После этого, уже после двух страничек, мне жутко захотелось спать. А я себе никогда ни в чем не отказываю.
Проснулся я на следующее утро с неприятным ощущением, долго пытаясь поймать ощущенное. Вернее я бы сказал, что проснулся я утром с неприятным чувством какого-то предчувствия, и наконец вспомнил, что — зачет. Одевшись, не поев, я поехал в институт. Зачет начинался в 10 часов, и у дверей уже толпилась вся наша группа.
— Сашка, выучил что-нибудь? — спрашивает Городуля меня.
— Не-а, — говорю я.
— А как же сдавать будешь?
— Языком.
Она смеется. Тут появляется моя ласточка Ира, вся скромно одетая. Она всех учителей видом и своей невинностью брала, те таяли, глядя на нее. Как на что-то давно жданное. И долго невиданное.
— Санечка, здравствуй. — Она целует меня в щеку. Группа внимательно оборачивается. Их это страшно интересовало и будоражило: да или нет…
— Ира, выучила что-нибудь?
— Не-а, — она улыбается, — ни слова.
— А как сдавать будешь?
— Он, говорят, любит молодых и скромных, девочек. А ты же знаешь, какая я скромная… — Она смеется.
В это время дверь открывается, и Городуля говорит:
— Есть кто-нибудь желающий? — Все ждут и боятся. Я ненавижу ждать, и умирать всегда надо красиво (даже когда не знаешь, за что), и в первом ряду, не думая, — поэтому я захожу сразу и не ожидая.
Ирка целует меня опять, напутствуя.
Вслед слышу, как кто-то говорит: «Это что, новенький у нас появился?»
И захожу, аудитория большая и светлая, преподаватель сидит за столом, маленький и лысый. Он мне вообще напоминает кого-то… тоже лысая голова была. Но тот не психологией, тот государством и народом занимался и преобразованием их обоих в социалистические, того психология не волновала. Тому власть над психикой нужна была (или психика власти), потом все остальное.
— Здравствуйте, молодой человек. Моя фамилия Берхин. А вас я что-то не видел никогда. Вы что, не ходили на мои занятия? mm
— Как вам сказать…
— Но лекции у вас, я надеюсь, есть? Потому что без лекций нам вообще не о чем разговаривать.
Вот те раз, а я-то думал поговорить. Хорошее начало, обнадеживающее.
— Да, — говорю я обреченно, — есть. — Уже неплохо, берите билет, положите вашу тетрадочку, я посмотрю, что у вас там написано, и начинайте готовиться. А потом мы разберемся.
Я сажусь за стол готовиться и понимаю, что разбираться нам не о чем будет, я не сдам этот зачет, никогда. Судя по его лицу и началу.
— Саш, привет. — Я оборачиваюсь, не понимая, кто меня еще здесь знать может. Оказывается, рядом со мной сидит Лиля Уланова, я и не знал, что она в нашей группе учится. Она спрашивает: — Какой у тебя билет?
— Что? Билет, я даже не знаю, не посмотрел, он сразу ко мне прицепился, а я не могу сдавать в таких условиях, когда ко мне плохо относятся: не благожелательно.
— Так посмотри.
— Чего посмотреть? — не понимаю я.
— Билет, — смеется тихо она.
Я поднимаю билет, он лежит вниз лицом, и не верю своим глазам: второй вопрос — теория Морено. А первый — какая-то чушь про Павлова.
— Знаешь что-нибудь?
— Что там за три учения Павлова?
Она бы мне хотела помочь, но сама не знает ничего про Павлова, так как он написал много книг, а прочитать их только у ненормального хватит времени.
Она собирается со мной еще потрепаться, так как свой билет знает полностью, но в этот момент раздается голос:
— Девушка, вот вы… Лиля спрашивает: «Я?»
— Да. Судя по всему (интересно, по чему?), вы уже готовы, раз разговариваете с молодым человеком. Поэтому идите отвечать и разговаривать со мной, а молодому человеку мы не будем мешать готовиться. — Она уходит к нему и отвечает.
Я созерцаю снова свой билет № 12. И даже не могу вспомнить, о чем там буржуазная теория Морено! Какие-то куски застряли в голове, а ничего целого не получается. В чем там идея? Я не помню, не то в тетрадке этого не было.
Если я не сдам зачет, меня не допустят до экзаменов, если не допустят до экзаменов — я их не сдам и меня исключат из института, папа не переживет этого, мама повесится. И все из-за этой проклятой психологии. Я грозно гляжу на преподавателя и говорю сам себе: ну, погоди, я сейчас с тобой разберусь, я тебе дам мою семью разрушать! Ничтожество! — Мне главное завести себя.
Лилька счастливая вскакивает, он ласково смотрит на нее, оглядывая до пола, ему, похоже, правда, девочки, молодые, нравятся. Жаль, что я не девочка и не молодая. Для разнообразия.
— Ну-с, молодой человек, ваша очередь.
Он смотрит на меня. Я встаю, ноги как каменные, и нет, главное, нет легкости у меня трепаться. А это значит не проскочу, потому что все зависит от языка.
— Как вас зовут?
— Саша, — отвечаю я.
— А отчество? — Зачем ему еще мое отчество: полустарый козел, совсем помешался.
— Зосимович, — говорю я.
— Да что вы, какое редкое отчество, и у меня такое же.
«Какое счастье!» — говорю я про себя. Он улыбается мне приветливо, вроде как смягчился.
— Значит, Александр Зосимович, что же, это приятно. Какой же у вас номер билета?
— Номер двенадцать.
— С какого бы вопроса вы хотели начать?
— Можно с любого?
— Да, конечно.
— Тогда со второго.
Прекрасно, думаю, сейчас я ему на втором разверну широкое полотно буржуазного капитализма, загнивающей жизни, а с первым как-нибудь выкручусь, а может, ему и вовсе слушать не захочется. Потому что второй растяну на полчаса, появилась возможность прорваться, и язык заработал у меня.
— А что у вас вторым вопросом?
— Теория Морено.
— Что ж, прекрасная тема, начинайте, — поддержал он меня.
Какая там, к черту, тема, там всего два листа было.
И я начал. Я выдал ему все, что знал про капитализм, буржуазию, угнетателей мирового пролетариата, финансовую олигархию, отбросы общества, американскую порочную систему, порнографию по телевидению и еще много всякого разного. А в конце так, осторожно, коснулся теории Морено и того, что было написано там на двух листочках.
Он откинулся:
— Что ж, молодой человек, я рад, что вы настолько эрудированы и всесторонне образованы. Только ответьте мне, в чем же суть, сама идея, главный стержень теории ученого Морено?
Вот этого я как раз и не знал, то ли там не было написано, то ли я не помнил. Я вообще не знал, что он ученый, этот Морено, я думал, он просто так, от нечего делать этой хер…, то есть теорией занимался.
— Основная же идея, суть, мысль, я бы сказал, теории ученого Морено в том… — начал я и осторожно стал виться вокруг, пробираясь в сумерках незнания и полной тьме непонимания, чутко реагируя, как сверхчувствительный барометр, на его покачивания головой, либо мимику лица, либо движения, — словом, малейшую реакцию, штрих, черточку, былинку, деталечку. Чтобы извлечь что-то.
— Основная идея, — перебил он меня и выдал всю теорию Морено от начала до конца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102