— Они меня не выпускают, — сказал он.
— Кто — они?
— Апостолы. Мои собственные апостолы меня не выпускают. — Джош снова подошел к лестнице. — Вы прекословите воле Господа! — крикнул он вниз и повернулся ко мне: — Это ты им велел меня не выпускать?
— Я? Ну да.
— Так нельзя.
— Я послал Нафанаила к Симону за Мэгги. Он вернулся один. Мэгги не захотела с ним разговаривать, зато поговорила Марфа. Туда храмовая стража приходила, Джош.
— И?
— Что значит — «и»? Они приходили тебя арестовать.
— Пускай им.
— Джошуа, чтобы настоять на своем, вовсе не обязательно собой жертвовать. Я всю ночь думал. Можно сторговаться.
— С Господом Богом?
— У Авраама получилось, не забыл? Насчет разрушения Содома и Гоморры. Начал с того, что Господь пощадит города, если Авраам отыщет полсотни праведников, но в конце сошлись на десяти. И ты попробуй. — Это не совсем то, Шмяк. — Джош подошел ко мне вплотную, но я понял, что не могу смотреть ему в глаза, и передвинулся к высокому стрельчатому окну, выходившему на улицу. — Я боюсь этого. Того, что случится. Я бы на этой неделе лучше занялся десятком других вещей, чем себя в жертву приносить. Но я знаю — так должно быть. Когда я говорил жрецам, что через три дня разрушу Храм, я хотел сказать, что исчезнут все мздоимство, все притворство, все храмовые ритуалы, которые не давали людям познать Господа. И на третий день, когда я вернусь, все обновится и Царство Божие настанет повсюду. Я приду, Шмяк.
— Ага, ты уже говорил.
— Ну так верь в меня.
— Тебе воскрешения не очень удаются, Джош. Помнишь старуху в Яфии? Солдата в Сефорисе-сколько он продержался? Три минуты?
— А на Симона посмотри. Он уже несколько месяцев как из мертвых восстал.
— Да, только пахнет странно.
— Ничего не пахнет.
— Да ей-богу — если к нему поближе подойти, отдает гнильцой.
— А ты откуда знаешь? Ты же к нему не подходишь — он раньше прокаженным был.
— Мне как-то на днях Фаддей сказал. Дескать, Шмяк, по мне, так этот парень, Симон Лазарь, протух.
— Правда? Пошли спросим Фаддея.
— Да он наверняка забыл уже.
Джошуа спустился в комнату с мозаичным полом и маленькими окошками, пробитыми под низким потолком. Апостолы вместе с матерью Джоша и его братом Иаковом сидели у стен, обратив к Джошуа лица, точно подсолнухи. Ждали: вот Мессия скажет им что-нибудь — и у них появится надежда.
— Я вам сейчас ноги мыть буду, — сказал Мессия и повернулся к Иосифу Аримафейскому: — Мне нужен тазик с водой и губка.
Аристократ поклонился и вышел.
— Какой приятный сюрприз, — заметила Мария. Брат Иаков закатил глаза и тяжело вздохнул.
— Я пошел, — сказал я и посмотрел на Петра, имея в виду: Не спускай с него глаз. Петр понял и едва заметно кивнул.
— Возвращайся к седеру, — сказал Джошуа. — Мне еще нужно вас кое-чему научить, пока время есть.
Дома у Симона никого не было. Я долго стучал, потом все-таки решил войти. Никаких следов утренней трапезы я не обнаружил, но миквой пользовались, и я заключил, что все омылись и отправились в Храм. Я бродил по иерусалимским улицам, пытаясь придумать решение, но все, чему я учился в жизни, казалось бесполезным. Сгустились сумерки, и я направился к дому Иосифа кружным путем, чтобы не проходить мимо дворца первосвященника.
Джошуа сидел внутри на ступеньках в верхние покои и ждал. Его караулили Петр и Андрей — явно чтобы Джош не улизнул к первосвященнику сдаваться за богохульство.
— Ты где был? — спросил Джошуа. — Мне нужно тебе ноги вымыть.
— Ты вообще представляешь, как трудно в Иерусалиме найти в Песах ветчину? — осведомился я. — Я просто думал, неплохо, ну, типа, сдобрить мацу ветчиной и острыми травками.
— Он нас всех вымыл, — сообщил Петр. — Варфа конечно, пришлось держать, но теперь даже он чистый.
— Я их вымыл, а потом они пойдут и вымоют других тем самым наглядно показав им, как надо прощать.
— О, я понял, — сказал я. — Это притча. Очень мило. Пошли есть.
Мы возлегли вокруг большого стола, Джошуа — во главе. Его мать приготовила традиционный ужин — только без барашка. Для начала вечери самый младший, Нафанаил, должен был спросить:
— Почему этот вечер отличается от прочих вечеров в году?
— У Варфа ноги чистые? — попробовал угадать Фома.
— По счету платит Иосиф Аримафейский? — сделал попытку Филипп.
Нафанаил рассмеялся и покачал головой: — Нет. Потому что в другие вечера мы едим хлеб и мацу, а сегодня — только мацу. Во как. — И он ухмыльнулся еще шире, вероятно впервые в жизни чувствуя себя умным — А почему мы едим сегодня одну мацу? — продолжал Нафанаил.
— Перемотай вперед, Наф, — перебил я. — Мы все тут евреи. Резюмируй. Хлеб — пресный, потому что ему не хватило времени взойти, ибо у нас на хвосте сидели солдаты фараона, травы — горькие, что означает горечь рабства, Гсподь привел нас в Землю обетованную, там было роскошно, давайте уже есть.
— Аминь, — сказали все.
— Зря ты так, — сказал Петр.
— Значит, зря, да? — Я уже по-настоящему разозлился. — Вот мы сидим тут такие с Сыном Божьим, ждем, когда кто-нибудь придет за ним, чтобы его укокошить, и никто из нас, черт возьми, пальцем не пошевелит, включая самого Господа Бога. Поэтому вы уж меня простите, что я не писаюсь от восторга по поводу освобождения из лап египтян примерно миллион лет назад.
— Ты прощен, — сказал Джошуа и поднялся из-за стола. — То, что есть я, есть и во всех вас. Божественная Искра, Дух Святой — это объединяет всех вас. Во всех вас — Бог, вот что. Вы это понимаете?
— Ну разумеется, Бог — часть тебя, — сказал брат Иаков. — Он твой папаша.
— Нет, во всех вас. Смотрите. Возьмем, к примеру, хлеб. — Джош разломил мацу на кусочки, раздал каждому за столом, а один взял себе. И съел. — Теперь этот хлеб — часть меня, хлеб — это я. Теперь вы съешьте.
Все смотрели на Джоша.
— ЕШЬТЕ! — заорал он. Ну мы и съели.
— Теперь он — часть вас, я — часть вас. У вас — одна и та же часть Бога на всех. Попробуем еще раз. Передайте-ка мне вино.
Так оно все и шло. Часа два. Думаю, когда все допили, апостолы в общих чертах врубились в то, что Джошуа пытался им втолковать. Ибо начались мольбы: мы все по очереди и хором упрашивали Джоша отказаться от мысли, что ради нашего счастья ему необходимо умереть.
— Пока все не закончится, — сказал он, — вам всем придется от меня отречься.
— Да не будем мы отрекаться, — возмутился Петр.
— Будете, Петр. Причем — трижды. Я этого не просто ожидаю, я вам приказываю. Если вас заберут вместе со мной, некому будет нести благую весть. Иуда, друг мой, поди-ка сюда.
Иуда приблизился, и Джошуа зашептал ему в ухо, а затем услал на место.
— Далее. Один из вас сегодня же ночью меня предаст, — продолжал Джош. — Ты как насчет предать, Иуда?
— Что? — Иуда беспомощно огляделся, но никто не встал на его защиту, и он кинулся к двери и вниз по ступеням.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119