— Попробуй-попробуй.
Петр принялся стаскивать тунику.
— А это оставь, — сказал Джошуа. — И сандалии не снимай.
— Но, Господи, это ж моя новая рубаха.
— Так и держи ее сухой, Петр. Иди ко мне. Шагай на воду.
Петр свесил одну ногу с борта.
— Доверяй своей вере, Петр! — крикнул я. — Коль усомнился, ничего не выйдет.
Петр шагнул на воду сразу обеими ногами — и какую-то долю секунды стоял на воде. И все мы поразились этому.
— Эй, а я… — И он камнем пошел ко дну. Потом, отплевываясь, вынырнул. Мы все покатились со смеху, даже Джош утоп по щиколотку — так сильно он смеялся.
— Как ты мог клюнуть на такой глупый розыгрыш? — Он пробежал по воде и помог Петру забраться в лодку. — Петр, ты туп, как целая груда камней. Но какая потрясающая у тебя вера. На этой груде камней я и возведу свою церковь.
— А строительством у тебя тоже Петр будет руководить? — спросил Филипп. — Раз он по воде ходить пытался, да?
— А ты сам бы попробовал? — спросил Джошуа.
— Нет, конечно, — ответил Филипп. — Я плавать не умею.
— И у кого из вас вера крепче? — Джошуа забрался в лодку, вытряхнул из сандалий воду и потрепал Петра по мокрой шевелюре. — Кому-то надо будет за церковью присматривать, когда меня не будет, а не будет меня уже очень скоро. Весной мы на Песах пойдем в Иерусалим, и там предадут меня первосвященникам и книжникам на поругание, там будут меня бить и распинать, и в конце концов осудят меня на смерть. Но через три дня после смерти я воскресну и вновь буду с вами.
Пока Джошуа говорил, Мэгги цеплялась ногтями за мою руку. А когда закончил, из моего бицепса уже сочилась кровь. По лицам учеников скользнула скорбная тень. Мы не смотрели друг на друга, не смотрели в днище лодки, мы таращились в некую точку в нескольких футах от наших лиц — именно в ней, видимо, всегда пытаешься отыскать ясный ответ, когда по башке лупит нечто невыразимое.
— Вот паскудство, — раздался чей-то голос.
Мы высадились у города Гиппос на том берегу Галилейского моря — прямо напротив Тивериады. Джошуа в Гиппосе уже проповедовал, когда мы тут скрывались в первый раз, и многие жители согласились нас приютить, пока Джошуа снова не разошлет апостолов по городам и весям.
Мы привезли с собой из Вифсаиды множество корзин с хлебами преломленными, и Симон с Иудой помогали мне выгрузить их на берег. Таскать пришлось по воде — в Гиппосе не было причала.
— Хлеба там горами громоздились, — сказал Иуда. — Намного больше, чем тогда, для пяти тысяч. С таким рационом еврейская армия сражалась бы много дней. Если римляне нас чему и научили, так это что армия сражается на полный желудок.
Я перестал шлепать по мелководью и посмотрел на него.
Симон остановился рядом, поставил корзину на берег, приподнял край перевязи и показал мне рукоять кинжала.
— Царство будет нашим, только если мы возьмем его мечом. Пролить римскую кровь — в чем проблема? Нет господина, кроме Господа.
Я протянул руку и мягко прикрыл кинжал тканью.
— Ты слыхал, как Джошуа говорит о том, чтобы не причинять никому вреда? Даже врагу?
— Да, — ответил Иуда. — Он же не может открыто говорить о штурме Царства, пока сам не готов к атаке. А потому всегда выражается притчами.
— Горшок тухлого ячьего масла! — донеслось с борта лодки. Джошуа приподнялся — с головы его драным талесом свисала рыбачья сеть. Он спал на баке, и мы совершенно о нем забыли. — Шмяк, собери всех прямо на берегу. Очевидно, я не вполне ясно выразился и кое-кто меня не понял.
Я бросил корзину и кинулся в город собирать народ. Часа не прошло, как все мы расселись по берегу. Джошуа расхаживал перед нами взад-вперед.
— Царство открыто для каждого, — говорил он. — Для каж-до-го. Понятно?
Все закивали.
— Даже для римлян. Все перестали кивать.
— Царство Божие грядет, однако римляне останутся в Израиле. Царство Бога не имеет ничего общего с израильской государственностью. Все уяснили?
— Но Мессия должен привести народ наш к свободе! — крикнул Иуда.
— Нет господина, кроме Господа, — прибавил Симон.
— Заткнитесь, — велел Джошуа. — Я прислан не гнев нести. К Царству нас приведет не завоевание, но прощение. Народ, мы же все это проходили. Неужели до сих пор не понятно?
— Но как нам вышвырнуть из Царства римлян? — выкрикнул Нафанаил.
— В твоем возрасте пора бы поумнеть, — ответствовал Джошуа. — Балбес белобрысый. Еще раз: мы не станем вышвыривать из Царства римлян, ибо Царство открыто для каждого.
На этот раз, наверное, до каждого и дошло — уж до зилотов точно, поскольку морды у обоих разочарованно вытянулись. Это ж надо: всю жизнь ждать Мессию, чтоб он установил Царство, сокрушив римлян, а теперь он сам своими богодухновенными словами утверждает, что такому не бывать. Но тут Джошуа пустился в загадки.
— Царство — это пшеничное поле с плевелами; их невозможно выдрать, не повредив злаков.
Пустые взгляды. У рыбаков — вдвойне пустые, поскольку они в сельском хозяйстве ни шиша не петрили.
— Плевелы — это такая травка, называется вика, — объяснил Джошуа. — Очень похожа на пшеницу, сплетается с нею и с ячменем корнями, и тогда ее невозможно выполоть, не выдернув доброе семя.
Никто ничего не понял.
— Хорошо, — продолжал Джошуа. — Доброе семя — это сыны Царствия, а плевелы — сыны лукавого. Жнем и тех, и других. А когда закончим, придут ангелы, соберут всех гадов и сожгут их к чертовой матери.
— Ничего не понял. — И Петр затряс пегой гривой, словно попутавший лев, которому примстилось стадо бегущих антилоп гну.
— Парни, ну как же вы это проповедуете, если сами не врубаетесь? Ладно, пробуем иной подход. Царство Небесное — это как… э-э… купец, что ищет хороший жемчуг.
— Как перед свиньями, — обрадовался Варфоломей.
— Да, Варф, да! Только на сей раз никаких свиней, хотя жемчуг — тот же самый.
Три часа спустя Джошуа еще не закончил, хотя метафоры Царства явно истощились. Его любимая — горчичное зерно — не проканала с трех разных попыток.
— Так, еще подобно Царство Небесное мартышке… — Джошуа охрип и временами пускал петуха.
— Как это?
— Еврейской мартышке, да?
— Оно — как мартышка, жующая горчичное зерно? Я встал, подошел к Джошу и обнял его за плечи:
— Джош, сделай перерыв.
И я повел его по берегу к деревне. Он сокрушенно качал головой.
— Тупее сукиных сынов я на земле еще не видел.
— Они стали как дети малые. Ты же им сам велел.
— Но я ведь не межеумками велел им становиться.
Я услышал шаги по песку — сзади подбежала Мэгги и обхватила нас обоих руками. Джоша она поцеловала в лоб, громко и влажно при этом чмокнув. Затем явно вознамерилась проделать то же со мной, и я заранее отпрянул.
— Межеумки тут на самом деле — вы двое. Орете на них и взываете к разуму, а разум тут как раз и ни при чем. Поэтому они здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119