Марджери не могла ей не понравиться, ведь она сделала счастливым ее отца. В свободное время он занялся расписыванием мебели. И самые обычные кухонные табуреты пылали и трепетали цветами и птицами.
– Но как мне жить? – спросила Хелен. – Я все напутала, все испортила.
Еще одна зарянка – сколько же птичьих поколений сменилось со времени той, первой! – прыгала, сверкая красной грудкой, в саду за окном, и Хелен улыбнулась. Она не могла всласть предаваться горю. На этот раз ей нужно было думать о детях.
– Так было, потому что вы полагались на других, – сказала Марджери. – Научитесь полагаться на себя.
– Я слишком стара, чтобы меняться, – сказала Хелен, выглядевшая на 18. Марджери засмеялась, но тут кухня наполнилась Эдвардом, Маркусом и Максом, которые требовали чего-нибудь поесть. Они были дорогостоящими детьми. Они привыкли пить апельсиновый сок там, где предыдущие поколения пили воду. Ну вы же знаете, какие нынче дети.
– Мне так противно просить денег у Клиффорда, – сказала Хелен. – Словно все как было. Я не вынесу.
– Так зарабатывайте их сами, – деловито сказала Марджери. – У вас для этого имеется все.
Ну и, конечно, когда Хелен поразмыслила, она увидела, что так оно и есть.
В БРАКЕ С АНДЖИ
Анджи сказала Клиффорду, когда развод был утвержден, а ее крошка Барбара уже родилась:
– Знаешь что, обвенчаемся на Рождество.
– Нет, – сказал Клиффорд.
– Но почему?
– Потому что это день рождения Нелл, – сказал он. Какой еще Нелл? – спросила Анджи, которая действительно совсем забыла, и Клиффорд чуть было, черт побери, не стал на ней жениться, несмотря на все вышеперечисленное. Естественно, последнее время Анджи вела себя настолько безупречно, насколько было в ее силах, и все-таки на протяжении трех месяцев успела нанять и рассчитать ровно такое же число слуг. У Клиффорда было достаточно времени открыть, что качества, которые по доброте душевной можно было эвфуистически обозначить как требовательность и прямоту, на самом деле сводились к самодурству и грубости, и что характер у Анджи был настолько же скверным, насколько у Хелен хорошим, – но, с другой стороны, она вряд ли будет предавать его с другими мужчинами, так? Или приглашать на рождественский обед своих бывших мужей? И не будет рассеянной, забывчивой, не будет вечно всюду опаздывать, ведь верно? Конечно, нет. Брак Уэлбрук-Вексфорд был желателен во всех отношениях. Он приносил с собой десять золотых приисков, и очень много весьма ценных картин уэлбрукской коллекции, и Клиффорд быстро преодолел свои сомнения.
Но свадьба состоялась все-таки не на Рождество, а в первую субботу января, причем день выдался на редкость сырой и ветреный, так что волосы у Анджи совсем развились, а крупный нос покраснел и особенно бросался в глаза, мы же с вами, читатель, знаем, что Анджи остро нуждается в любой помощи, какую ей способны оказать косметические салоны. Обветренная иссушенная кожа ее совсем не красит – как и белое подвенечное платье, на котором она настояла. Цвет его был беспощадным – голубовато-белым, а не белым, отдающим в желтизну, который к лицу практически всем. Невесты в вопросе о подвенечном платье часто утрачивают всякий вкус, и Анджи не составила исключения. Есть вещи, в которых деньги не подмога. Клиффорд, стоя рядом с ней, вспомнил хрупкую женственную красоту Хелен и запнулся на своем «да!». Но Анджи ткнула его локтем, и слово было сказано. Вот так-то.
Клиффорд и Анджи жили иногда в Белгрейвии (снимали дом помпезно великолепный с чересчур обширными комнатами, для картин в самый раз, но для людей страшноватыми), а иногда в Манхэттене (в башенке небоскреба с видом на Центральный парк, настолько огражденной от посягательства грабителей, что доступ туда на законном основании занимал десять минут). Крошка Барбара находилась в полном ведении чреды английских дипломированных нянь.
Когда ее родители отбывали в Нью-Йорк, Барбара оставалась в отданном под детскую крыле дома в Белгрейвии. Анджи говорила, будто Нью-Йорк опасен для детей, но Клиффорд прекрасно понимал, что девочка ей просто мешает. Беременность свою роль сыграла, ребенок же был вроде ни к чему. Клиффорд уделял Барбаре все свое свободное время. Но он был очень занят и свободным временем практически не располагал. Она была тихой, послушной девочкой и оставалась такой – слишком уж тихой, слишком уж послушной. Новые вексфордовские знакомые были светскими, пожилыми и скучными. Всякие там писатели, художники и чудаки Анджи не интересовали. И Клиффорд томился от скуки и уныния – но, конечно, так ему и надо. Не исключено, что Клиффорд на четвертом году брака с Анджи позволил себе отойти от буквы закона, занимаясь делами «Леонардо» (в Нью-Йорке), именно потому, что был так несчастен.
ДИТЯ И МАТЬ
Это был тот год, когда Нелл, достаточно счастливо устроившаяся у Килдейров в Приграничном питомнике, сдавала экзамены за среднюю школу – искусство, история, география, родной язык, математика, введение в точные науки, понятие о религии, рукоделие, введение в агрономию, французский. Она успевала по всем предметам, кроме математики, и особенно – по французскому языку. «Ты говоришь прямо как урожденная француженка», – хвалила ее учительница. Вы и я, мой верный читатель, знаем, в чем заключалась причина, хотя сама Нелл забыла. Теперь она редко думала о том, что с ней было, прежде чем она оказалась в Руллине, – подростки предпочитают жить настоящим, а прошлое и будущее пусть сами о себе заботятся.
Она интересовалась мальчиком, которого звали Дей Эванс, но ее интерес вверг его в такой благоговейный страх, что тем дело и кончилось. Она была слишком уж сногсшибательна для обычного школьного класса – пышные кудрявые золотистые волосы (постоянная стрижка наголо в детском приюте была очень для них полезна, так во всяком случае утверждает моя парикмахерша), тонкий прямой нос, пухлые губы, ясные быстрые глаза, медленная чарующая женственная улыбка.
Ну а ее единоутробный брат Эдвард и ее два родные брата, близнецы Макс и Маркус? Читатель, кто, собственно, сказал, что дети влюбленных – сироты? Хелен, которую вновь судьба и Анджи лишили Клиффорда, ее единственной неугасимой вечной любви, посвятила все свое внимание детям, и это пошло им на пользу. Эдварду было теперь 12, а близнецам Максу и Маркусу – 8. Трое мальчиков! И у них была еще единокровная сестра, Барбара, дочь Клиффорда и Анджи. В день, когда родилась Барбара, Хелен думала, что умрет от боли, горя и ревности, до того все эти чувства ее душили. Никому в мире не следует ненавидеть младенца, да еще такого тихого, как Барбара, и Хелен это знала и все равно ненавидела. Ничего не могла с собой поделать. Новорожденная отняла у нее Клиффорда, ввергла ее и ее детей в пучину бедствий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
– Но как мне жить? – спросила Хелен. – Я все напутала, все испортила.
Еще одна зарянка – сколько же птичьих поколений сменилось со времени той, первой! – прыгала, сверкая красной грудкой, в саду за окном, и Хелен улыбнулась. Она не могла всласть предаваться горю. На этот раз ей нужно было думать о детях.
– Так было, потому что вы полагались на других, – сказала Марджери. – Научитесь полагаться на себя.
– Я слишком стара, чтобы меняться, – сказала Хелен, выглядевшая на 18. Марджери засмеялась, но тут кухня наполнилась Эдвардом, Маркусом и Максом, которые требовали чего-нибудь поесть. Они были дорогостоящими детьми. Они привыкли пить апельсиновый сок там, где предыдущие поколения пили воду. Ну вы же знаете, какие нынче дети.
– Мне так противно просить денег у Клиффорда, – сказала Хелен. – Словно все как было. Я не вынесу.
– Так зарабатывайте их сами, – деловито сказала Марджери. – У вас для этого имеется все.
Ну и, конечно, когда Хелен поразмыслила, она увидела, что так оно и есть.
В БРАКЕ С АНДЖИ
Анджи сказала Клиффорду, когда развод был утвержден, а ее крошка Барбара уже родилась:
– Знаешь что, обвенчаемся на Рождество.
– Нет, – сказал Клиффорд.
– Но почему?
– Потому что это день рождения Нелл, – сказал он. Какой еще Нелл? – спросила Анджи, которая действительно совсем забыла, и Клиффорд чуть было, черт побери, не стал на ней жениться, несмотря на все вышеперечисленное. Естественно, последнее время Анджи вела себя настолько безупречно, насколько было в ее силах, и все-таки на протяжении трех месяцев успела нанять и рассчитать ровно такое же число слуг. У Клиффорда было достаточно времени открыть, что качества, которые по доброте душевной можно было эвфуистически обозначить как требовательность и прямоту, на самом деле сводились к самодурству и грубости, и что характер у Анджи был настолько же скверным, насколько у Хелен хорошим, – но, с другой стороны, она вряд ли будет предавать его с другими мужчинами, так? Или приглашать на рождественский обед своих бывших мужей? И не будет рассеянной, забывчивой, не будет вечно всюду опаздывать, ведь верно? Конечно, нет. Брак Уэлбрук-Вексфорд был желателен во всех отношениях. Он приносил с собой десять золотых приисков, и очень много весьма ценных картин уэлбрукской коллекции, и Клиффорд быстро преодолел свои сомнения.
Но свадьба состоялась все-таки не на Рождество, а в первую субботу января, причем день выдался на редкость сырой и ветреный, так что волосы у Анджи совсем развились, а крупный нос покраснел и особенно бросался в глаза, мы же с вами, читатель, знаем, что Анджи остро нуждается в любой помощи, какую ей способны оказать косметические салоны. Обветренная иссушенная кожа ее совсем не красит – как и белое подвенечное платье, на котором она настояла. Цвет его был беспощадным – голубовато-белым, а не белым, отдающим в желтизну, который к лицу практически всем. Невесты в вопросе о подвенечном платье часто утрачивают всякий вкус, и Анджи не составила исключения. Есть вещи, в которых деньги не подмога. Клиффорд, стоя рядом с ней, вспомнил хрупкую женственную красоту Хелен и запнулся на своем «да!». Но Анджи ткнула его локтем, и слово было сказано. Вот так-то.
Клиффорд и Анджи жили иногда в Белгрейвии (снимали дом помпезно великолепный с чересчур обширными комнатами, для картин в самый раз, но для людей страшноватыми), а иногда в Манхэттене (в башенке небоскреба с видом на Центральный парк, настолько огражденной от посягательства грабителей, что доступ туда на законном основании занимал десять минут). Крошка Барбара находилась в полном ведении чреды английских дипломированных нянь.
Когда ее родители отбывали в Нью-Йорк, Барбара оставалась в отданном под детскую крыле дома в Белгрейвии. Анджи говорила, будто Нью-Йорк опасен для детей, но Клиффорд прекрасно понимал, что девочка ей просто мешает. Беременность свою роль сыграла, ребенок же был вроде ни к чему. Клиффорд уделял Барбаре все свое свободное время. Но он был очень занят и свободным временем практически не располагал. Она была тихой, послушной девочкой и оставалась такой – слишком уж тихой, слишком уж послушной. Новые вексфордовские знакомые были светскими, пожилыми и скучными. Всякие там писатели, художники и чудаки Анджи не интересовали. И Клиффорд томился от скуки и уныния – но, конечно, так ему и надо. Не исключено, что Клиффорд на четвертом году брака с Анджи позволил себе отойти от буквы закона, занимаясь делами «Леонардо» (в Нью-Йорке), именно потому, что был так несчастен.
ДИТЯ И МАТЬ
Это был тот год, когда Нелл, достаточно счастливо устроившаяся у Килдейров в Приграничном питомнике, сдавала экзамены за среднюю школу – искусство, история, география, родной язык, математика, введение в точные науки, понятие о религии, рукоделие, введение в агрономию, французский. Она успевала по всем предметам, кроме математики, и особенно – по французскому языку. «Ты говоришь прямо как урожденная француженка», – хвалила ее учительница. Вы и я, мой верный читатель, знаем, в чем заключалась причина, хотя сама Нелл забыла. Теперь она редко думала о том, что с ней было, прежде чем она оказалась в Руллине, – подростки предпочитают жить настоящим, а прошлое и будущее пусть сами о себе заботятся.
Она интересовалась мальчиком, которого звали Дей Эванс, но ее интерес вверг его в такой благоговейный страх, что тем дело и кончилось. Она была слишком уж сногсшибательна для обычного школьного класса – пышные кудрявые золотистые волосы (постоянная стрижка наголо в детском приюте была очень для них полезна, так во всяком случае утверждает моя парикмахерша), тонкий прямой нос, пухлые губы, ясные быстрые глаза, медленная чарующая женственная улыбка.
Ну а ее единоутробный брат Эдвард и ее два родные брата, близнецы Макс и Маркус? Читатель, кто, собственно, сказал, что дети влюбленных – сироты? Хелен, которую вновь судьба и Анджи лишили Клиффорда, ее единственной неугасимой вечной любви, посвятила все свое внимание детям, и это пошло им на пользу. Эдварду было теперь 12, а близнецам Максу и Маркусу – 8. Трое мальчиков! И у них была еще единокровная сестра, Барбара, дочь Клиффорда и Анджи. В день, когда родилась Барбара, Хелен думала, что умрет от боли, горя и ревности, до того все эти чувства ее душили. Никому в мире не следует ненавидеть младенца, да еще такого тихого, как Барбара, и Хелен это знала и все равно ненавидела. Ничего не могла с собой поделать. Новорожденная отняла у нее Клиффорда, ввергла ее и ее детей в пучину бедствий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107