(Читатель, вы, конечно, помните, что Нелл, когда ей было 3, взяла его без разрешения на «выставку» в свой садик в тот день, когда начались ее приключения, и будете рады узнать, что, вопреки ее близкому знакомству с Клайвом и Полли, она все еще была способна чувствовать себя виноватой, испытывать угрызения совести – что ей, иными словами, не грозит опасность опреступниться.)
Когда ей было 12, Нелл лежала по ночам без сна, смотрела на ветку вяза, которая терлась о стекло (разумеется, ее давным-давно следовало бы обрезать) в лучах фонаря на крыльце – никто не вспомнил, что его следовало бы погасить, – и слышала шум веселья внизу. И старалась привести в какую-то систему обрывки воспоминаний. То ей словно виделась страшная гроза, и огонь, и раздавался жуткий лязг и скрежет металла – а ведь она боится огня и куда осторожней подруг переходит А-49? И еще воспоминание: точно очень противный крупный план собаки с пенящейся пастью, оскаленными жуткими зубами – и она же не любит собак?.. Тут она засыпала, сознавая, что это все – прошлое, а настоящее во всех отношениях прекрасно, потому что ощущение, что ее оберегают, что она окружена лаской и доброжелательностью, по-прежнему жило в ней.
Но, читатель, закон страны – это закон страны, и Дальняя ферма не может без конца пребывать в этих колебаниях между добром и злом. Не может и Нелл жить так, словно ее прошлого никогда не было – скоро, скоро оно восстанет из небытия и повлияет на настоящее. Клайву и Полли придется принять последствия того, что, полагаю, мы можем назвать моральной неряшливостью, и Нелл волей-неволей покинет и этот приют, также оказавшийся временным. Как знаем мы и Артур Хокни, таков ее жребий, ее природа, ее судьба.
ДВА ПЕРЕСЕЧЕНИЯ
В действительности же, пока Нелл пребывала на Дальней ферме, ее прошлое находилось куда ближе, чем ей могло хотя бы пригрезиться. Однажды, когда ей было 11, родители Клиффорда, Отто и Синтия, приехали осмотреть руллинскую церковь, а Нелл прошла мимо них по улице и привлекла к себе внимание Синтии.
– Какая хорошенькая девочка, – сказала Синтия Отто.
– Нелл была бы сейчас в этом же возрасте, – сказал Отто и вздохнул, удивив Синтию. Они теперь редко говорили о своей погибшей внучке, потому что у Хелен с Клиффордом родились близнецы – сначала Маркус, а через десять минут Макс, и настоящее было настолько полно, что каким-то образом ослабило путы прошлого. Нелл с интересом посмотрела на встретившихся ей Отто и Синтию, восхищаясь пожилой элегантной красотой Синтии и исполненным силы и достоинства Отто, и тут же приняла решение не довольствоваться Руллином, но в один прекрасный день отправиться в большой суетный мир и отыскать там свой путь.
И опять-таки Нелл, потому что боялась собак и хотела справиться с этим страхом, в 13 лет начала по субботам помогать в Приграничном собачьем питомнике, который принадлежал родителям ее лучшей подруги Бренды. Вы знаете мою точку зрения на совпадения, а потому вас не удивит, что именно в Приграничный питомник Артур Хокни и Сара, его подруга-надомница, отвезли пса Кима для перевоспитания после всего, чего он натерпелся от Аннабел Ли, и что каждый раз, уезжая отдыхать, они оставляли его там же. Кима, того самого пса, который, ожесточенный голодом, скверным обращением и злобными приказаниями, некогда гнал бедную крошку Нелл по Хэкнейским болотам! А теперь Нелл сжала зубы и погладила его, а он улыбнулся ей в ответ. Нет, доберманы правда улыбаются, когда хотят понравиться. Сообщить о подобной манере животного значит навлечь на себя обвинение в антропоморфизме – скверной привычке приписывать животным человеческие качества, – но я могу только повторить: доберманы улыбаются, когда им хочется улыбаться. Я слишком часто видела это своими глазами, чтобы взять свои слова обратно.
ПРИЧИНА И СЛЕДСТВИЕ
Однажды ночью, когда Нелл осталась в питомнике и крепко спала в незнакомой постели, на Дальнюю ферму явилась полиция. А произошло следующее. По мере того как масштабы приемки краденого росли, увеличивались ущерб и порча: сквозь крышу сарая дождевая вода текла на старинную тисненую кожу, утки несли яйца в кедровых сундуках XVIII века, а моль добиралась до шерстяных вставок в золотом дублете Генриха V (не документированном), и, естественно, приходилось выдерживать безобразные сцены с заказчиками, чьи методы год от года становились все безобразнее. Но чего еще могли они ждать? А потому Клайв и Полли переключились с приемки краденого на изготовление ЛСД в старом хлеву, что в конце концов навлекло на них черный гнев полиции, нашедший выход в налете на ранней заре, и положило конец идиллии Дальней фермы.
И вновь Нелл стала бездомной.
Ну разумеется, она была очень расстроена. А как же иначе?
Все знакомое и привычное внезапно кончилось! Клайв и Полли исчезли из ее жизни: Клайв, который водил ее в школу, когда она была маленькой; Полли, которая пела ей, купая ее в ванне. Да, это было очень печально, а к тому же так неожиданно! И все же принесло определенное облегчение. В последнее время в Нелл все сильнее нарастало что-то вроде внутреннего сопротивления – неблагодарности, как ей иногда казалось – своим эрзац-родителям. Она же видела, что ее эксплуатируют, что она трудится не покладая рук, чтобы они сидели сложа руки, и то, чего от нее требуют… нет, не совсем верно, она же сама предлагает… но все равно это ни в какие рамки не укладывается. Ведь ребенок все-таки она, а они взрослые, и нечестно, что они притворяются, будто все как раз наоборот. Когда Клайв и Полли исчезли в полицейском фургоне – сейчас ты их видишь, а сейчас уже нет, точно фокус, который ей был так, так хорошо знаком – вместе с ними исчезли и эти тягостные и сложные чувства.
Ну и конечно, последний год она все больше и больше времени проводила у Килдейров – оставалась ночевать, смотрела телевизор (прием с этой стороны холма был куда лучше), помогала в питомнике, спала на нижней постели – кровать у Бренды была двухъярусная, и Бренда всегда спала наверху – словно знала, что должно случиться на Дальней ферме, и готовила себе на всякий случай новый дом. Вот он ей и понадобился. Она выплакалась на пухлом уютном плече миссис Килдейр, мистер Килдейр дал ей свой полотняный носовой платок, – бумажных он не признавал, говоря, что они раздражают ему нос.
– Пусть живет у нас, – сказал мистер Килдейр.
– А власти как же? – спросила миссис Килдейр. – Ведь, наверное, нужно соблюсти какие-то правила.
– Бог с ними, с правилами, – сказал мистер Килдейр. – Ей же еще далеко до возраста, с которого детям разрешено работать, а она по четыре часа в питомнике возится, так что властей, скажу я тебе, лучше не беспокоить. Не будите спящих собак! – И он засмеялся, со вкусом переиначив пословицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Когда ей было 12, Нелл лежала по ночам без сна, смотрела на ветку вяза, которая терлась о стекло (разумеется, ее давным-давно следовало бы обрезать) в лучах фонаря на крыльце – никто не вспомнил, что его следовало бы погасить, – и слышала шум веселья внизу. И старалась привести в какую-то систему обрывки воспоминаний. То ей словно виделась страшная гроза, и огонь, и раздавался жуткий лязг и скрежет металла – а ведь она боится огня и куда осторожней подруг переходит А-49? И еще воспоминание: точно очень противный крупный план собаки с пенящейся пастью, оскаленными жуткими зубами – и она же не любит собак?.. Тут она засыпала, сознавая, что это все – прошлое, а настоящее во всех отношениях прекрасно, потому что ощущение, что ее оберегают, что она окружена лаской и доброжелательностью, по-прежнему жило в ней.
Но, читатель, закон страны – это закон страны, и Дальняя ферма не может без конца пребывать в этих колебаниях между добром и злом. Не может и Нелл жить так, словно ее прошлого никогда не было – скоро, скоро оно восстанет из небытия и повлияет на настоящее. Клайву и Полли придется принять последствия того, что, полагаю, мы можем назвать моральной неряшливостью, и Нелл волей-неволей покинет и этот приют, также оказавшийся временным. Как знаем мы и Артур Хокни, таков ее жребий, ее природа, ее судьба.
ДВА ПЕРЕСЕЧЕНИЯ
В действительности же, пока Нелл пребывала на Дальней ферме, ее прошлое находилось куда ближе, чем ей могло хотя бы пригрезиться. Однажды, когда ей было 11, родители Клиффорда, Отто и Синтия, приехали осмотреть руллинскую церковь, а Нелл прошла мимо них по улице и привлекла к себе внимание Синтии.
– Какая хорошенькая девочка, – сказала Синтия Отто.
– Нелл была бы сейчас в этом же возрасте, – сказал Отто и вздохнул, удивив Синтию. Они теперь редко говорили о своей погибшей внучке, потому что у Хелен с Клиффордом родились близнецы – сначала Маркус, а через десять минут Макс, и настоящее было настолько полно, что каким-то образом ослабило путы прошлого. Нелл с интересом посмотрела на встретившихся ей Отто и Синтию, восхищаясь пожилой элегантной красотой Синтии и исполненным силы и достоинства Отто, и тут же приняла решение не довольствоваться Руллином, но в один прекрасный день отправиться в большой суетный мир и отыскать там свой путь.
И опять-таки Нелл, потому что боялась собак и хотела справиться с этим страхом, в 13 лет начала по субботам помогать в Приграничном собачьем питомнике, который принадлежал родителям ее лучшей подруги Бренды. Вы знаете мою точку зрения на совпадения, а потому вас не удивит, что именно в Приграничный питомник Артур Хокни и Сара, его подруга-надомница, отвезли пса Кима для перевоспитания после всего, чего он натерпелся от Аннабел Ли, и что каждый раз, уезжая отдыхать, они оставляли его там же. Кима, того самого пса, который, ожесточенный голодом, скверным обращением и злобными приказаниями, некогда гнал бедную крошку Нелл по Хэкнейским болотам! А теперь Нелл сжала зубы и погладила его, а он улыбнулся ей в ответ. Нет, доберманы правда улыбаются, когда хотят понравиться. Сообщить о подобной манере животного значит навлечь на себя обвинение в антропоморфизме – скверной привычке приписывать животным человеческие качества, – но я могу только повторить: доберманы улыбаются, когда им хочется улыбаться. Я слишком часто видела это своими глазами, чтобы взять свои слова обратно.
ПРИЧИНА И СЛЕДСТВИЕ
Однажды ночью, когда Нелл осталась в питомнике и крепко спала в незнакомой постели, на Дальнюю ферму явилась полиция. А произошло следующее. По мере того как масштабы приемки краденого росли, увеличивались ущерб и порча: сквозь крышу сарая дождевая вода текла на старинную тисненую кожу, утки несли яйца в кедровых сундуках XVIII века, а моль добиралась до шерстяных вставок в золотом дублете Генриха V (не документированном), и, естественно, приходилось выдерживать безобразные сцены с заказчиками, чьи методы год от года становились все безобразнее. Но чего еще могли они ждать? А потому Клайв и Полли переключились с приемки краденого на изготовление ЛСД в старом хлеву, что в конце концов навлекло на них черный гнев полиции, нашедший выход в налете на ранней заре, и положило конец идиллии Дальней фермы.
И вновь Нелл стала бездомной.
Ну разумеется, она была очень расстроена. А как же иначе?
Все знакомое и привычное внезапно кончилось! Клайв и Полли исчезли из ее жизни: Клайв, который водил ее в школу, когда она была маленькой; Полли, которая пела ей, купая ее в ванне. Да, это было очень печально, а к тому же так неожиданно! И все же принесло определенное облегчение. В последнее время в Нелл все сильнее нарастало что-то вроде внутреннего сопротивления – неблагодарности, как ей иногда казалось – своим эрзац-родителям. Она же видела, что ее эксплуатируют, что она трудится не покладая рук, чтобы они сидели сложа руки, и то, чего от нее требуют… нет, не совсем верно, она же сама предлагает… но все равно это ни в какие рамки не укладывается. Ведь ребенок все-таки она, а они взрослые, и нечестно, что они притворяются, будто все как раз наоборот. Когда Клайв и Полли исчезли в полицейском фургоне – сейчас ты их видишь, а сейчас уже нет, точно фокус, который ей был так, так хорошо знаком – вместе с ними исчезли и эти тягостные и сложные чувства.
Ну и конечно, последний год она все больше и больше времени проводила у Килдейров – оставалась ночевать, смотрела телевизор (прием с этой стороны холма был куда лучше), помогала в питомнике, спала на нижней постели – кровать у Бренды была двухъярусная, и Бренда всегда спала наверху – словно знала, что должно случиться на Дальней ферме, и готовила себе на всякий случай новый дом. Вот он ей и понадобился. Она выплакалась на пухлом уютном плече миссис Килдейр, мистер Килдейр дал ей свой полотняный носовой платок, – бумажных он не признавал, говоря, что они раздражают ему нос.
– Пусть живет у нас, – сказал мистер Килдейр.
– А власти как же? – спросила миссис Килдейр. – Ведь, наверное, нужно соблюсти какие-то правила.
– Бог с ними, с правилами, – сказал мистер Килдейр. – Ей же еще далеко до возраста, с которого детям разрешено работать, а она по четыре часа в питомнике возится, так что властей, скажу я тебе, лучше не беспокоить. Не будите спящих собак! – И он засмеялся, со вкусом переиначив пословицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107