– По-своему. Только тут не бешенство, а счастье.
– Не понимаю, о чем ты говоришь, – сказала Анджи. – Я все еще сохраняю этот номер в «Кларидже». Может, завернем туда, раздавим бутылочку шампанского в честь близнецов?
С сожалением должна констатировать, что Клиффорд не ответил «нет», хотя все время мысленно постукивал по дереву, чтобы надежнее внушить себе, будто ничего этого не произошло. Но оно произошло. Да-да. Анджи победоносно улетела восвояси. Хелен ничего не узнала. Клиффорд промолчал. В конце-то концов, какой тут вред? Ах, читатель, в системе всего сущего есть великие весы, на которых добрые деяния кладутся на одну чашу, а дурные – на другую, и даже если зримого вреда причинено не было, тем не менее ничему хорошему это не способствовало. Вот так-то.
МИР И ПОКОЙ
Читатель, вообразите безмятежную долину где-то у границы с Уэльсом в году 1977. Вообразите прелестные холмы, бурные потоки, красивые извивы шоссе А-49 и примерно в миле от него деревушку Руллин, ничем не примечательную, кроме церкви с саксонской башней, изредка навещаемой туристами. Представьте себе Дальнюю ферму чуть в стороне от Руллина, уединенную, чарующую, запущенную, а также уезжающую из нее по утрам на школьном автобусе и на нем же возвращающуюся вечером чистенькую, хорошенькую, умненькую 12-летнюю школьницу, которая в этом году перешла в среднюю школу. И конечно же, это не кто иная, как Нелл Вексфорд, и я не сомневаюсь, вы будете рады узнать, что ей выпало хотя бы несколько лет мира и покоя, пусть и в преступной среде. Как, впрочем, и ее настоящим родителям Клиффорду и Хелен – хотя только Джон Лалли, ну и еще горстка других, назвали бы среду, в которой вращались эти двое, «преступной». Речь, естественно, идет о Мире Искусства. Теперь, десять лет спустя, когда настоящее грабит прошлое и творческое прозрение художника обесценивается алчностью тех, кто прекрасно умеет эксплуатировать это прозрение, данное слово, быть может, не покажется таким уж неуместным, таким параноичным, как тогда.
Читатель, вернемся к теме мира, покоя и девочки. Моя честолюбивая мечта – увидеть, как слово «наказание» будет изъято из нашего языка. Мне еще не встречался ребенок или взрослый, которого «наказали» бы и он стал от этого лучше. Наказание обрушивают сильные на бессильных, оно порождает упрямое неподчинение, озлобленность, страх и ненависть, но только не раскаяние, желание исправиться, самопознание. И только ухудшает положение. Вносит свой вклад в сумму человеческих печалей и ничего из нее не изымает, не уменьшает ее. Да, конечно, шлепайте ребенка, когда он всовывает пальчик в розетку или опрометью перебегает улицу – как от этого удержишься? К тому же это непроизвольная реакция, а не продуманное наказание, и ребенок тотчас прощает шлепки – но если вы хотите, чтобы ребенок вел себя хорошо, то не забывайте: нахмуренные брови и печальный вздох матери, которая обычно улыбается, пугают ребенка куда больше брани и порки, если мать и так не скупится на затрещины.
Упоминаю я об этом потому, что к большой чести этих двух преступников, Клайва и Полли, они никогда Нелл не наказывали, но неизменно гордились ею: потому-то, по моему глубокому убеждению, она, несмотря ни на что, так расцвела от их забот. Свет считал их скверными, по-настоящему скверными, но на шкале человеческой мерзости и жестокости скупка, укрывание и продажа краденого, на мой взгляд, стоят невысоко. Да и в своем деле Клайв и Полли были настолько безалаберными, что бросали французские полированные столики под дождем, а стулья из ценных пород дерева укутывали сырой соломой, так что ножки начинали гнить, и оставляли гобелены на прямом солнце, от чего те выцветали, и очень часто забывали потребовать деньги или не пересчитывали их – а стоит приобрести подобную репутацию, ухо держи востро! Нелл делала что было в ее силах. Даже в совсем нежном возрасте у нее был глаз на «хорошую вещь» и ей не нравилось наблюдать, как красивые предметы портятся и гибнут.
«Клайв, – говорила она, – давай отнесем столик в дом? Ну посмотри, крышка вся пошла пузырьками из-за солнца. Я помогу. Берись за тот конец, а я возьмусь за этот».
«Попозже, детка, – отвечал он лениво и нередко добавлял: – Что бы с нами было без тебя, Нелл?» – Причем с глубокой искренностью. Но ограничивался тем, что затягивался очередной сигаретой из целебных трав (так, во всяком случае, он объяснял Нелл ее необычный запах) и оставлял все, как было, и когда Бино и Рейди приезжали за столиком, то находили вспузыренный лак и гниль вместо дорогого, в великолепном состоянии, пусть и краденого, антикварного изделия, и происходила неприятная сцена.
Я не извиняю их преступное существование, читатель, поймите меня правильно. Я просто говорю, что Клайв и Полли хорошо заботились о Нелл, хотя и не во всех отношениях, и что они получат свою награду, как мы увидим в дальнейшем, еще здесь на земле.
– Хиппи! – говорили жители деревни о странных, рассеянных, длинноволосых обитателях Дальней фермы с их хаотичными появлениями и исчезновениями, ночными посетителями и мешками, полными банок из-под тушеной фасоли и пустых винных бутылок, которые еженедельно забирал там мусорный фургон. Мусорщик был дядей почтмейстерши, которая была двоюродной сестрой мисс Бартон, содержательницы деревенской лавки, а жители Руллина еще, слава Богу, с ума не сошли и отлично понимали что и как. Однако арендаторы Дальней фермы оказались хорошими соседями – помогали искать заблудившуюся корову и залежную свою землю отдавали под выпас, а Полли играла на пианино на еженедельных дискотеках, ну они и помалкивали. А главное, была ведь Нелл! Никто не хотел расстроить Нелл, вызвав полицию или прибегнув к иным драконовым мерам в том же духе. Они гордились своей Нелл, которая заняла первое место среди детей моложе 10 лет на выставке детской живописи, устроенной «Уитабикс» в 1973 году и, хотя больше призов не брала, неоднократно оказывалась в числе кандидатов на них и бывала «отмечена».
Мисс Бартон приберегала в лавке для Нелл вступительные анкеты разных конкурсов или получала их от своей сестры, библиотекарши в Кардиффе.
Нелл, говорила она, а как насчет лучшего очерка о Британском Содружестве (до 15 лет) для «Снова ищем юного журналиста на этот год». Или: а как насчет художественного конкурса «Спасем нашу планету!» (до 16 лет), Нелл? И, казалось, даже не вспоминала, что Нелл было всего 12, и Нелл отправлялась прилагать все свои силы и старание. Она совсем юной усвоила, что большие надежды, которые на тебя возлагают другие люди, это не только приятный комплимент, но и тяжкая обуза. Мало однажды добиться успеха. Необходимо добиваться его вновь и вновь. И вот Нелл оставалась в школе после занятий и трудилась допоздна, обложившись справочниками, или на Дальней ферме поднималась ни свет ни заря и, кутаясь в одеяло, негнущимися от холода пальцами писала маслом, рисовала, вышивала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
– Не понимаю, о чем ты говоришь, – сказала Анджи. – Я все еще сохраняю этот номер в «Кларидже». Может, завернем туда, раздавим бутылочку шампанского в честь близнецов?
С сожалением должна констатировать, что Клиффорд не ответил «нет», хотя все время мысленно постукивал по дереву, чтобы надежнее внушить себе, будто ничего этого не произошло. Но оно произошло. Да-да. Анджи победоносно улетела восвояси. Хелен ничего не узнала. Клиффорд промолчал. В конце-то концов, какой тут вред? Ах, читатель, в системе всего сущего есть великие весы, на которых добрые деяния кладутся на одну чашу, а дурные – на другую, и даже если зримого вреда причинено не было, тем не менее ничему хорошему это не способствовало. Вот так-то.
МИР И ПОКОЙ
Читатель, вообразите безмятежную долину где-то у границы с Уэльсом в году 1977. Вообразите прелестные холмы, бурные потоки, красивые извивы шоссе А-49 и примерно в миле от него деревушку Руллин, ничем не примечательную, кроме церкви с саксонской башней, изредка навещаемой туристами. Представьте себе Дальнюю ферму чуть в стороне от Руллина, уединенную, чарующую, запущенную, а также уезжающую из нее по утрам на школьном автобусе и на нем же возвращающуюся вечером чистенькую, хорошенькую, умненькую 12-летнюю школьницу, которая в этом году перешла в среднюю школу. И конечно же, это не кто иная, как Нелл Вексфорд, и я не сомневаюсь, вы будете рады узнать, что ей выпало хотя бы несколько лет мира и покоя, пусть и в преступной среде. Как, впрочем, и ее настоящим родителям Клиффорду и Хелен – хотя только Джон Лалли, ну и еще горстка других, назвали бы среду, в которой вращались эти двое, «преступной». Речь, естественно, идет о Мире Искусства. Теперь, десять лет спустя, когда настоящее грабит прошлое и творческое прозрение художника обесценивается алчностью тех, кто прекрасно умеет эксплуатировать это прозрение, данное слово, быть может, не покажется таким уж неуместным, таким параноичным, как тогда.
Читатель, вернемся к теме мира, покоя и девочки. Моя честолюбивая мечта – увидеть, как слово «наказание» будет изъято из нашего языка. Мне еще не встречался ребенок или взрослый, которого «наказали» бы и он стал от этого лучше. Наказание обрушивают сильные на бессильных, оно порождает упрямое неподчинение, озлобленность, страх и ненависть, но только не раскаяние, желание исправиться, самопознание. И только ухудшает положение. Вносит свой вклад в сумму человеческих печалей и ничего из нее не изымает, не уменьшает ее. Да, конечно, шлепайте ребенка, когда он всовывает пальчик в розетку или опрометью перебегает улицу – как от этого удержишься? К тому же это непроизвольная реакция, а не продуманное наказание, и ребенок тотчас прощает шлепки – но если вы хотите, чтобы ребенок вел себя хорошо, то не забывайте: нахмуренные брови и печальный вздох матери, которая обычно улыбается, пугают ребенка куда больше брани и порки, если мать и так не скупится на затрещины.
Упоминаю я об этом потому, что к большой чести этих двух преступников, Клайва и Полли, они никогда Нелл не наказывали, но неизменно гордились ею: потому-то, по моему глубокому убеждению, она, несмотря ни на что, так расцвела от их забот. Свет считал их скверными, по-настоящему скверными, но на шкале человеческой мерзости и жестокости скупка, укрывание и продажа краденого, на мой взгляд, стоят невысоко. Да и в своем деле Клайв и Полли были настолько безалаберными, что бросали французские полированные столики под дождем, а стулья из ценных пород дерева укутывали сырой соломой, так что ножки начинали гнить, и оставляли гобелены на прямом солнце, от чего те выцветали, и очень часто забывали потребовать деньги или не пересчитывали их – а стоит приобрести подобную репутацию, ухо держи востро! Нелл делала что было в ее силах. Даже в совсем нежном возрасте у нее был глаз на «хорошую вещь» и ей не нравилось наблюдать, как красивые предметы портятся и гибнут.
«Клайв, – говорила она, – давай отнесем столик в дом? Ну посмотри, крышка вся пошла пузырьками из-за солнца. Я помогу. Берись за тот конец, а я возьмусь за этот».
«Попозже, детка, – отвечал он лениво и нередко добавлял: – Что бы с нами было без тебя, Нелл?» – Причем с глубокой искренностью. Но ограничивался тем, что затягивался очередной сигаретой из целебных трав (так, во всяком случае, он объяснял Нелл ее необычный запах) и оставлял все, как было, и когда Бино и Рейди приезжали за столиком, то находили вспузыренный лак и гниль вместо дорогого, в великолепном состоянии, пусть и краденого, антикварного изделия, и происходила неприятная сцена.
Я не извиняю их преступное существование, читатель, поймите меня правильно. Я просто говорю, что Клайв и Полли хорошо заботились о Нелл, хотя и не во всех отношениях, и что они получат свою награду, как мы увидим в дальнейшем, еще здесь на земле.
– Хиппи! – говорили жители деревни о странных, рассеянных, длинноволосых обитателях Дальней фермы с их хаотичными появлениями и исчезновениями, ночными посетителями и мешками, полными банок из-под тушеной фасоли и пустых винных бутылок, которые еженедельно забирал там мусорный фургон. Мусорщик был дядей почтмейстерши, которая была двоюродной сестрой мисс Бартон, содержательницы деревенской лавки, а жители Руллина еще, слава Богу, с ума не сошли и отлично понимали что и как. Однако арендаторы Дальней фермы оказались хорошими соседями – помогали искать заблудившуюся корову и залежную свою землю отдавали под выпас, а Полли играла на пианино на еженедельных дискотеках, ну они и помалкивали. А главное, была ведь Нелл! Никто не хотел расстроить Нелл, вызвав полицию или прибегнув к иным драконовым мерам в том же духе. Они гордились своей Нелл, которая заняла первое место среди детей моложе 10 лет на выставке детской живописи, устроенной «Уитабикс» в 1973 году и, хотя больше призов не брала, неоднократно оказывалась в числе кандидатов на них и бывала «отмечена».
Мисс Бартон приберегала в лавке для Нелл вступительные анкеты разных конкурсов или получала их от своей сестры, библиотекарши в Кардиффе.
Нелл, говорила она, а как насчет лучшего очерка о Британском Содружестве (до 15 лет) для «Снова ищем юного журналиста на этот год». Или: а как насчет художественного конкурса «Спасем нашу планету!» (до 16 лет), Нелл? И, казалось, даже не вспоминала, что Нелл было всего 12, и Нелл отправлялась прилагать все свои силы и старание. Она совсем юной усвоила, что большие надежды, которые на тебя возлагают другие люди, это не только приятный комплимент, но и тяжкая обуза. Мало однажды добиться успеха. Необходимо добиваться его вновь и вновь. И вот Нелл оставалась в школе после занятий и трудилась допоздна, обложившись справочниками, или на Дальней ферме поднималась ни свет ни заря и, кутаясь в одеяло, негнущимися от холода пальцами писала маслом, рисовала, вышивала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107