другом, кроме того, что все они бродяги, это то, что они чураются любого физического труда, особенно ручного. Достаточно посмотреть на выражения их лиц на фото в газетах, когда они копаются в кустах в поисках орудия убийства! Так что если вы легки на подъем, и он только один, вы можете довольно легко от него избавиться. Что я и сделал, спрятавшись за скульптурой Питера Пэна и нырнув в какие-то кусты.
«Проваливай отсюда, дружище» произнес чей-то голос, когда я наткнулся там на пташку с клиентом, что не входило в мои намерения, естественно. Поэтому я выбрался обратно, перешел тропинку и оказался среди огромных темных деревьев, гораздо более темных, чем небо над ними, и перешел на обычный шаг, словно некий серьезный парень, интересующийся ночным наблюдением за пернатыми или заучивающий стихи перед вечером драматического кружка в муниципальном зале. После того, как я по ошибке наступил на несколько травяных лежбищ, за что принес извинения, я вышел на южную часть Гайда и сбежал через декоративные ворота в посольский квартал, начинавшийся прямо оттуда.
Если я посещаю подростковую или любую другую вечеринку, я, естественно, надеваю свои самые клевые наряды — может быть, даже мои шмотки защитного цвета, доставшиеся мне от одного американского солдафона. Но Ламент была бы разочарована, если, после представления меня всей ее публике в роли тинэйджера, я не появился бы при всех регалиях своей возрастной группы. Поэтому мне не было стыдно за свой не-Найтсбриджский прикид, лишь чуть-чуть за промокшие до самых бедер брюки; тем не менее, я надеялся, что все воспримут это как подростковое веселье.
Так что я позвонил в дверь Дидо. И, как часто случается, когда вы приходите на вечеринку, другой экземпляр заходит на крыльцо в этот самый момент. Обычно они не заговаривают с тобой, пока уже внутри вас не познакомит хозяйка, но этот был чем-то вроде исключения, потому что, даже не представившись, он улыбнулся и сказал:
— Вы тоже в логово тигрицы?
Я не ответил на это, просто улыбнулся ему так же вежливо (и так же бессмысленно) — он был одним из молодых людей со старым лицом, или старых с молодым, трудно сказать; на нем был очень клевый костюм, стоивший ему немалую сумму, по-моему.
— Вы давно знаете нашу замечательную хозяйку? — спросил он.
— Именно так, — ответил я, и мы вместе вошли в дом.
Лифт на этот раз не понадобился, ибо Дидо живет на первом этаже с чем-то вроде крыльца сзади. Это, на мой взгляд, гораздо шикарнее, чем пентхаус, потому что неожиданнее: я говорю о крыльце, слишком большом для Лондона, и все равно полном щелей благодаря бомжам, уже толпящимся в окрестностях. Ламент — одна из тех хозяек, которых не надо искать под диванами или в туалете, чтобы поздороваться; когда она устраивает вечеринку, и ты приходишь, она сразу это чувствует и моментально появляется, чтобы поприветствовать тебя. Она уже плавно скользила ко мне, на ней было белое платье «обними-меня-крепко», похожее на огромный контрацептив, который можно было стирать, ее рыжеватые волосы были немного встрепаны ветром (могу спорить, что на это у нее ушло полчаса), ее глаза-радары отражали мишень, ее уши-счетчики Гейгера отслеживали великие открытия, ее руки разрезали летний воздух.
— О, прии-вет, юное чудо, — сказала она мне. — Ты уже видел моего экс-любовника по имени Вендис? Тебя не мучает жажда? Что, мочился в штаны?
— Да, да и нет, — ответил я ей. — Я пришел к тебе сразу после купания.
— О, ну конечно же, — воскликнула она низким, дребезжащим голосом. Потом она наклонила свою голову так, что ее кудри морковного цвета касались моей шеи, и произнесла:
— Есть какие-нибудь новости для моей колонки?
— Кучи. Какова цена сегодня?
Она дотронулась губами моей шеи, но это не был поцелуй.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60