Из Кесарии должен прибыть римский наместник в сопровождении целого шеститысячного легиона, а остальные гарнизоны Иудеи, Самарии и Галилеи тоже отправят в Святой город центурию-другую.)
Свой шанс мы не упустили — кинулись к Мэгги и добежали до ее семейства одновременно с римской колонной. Центурион, командовавший кавалерией, на скаку пнул меня кованым сапогом, на волосок промахнувшись мимо головы. Спасибо, хоть не знаменосец со знаком когорты, а то мне бы досталось по башке римским орлом.
— Сколько мне еще ждать, пока ты выдворишь их с нашей земли и установишь царство нашего народа, Джошуа? — Мэгги стояла, уперев руки в бока, стараясь напустить на себя суровость, но синие глаза выдавали ее — она едва сдерживала смех.
— Э-э, и тебе шалом, Мэгги, — ответил Джош.
— А ты, Шмяк? Уже научился быть дурачком или опять в учебе отстаешь?
Глаза ее смеялись, а в каком-то локте от нее проходили римские солдаты. Господи, как же мне ее не хватает.
— Учусь, — ответил я.
Мэгги опустила на землю кувшин и раскинула руки, обнимая нас обоих. Мы не видели ее уже несколько месяцев, не считая мимолетных встреч на площади. В тот день от нее пахло лимонами и корицей.
Пару часов мы шли вместе с Мэгги и ее семьей — болтали, перешучивались и всячески избегали того, что не отпускало наши помыслы. В конце концов Мэгги спросила:
— Так вы придете на мою свадьбу?
Мы с Джошем переглянулись — у обоих словно языки вырвали. Я видел, что Джошу подобрать слова не удается, а Мэгги уже начинала сердиться.
— Ну?
— Э-э, Мэгги, не то чтобы твое семейное счастье нас не радовало, но как-то…
Она не медлила — сразу заехала мне по зубам тыльной стороной руки. Кувшин у нее на голове даже не шелохнулся. Просто божественная грация у девчонки.
— Ай!
— Семейное счастье? Ты совсем свихнулся? Да муж мой — жаба, каких мало. Меня от одной мысли о нем тошнит. Я просто надеялась, что вы придете и поможете мне пережить этот день.
— Ты мне губу расквасила.
Джошуа взглянул на меня, и глаза его расширились.
— Ой-е-ёй! — протянул он и склонил голову набок, точно прислушивался к ветерку.
— Что — ой-ё-ёй?
Тут и я услышал гам спереди. На мостике собралась внушительная толпа — все орали и махали руками. Поскольку римляне давно прошли, видимо, кто-то свалился в реку, понял я.
— Ой-ёй, — снова сказал Джош и припустил к мосту.
— Извини, — пожал плечами я и, бросив Мэгги, кинулся следом.
На берегу речки (на самом деле — не глубже ручейка) мы увидели парнишку примерно нашего возраста. Волосы у него дико торчали дыбом, глаза сверкали еще более дико, а сам он стоял по пояс в воде. Под водою же он кого-то держал — и орал при этом во всю глотку:
— Ты должен покаяться и искупить вину, искупить и покаяться! Грехи твои тебя осквернили. Я очищу тебя от скверны, что таскаешь ты с собою, как кошель свой.
— Это мой троюродный, Иоанн, — сказал Джошуа.
В речке по обе стороны от Иоанна выстроились наши братья и сестры, по-прежнему связанные, но в цепи сородичей недоставало одного звена — моего брата Шемаии. Вместо него перед Иоанном кипел, бился и пускал пузыри мутный фонтан. Зеваки подбадривали Крестителя воплями, а тот удерживал Шема под водой уже с некоторым трудом.
— Мне кажется, он топит Шема.
— Не топит, а крестит, — поправил меня Джош.
— Мама, конечно, будет счастлива, когда Шем смоет с себя грехи, но если в процессе он утонет, у нас будут неприятности.
— Верно подмечено. — И Джош ступил в воду. — Иоанн! Прекращай эту бодягу!
Иоанн глянул несколько озадаченно:
— Братец Джошуа?
— Да. Иоанн, отпусти его.
— Но он согрешил, — ответил Иоанн, как будто это все объясняло.
— Я сам займусь его грехами.
— Ты думаешь, ты у нас один такой, а? Дудки. Мое рождение тоже ангел вострубил. И было предсказано, что я поведу за собой. Ты не единственный.
— Об этом мы поговорим в другой раз. Отпусти его, Иоанн. Он очистился от скверны.
Иоанн убрал руки, мой братец поплавком выскочил на поверхность, а я сбежал по склону и поскорее уволок всех подальше от реки.
— Погоди, остальные еще нечисты. На них скверна греха.
Джошуа шагнул между Крестителем и своим братом Иаковом, следующим в очереди на окунание.
— Ты ведь не скажешь об этом маме, правда?
Иакова колотило между ужасом и яростью — он пытался развязать намокший узел на шее. Ему явно хотелось отомстить старшему брату, но лишь тот мог уберечь его от Иоанна, а отказываться от защиты было немудро.
— Если мы разрешим Иоанну крестить тебя сколько влезет, ты уже ничего не сможешь маме рассказать, правда, Иаков? — Это я так пытался помочь.
— Не скажу, — выдавил Иаков. Он опасливо глянул на Иоанна — тот лыбился на нас так, будто в любую секунду мог схватить кого-нибудь и очистить от скверны. — Он что — наш брат?
— Троюродный, — сказал Джошуа. — Сын Елисаве-ты, двоюродной сестры нашей матери.
— А когда ты с ним познакомился?
— Я не знакомился.
— Тогда как ты его узнал?
— Узнал, и все.
— Он псих, — сказал Иаков. — Вы оба психи.
— Ага, это у нас семейное. Может, повзрослеешь и тоже психом станешь. Ты ничего не скажешь маме.
— Не скажу.
— Хорошо, — сказал Джошуа. — А теперь вы со Шмяком ведите малышей дальше.
Я кивнул и бросил опасливый взгляд на Иоанна.
— Иаков прав, Джош. Он действительно псих.
— Я все слышал, грешник! — заорал Иоанн. — Тебе, наверное, тоже надо очиститься.
В тот вечер Иоанн с родителями разделили с нами ужин. Странно: предки Иоанна оказались старше Иосифа, даже старше моих деда с бабкой. Джошуа сказал, что рождение Иоанна было чудом, о котором действительно объявил ангел. Мать Иоанна Елисавета талдычила об этом весь ужин так, будт о случилось это лишь вчера, а не тринадцать лет назад. Когда старушка умолкла, чтобы перевести дух, вступила мама Джоша — и тоже про божественное провозглашение, только насчет собственного сына. Время от времени встревала и моя мама — испытывая потребность тоже как-то явить свою материнскую гордость, которой вовсе не ощущала:
— Знаете, про Шмяка ангелы ничего не говорили, но примерно в то время, когда его зачали, саранча нам весь огород поела, а у Алфея целый месяц живот пучило. Наверное, тоже какой-то знак. С другими мальчиками у меня так не было.
Ах, маменька. Я уже говорил, что она одержима бесами?
После ужина мы с Джошем развели отдельный костерок — подальше от остальных, надеясь, что нас отыщет Мэгги. Но отыскал нас Иоанн.
— Ты не помазанник, — сообщил он Джошуа. — К моему отцу приходил Гавриил. А у твоего ангела даже имени нету.
— Мы не должны о таком говорить, — сказал Джошуа.
— Ангел сказал моему отцу, что сын его приготовит путь Господу. А сын — это я.
— Прекрасно. Тебе я иного и не желаю, Иоанн, — только стань Мессией.
— Правда? — удивился Иоанн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
Свой шанс мы не упустили — кинулись к Мэгги и добежали до ее семейства одновременно с римской колонной. Центурион, командовавший кавалерией, на скаку пнул меня кованым сапогом, на волосок промахнувшись мимо головы. Спасибо, хоть не знаменосец со знаком когорты, а то мне бы досталось по башке римским орлом.
— Сколько мне еще ждать, пока ты выдворишь их с нашей земли и установишь царство нашего народа, Джошуа? — Мэгги стояла, уперев руки в бока, стараясь напустить на себя суровость, но синие глаза выдавали ее — она едва сдерживала смех.
— Э-э, и тебе шалом, Мэгги, — ответил Джош.
— А ты, Шмяк? Уже научился быть дурачком или опять в учебе отстаешь?
Глаза ее смеялись, а в каком-то локте от нее проходили римские солдаты. Господи, как же мне ее не хватает.
— Учусь, — ответил я.
Мэгги опустила на землю кувшин и раскинула руки, обнимая нас обоих. Мы не видели ее уже несколько месяцев, не считая мимолетных встреч на площади. В тот день от нее пахло лимонами и корицей.
Пару часов мы шли вместе с Мэгги и ее семьей — болтали, перешучивались и всячески избегали того, что не отпускало наши помыслы. В конце концов Мэгги спросила:
— Так вы придете на мою свадьбу?
Мы с Джошем переглянулись — у обоих словно языки вырвали. Я видел, что Джошу подобрать слова не удается, а Мэгги уже начинала сердиться.
— Ну?
— Э-э, Мэгги, не то чтобы твое семейное счастье нас не радовало, но как-то…
Она не медлила — сразу заехала мне по зубам тыльной стороной руки. Кувшин у нее на голове даже не шелохнулся. Просто божественная грация у девчонки.
— Ай!
— Семейное счастье? Ты совсем свихнулся? Да муж мой — жаба, каких мало. Меня от одной мысли о нем тошнит. Я просто надеялась, что вы придете и поможете мне пережить этот день.
— Ты мне губу расквасила.
Джошуа взглянул на меня, и глаза его расширились.
— Ой-е-ёй! — протянул он и склонил голову набок, точно прислушивался к ветерку.
— Что — ой-ё-ёй?
Тут и я услышал гам спереди. На мостике собралась внушительная толпа — все орали и махали руками. Поскольку римляне давно прошли, видимо, кто-то свалился в реку, понял я.
— Ой-ёй, — снова сказал Джош и припустил к мосту.
— Извини, — пожал плечами я и, бросив Мэгги, кинулся следом.
На берегу речки (на самом деле — не глубже ручейка) мы увидели парнишку примерно нашего возраста. Волосы у него дико торчали дыбом, глаза сверкали еще более дико, а сам он стоял по пояс в воде. Под водою же он кого-то держал — и орал при этом во всю глотку:
— Ты должен покаяться и искупить вину, искупить и покаяться! Грехи твои тебя осквернили. Я очищу тебя от скверны, что таскаешь ты с собою, как кошель свой.
— Это мой троюродный, Иоанн, — сказал Джошуа.
В речке по обе стороны от Иоанна выстроились наши братья и сестры, по-прежнему связанные, но в цепи сородичей недоставало одного звена — моего брата Шемаии. Вместо него перед Иоанном кипел, бился и пускал пузыри мутный фонтан. Зеваки подбадривали Крестителя воплями, а тот удерживал Шема под водой уже с некоторым трудом.
— Мне кажется, он топит Шема.
— Не топит, а крестит, — поправил меня Джош.
— Мама, конечно, будет счастлива, когда Шем смоет с себя грехи, но если в процессе он утонет, у нас будут неприятности.
— Верно подмечено. — И Джош ступил в воду. — Иоанн! Прекращай эту бодягу!
Иоанн глянул несколько озадаченно:
— Братец Джошуа?
— Да. Иоанн, отпусти его.
— Но он согрешил, — ответил Иоанн, как будто это все объясняло.
— Я сам займусь его грехами.
— Ты думаешь, ты у нас один такой, а? Дудки. Мое рождение тоже ангел вострубил. И было предсказано, что я поведу за собой. Ты не единственный.
— Об этом мы поговорим в другой раз. Отпусти его, Иоанн. Он очистился от скверны.
Иоанн убрал руки, мой братец поплавком выскочил на поверхность, а я сбежал по склону и поскорее уволок всех подальше от реки.
— Погоди, остальные еще нечисты. На них скверна греха.
Джошуа шагнул между Крестителем и своим братом Иаковом, следующим в очереди на окунание.
— Ты ведь не скажешь об этом маме, правда?
Иакова колотило между ужасом и яростью — он пытался развязать намокший узел на шее. Ему явно хотелось отомстить старшему брату, но лишь тот мог уберечь его от Иоанна, а отказываться от защиты было немудро.
— Если мы разрешим Иоанну крестить тебя сколько влезет, ты уже ничего не сможешь маме рассказать, правда, Иаков? — Это я так пытался помочь.
— Не скажу, — выдавил Иаков. Он опасливо глянул на Иоанна — тот лыбился на нас так, будто в любую секунду мог схватить кого-нибудь и очистить от скверны. — Он что — наш брат?
— Троюродный, — сказал Джошуа. — Сын Елисаве-ты, двоюродной сестры нашей матери.
— А когда ты с ним познакомился?
— Я не знакомился.
— Тогда как ты его узнал?
— Узнал, и все.
— Он псих, — сказал Иаков. — Вы оба психи.
— Ага, это у нас семейное. Может, повзрослеешь и тоже психом станешь. Ты ничего не скажешь маме.
— Не скажу.
— Хорошо, — сказал Джошуа. — А теперь вы со Шмяком ведите малышей дальше.
Я кивнул и бросил опасливый взгляд на Иоанна.
— Иаков прав, Джош. Он действительно псих.
— Я все слышал, грешник! — заорал Иоанн. — Тебе, наверное, тоже надо очиститься.
В тот вечер Иоанн с родителями разделили с нами ужин. Странно: предки Иоанна оказались старше Иосифа, даже старше моих деда с бабкой. Джошуа сказал, что рождение Иоанна было чудом, о котором действительно объявил ангел. Мать Иоанна Елисавета талдычила об этом весь ужин так, будт о случилось это лишь вчера, а не тринадцать лет назад. Когда старушка умолкла, чтобы перевести дух, вступила мама Джоша — и тоже про божественное провозглашение, только насчет собственного сына. Время от времени встревала и моя мама — испытывая потребность тоже как-то явить свою материнскую гордость, которой вовсе не ощущала:
— Знаете, про Шмяка ангелы ничего не говорили, но примерно в то время, когда его зачали, саранча нам весь огород поела, а у Алфея целый месяц живот пучило. Наверное, тоже какой-то знак. С другими мальчиками у меня так не было.
Ах, маменька. Я уже говорил, что она одержима бесами?
После ужина мы с Джошем развели отдельный костерок — подальше от остальных, надеясь, что нас отыщет Мэгги. Но отыскал нас Иоанн.
— Ты не помазанник, — сообщил он Джошуа. — К моему отцу приходил Гавриил. А у твоего ангела даже имени нету.
— Мы не должны о таком говорить, — сказал Джошуа.
— Ангел сказал моему отцу, что сын его приготовит путь Господу. А сын — это я.
— Прекрасно. Тебе я иного и не желаю, Иоанн, — только стань Мессией.
— Правда? — удивился Иоанн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119